Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя - Сергей Демченко

Займёмся ими тогда, когда подтает как следует земелька. Сын гор просветил меня, что жертв среди собак могло быть куда меньше. Но разогнавшаяся голодная стая словно обезумела, и задние, напирая, не давали вырваться из-под губительного пламени и стрельбы передним.

Нос же со своими людьми тоже некоторое время провёл в осаде, не открывая дверей и время от времени стреляя для развлечения в наглеющие голодные пасти, кружащие с рычанием вокруг насосной и клацающие клыками под надёжной дверью. Позавчерашний неожиданный рейд из наших семи бойцов на джипе, вооружённых двумя огнемётами, картечными гранатами и поддержанный тут же вылетевшими из насосной стреляющими часто и точно «лесниками», разметал обложившее строение кольцо. Собаки, зализывающие раны ещё от первого поражения, не выдержали.

Кинувшись на прорыв, уходящие от пуль псы порвали напоследок ногу «леснику» Степанову, трусливо поджали хвосты и откатились, — уже за самые дальние сопки.

И теперь оттуда, нет-нет, но слышался одиночный или парный вой жалующейся на худую жизнь глотки…

— Нужно их совсем выметать, ака. Их не так много осталось, Шариков этих. Устроить полную облаву…

— Сабир, я не намерен тратить патроны и терять людей, воюя с глупыми комками шерсти. У нас и так хватит других забот, чем гоняться всю зиму за сворой по бурелому, тратя силы и ресурсы. Да мы и не лоси, поэтому нам их в лесу, по снегу, практически не догнать. Будем уничтожать их по мере необходимости, выходя по делам. Меньше троих, кстати, никуда чтоб пока не выходить. Они теперь учёные. Как увидели — пристрелили для острастки пару — и всё. Им этого вполне для усиру хватит. Думаю, что более, чем на двоих, они уже не нападут. Скоро они и сами сожрут друг друга. А до этого по ночам сами и почистят нам ту «жаренную яму». Бросьте туда крысиного яду. Больше толку будет. — Я не стал вдаваться в более пространные объяснения. — Соберите всех. Хочу познакомиться с новыми людьми.

Во время нашего разговора наши новые «жители», стоявшие поодаль и пока ещё не слишком принимаемые нами в записные свои, старались особо не разбегаться по двору. Видимо, и они ждали, что я захочу с ними «погуторить».

По неписанному правилу, заведённому Славиком, они после возвращения на Базу сдавали пока оружие под замок. Вроде как так и надо. На всякий, так сказать, пожарный… И, словно невзначай, — при их появлении в любой точке двора, или при возвращении из совместных с моими патрулей, — всё внимание моих людей «дарилось» им всюду и в полной мере.

Они всегда были под постоянным присмотром и прицелом, чего уж там…

Интересно, что никто из них не выражал при этом никакого возмущения. Видимо, в части ко всему привыкли. Их никто не звал, но их приняли. А раз у хозяев для гостей такие порядки, — отчего ж возражать?

Должен сказать, что они так и не побывали внизу и ничего не знали о состоянии наших возможностей. Исключение составил лишь Лёва, да и то, — допущенный не далее помещения, в котором был спешно оборудован своего рода «госпиталь». Никто из наших не сболтнул бы чужаку, как утроен наш быт и чем мы располагаем. Даже среди всех нас право прямого доступа в сами наши закрома имеем лишь я, Упырь и Шур. Ну, иногда туда может заглянуть Сабир. Да Юрий с Хохлом, но только в сопровождении кого-то из нас, идущих вроде бы по делам сзади…

И на это, слава Богу, никто пока не обижался. Понимают, — время неспокойное. Сейчас все новички, кроме Лёвы, до сих пор прыгающего на одной куриной лапке среди женщин внизу, — все скромно толкались в уголочке. И явно выражали желание поговорить, расставить акценты и уяснить позиции.

Да, пока они здесь. Они сыты и в безопасности. Их обстирали и обогрели. Как добросовестно и от души, вежливо и тактично принятых гостей. Однако, несмотря на проявленное усердие на новом месте, они пока были чужими. Гостями. Трудолюбивыми, не слишком назойливыми, полезными, но гостями. Сегодняшний разговор должен определить их дальнейший статус. И степень возможной доверительности и теплоты взаимоотношений.

Между нами и ими, как новыми членами Семьи. Или же соседями? Что меня не совсем устраивало. На своём собственном дворе я не был намерен терпеть чьего-то стороннего авторитета. Пусть даже в их собственной кучке.

Если что — вручим обратно оружие, по паре сухарей на дорогу — …и мы снова по разные стороны. С правом прибить их, когда нам вздумается.

