Титан (другой перевод) - Джон Варли

То, чего ей на самом деле хотелось, было предельно просто, но так труднодостижимо. Сирокко, как и всем прочим, хотелось любви. Но ведь Билл сказал, что любит ее, — так почему она этим же ему не ответила? Она тогда подумала, что успеется. Но вот он умирает — и смерть его ляжет на ее совесть.

Еще Сирокко хотелось приключений. Они влекли ее с самого детства — начиная с первой раскрытой книжки комиксов, с первого репортажа из космоса, увиденного широко распахнутыми детскими глазами, с первых черно-белых боевиков и цветных вестернов на плоском экране. Жажда свершить что-нибудь такое отважное и героическое никогда ее не покидала. Именно эта жажда оттолкнула ее от карьеры певицы, которой так хотела видеть Сирокко ее мать, и отталкивала впоследствии от роли домохозяйки, которую пытались ей навязать все кому не лень. Сирокко хотелось, лихо орудуя бластером, обрушиваться на базу космических пиратов, вместе с кучкой отчаянных революционеров пробираться сквозь дремучие джунгли ради ночного налета на вражескую твердыню, искать чашу Грааля или уничтожать Звезду Смерти. Повзрослев, Сирокко ухитрялась находить все новые и новые причины, чтобы сначала улиткой проползти через университет, чтобы тренироваться и закаляться — и в конце концов вышколить себя так, что, когда выпал шанс, ее, именно ее, а не кого-то другого, выбрали для этой самой экспедиции на Сатурн. Не больное честолюбие, а отчаянная жажда дальних странствий, неоткрытых земель и небывалых подвигов — вот что в итоге все-таки привело ее на палубу "Укротителя".

Теперь Сирокко получила желанные приключения. В полной мере. Вот она плывет в жалкой скорлупке внутри самого титанического строения, какое когда-либо являлось человеческому глазу, — а любящий ее мужчина умирает.

Восточный Гиперион оказался страной покатых холмов и широких равнин, утыканных одинокими деревьями — примерно как в африканской саванне. Офион все сужался и ускорял бег, одновременно невесть отчего становясь холоднее.

Пять-шесть километров они проплыли, целиком полагаясь на милость реки, мимо невысоких утесов, обрывавшихся у самой водяной кромки. На быстринах «Титаник» становился неуправляемым. Сирокко дожидалась, пока река станет пошире и можно будет высадиться.

Наконец она высмотрела такое место — и добрых два часа они с Габи, вооруженные шестами и веслами, отчаянно боролись с течением, чтобы причалить к скалистому берегу. Боролись из последних сил. В довершение всех несчастий припасы на «Титанике» уже кончились, а Восточный Гиперион особенно изобильным на еду не выглядел.

То и дело поскальзываясь на отполированных рекою камнях, женщины все тащили и тащили «Титаник» на берег, пока не удостоверились, что их суденышко вне всякой опасности. Билл ничего этого не чувствовал. И уже давно ничего не говорил.

Затем Габи заснула мертвецким сном, а Сирокко осталась приглядывать за Биллом. Чтобы тоже не вырубиться, она решила обследовать окрестности в пределах метров ста от стоянки.

В двадцати метрах от кромки воды поднимался невысокий берег. Сирокко не без труда на него вскарабкалась.

На вид Восточный Гиперион казался идеальным местом для земледелия. Его широкие просторы очень напоминали желтые пшеничные поля Канзаса. Кое-где иллюзию нарушали ржаво-бурые участки и другие, бледно-голубые с примесью оранжевого. Все это струилось на ветру будто высокие травы. Повсюду двигались темные тени — причем облака плыли так низко, что в оврагах от них даже при свете дня клубился туман.

Дальше к востоку холмы уходили в сумеречную зону Западной Реи, постепенно зеленея от буйных лесов, но вскоре теряя зелень и превращаясь в дикие голые скалы. А к западу, где земля разглаживалась, под солнцем поблескивали мелкие озера и топи болот с живучими ильными рыбинами. Еще дальше темнела зелень тропических лесов, а выше по изгибу опять расстилались равнины, что исчезали в сумеречной зоне Океана с его замерзшим морем.

Обозревая дальние холмы, Сирокко заприметила группу животных: черные пятнышки на желтом фоне. Два-три пятнышка казались крупнее остальных.

Уже собравшись вернуться к палатке, она вдруг услышала музыку. Музыку столь слабую и далекую, что Сирокко тут же поняла: она уже, сама того не сознавая, давно ее слышит. Сначала шла стремительная россыпь тонов, затем долгая нота — поразительно сладкозвучная и чистая. Музыка словно пела о покое, о тех мирных краях, которые Сирокко уже не чаяла увидеть. И еще музыка эта казалась знакомой как мамина колыбельная.

Сирокко вдруг поняла, что тихо всхлипывает. Она застыла на месте — а заодно с ней замер и ветер. Но музыка уже пропала.

Титанида нашла их в тот самый момент, когда они уже снимали палатку, готовясь перенести Билла в «Титаник». Она стояла на вершине утеса, куда днем раньше взбиралась Сирокко. Женщина решила подождать, что сделает титанида, а та, казалось, ждала того же от нее.

Самым очевидным названием для застывшего на вершине утеса существа было «кентавр». Нижняя часть его была конская, а верхняя — настолько человеческая, что сходство даже ужасало. Сирокко просто глазам своим не верила.

Причем существо не было похоже ни на кентавров, как их представлял себе Дисней, ни даже на классический античный образец. Да, шерсти на нем хватало, и все же самой приметной чертой оставались участки с голой кожей. Громадные разноцветные каскады волос располагались на голове и хвосте, над копытами всех четырех ног, а также на предплечьях существа. Но самое странное — густые волосы росли у него меж двух передних ног. Именно там, где у любого нормального коня — которого то и дело силилась представить себе Сирокко — не было ничего, кроме гладкой шкуры. Наконец, если не считать некоторых украшений, на удивительном существе с пастушьей палкой в руке не было никакой одежды.

Сирокко не сомневалась, что это и есть одна из тех титанид, которых упоминал Кельвин. Вот только в его перевод свистолетской фразы вкралась одна явная ошибка. Оно — вернее, она, раз Кельвин сказал, что все титаниды женского пола, — имело не шесть ног, а шесть конечностей.

Сирокко шагнула вперед — и титанида тут же приложила руку к губам, а затем резко выбросила ее вперед.

— Осторожно! — крикнула она. — Пожалуйста, осторожнее.

Долю секунды Сирокко недоумевала, что имеет в виду титанида, — и тут же оказалась в еще большем недоумении. Ибо говорила титанида ни на английском, ни на русском, ни на французском — короче, ни на одном из известных Сирокко языков.

— В чем… — Сирокко помедлила и откашлялась. Некоторые слова звучали очень высоко. — В чем дело? Нам что-то угрожает? — Вопросы ставились твердо, что требовало довольно сложного форшлага.