Отчего-то я уверен, что ребята это ох, как понимают…

Я, кряхтя от не отпускающей пока слабости, колорадским жуком забираюсь на помост вдоль забора.

— Круглов, будьте любезны, подойдите с людьми. — Я намеренно не говорю ему «со своими людьми». Всё, что здесь живёт, вошкается, сопит, жрёт, крутится и бегает по нужде, принадлежит мне. Даже гости. Даже их вонючие носки и драные тельники. К этому им придётся привыкать.

Все четверо разом поворачиваются и бодренько трусят ко мне. По ходу, понимание этого нюанса хлопцы обрели давно. И, как по команде, в спины бегущих синхронно развернулись стволы Вурдалака и Хохла. Вроде как из любопытства.

— Здравия желаем, товарищ Босс! — Круглов, высокий плотный парень лет двадцати восьми, полон серьёзности момента. Мне стоит некоторого труда не прыснуть.

— Здравствуйте, бойцы. Сразу доведу до сведения ваших нервных военных импульсов, что армейская субординация в её строе-парадном варианте здесь абсолютно неуместна. У меня нет ни привычных вам плаца, ни тумбочки дневального с флажком наперевес. Нет и придурковатого генералитета. Нету фуражек и соответствующих погон, как видите. Нет тупых смотров войск и изнуряющих парадов «по случаю». Здесь нет каждодневной идиотской муштры и общения на «так точно» и «никак нет». Здесь не обивают стены дурными плакатами и не красят травы. Вместо этого здесь много обычной работы. Тяжёлой и нужной. Зато здесь приветствуется искренняя дружба, взаимовыручка, преданность и дисциплина. И ещё один важный момент попрошу обязательно учесть. Босс — это не фамилия и не звание. Я не директор Мунглимской мыльной компании и не начальник деревенского ЖЭКа. Это скорее Положение. В связи с этим, прежде чем предложить вам стать равными среди нас я, как «босс», сперва предложу вам нечто другое. Я не стану рассыпаться перед вами в длинных речах и прочей ерунде, но по существу предложу вам абсолютно небольшой и деловой выбор. Или вы, — все и всё из вас, здесь присутствующих, включая ваших накормленных вшей и мешками висящие на вас латанные тряпки, — даёте клятву подчиняться только мне, признав меня своей высшей и единственной нынешней властью. И при этом признаёте моё исключительное право распоряжаться вашими судьбами. А если потребуется, то и жизнями, на общее благо Семьи. Как дали изначально мне это право те, кто уже окружает меня. Если вы становитесь членами семьи, о чём я сейчас и подумаю, эти же блага, как и право на защиту, станут распространяться и на всех вас. Либо в течение трёх минут вы, по одному, и празднично подняв, как на рок-фестивале, руки, выходите за ворота и тихо ложитесь лицом в снег. На расстоянии не менее пятидесяти шагов от ворот. Вслед за вами мы спускаем вам в мешке со стен ваше разряженное оружие и по половине магазина патронов на лицо. Один из вас подходит и забирает всё это. И после этого вы вольны идти, скакать, плыть или лететь синицей в любую нужную вам сторону. Предупреждаю: ваше решение не должно быть продиктовано отсутствием у вас альтернативы, а быть предельно искренним. Ибо я чувствую фальшь даже в скрипе открываемой двери…

Ни словом, ни жестом мой монолог не был прерван. На лицах не дрогнул ни единый мускул. И это тоже сказало мне о многом. Когда человек выслушивает собственный приговор с каменным выражением сопатки, это может значить только одно, — он не трус и достоин уважения…

— И ещё, — любая попытка выражения недовольства хоть здесь, хоть за воротами, или угроза вашего нападения, будут служить нам сигналом к вашему немедленному и полному физическому уничтожению. Других предложений или каких-то «взаимоприемлемых», как модно говорить, компромиссов и торгов, здесь не будет. Ни сейчас, ни в дальнейшем. Я сказал всё. У вас осталась минута. Выбирайте.

Ещё секунды две-три этот маленький строй, застывший, как школьники перед директором школы, старательно не выдавал ничем своих эмоций. Затем вперёд решительно выступил всё тот же Круглов:

— Босс, мы принимаем эти условия. От начала и до конца. Даём слово чести. Это не громкие слова, а скорее, понимание ситуации. Все здесь присутствующие из нас — кадровые офицеры и служащие. За исключением младшего сержанта Луцкого. Я знаю, что могу говорить от имени их всех. Мы служили той стране. И, смею вас заверить, служили честно. Пусть теперь наши тела и наши руки принадлежат вам. Это будет как-то…правильно, наверное…

Что ж, ответ прямой, грамотный. Как я вижу по речи, ребята здесь собраны с башкой, в которой приятно булькает высшее образование. Это тоже может здорово нам помочь в наших дальнейших делах и планах.