Журнал Наш Современник №6 (2002) - Журнал Наш Современник

Миргородский рассказал нам и легенду о том, как однажды татары, преследуемые славянами, не смогли переправиться через Тихую Сосну и утопили в глубоком месте награбленные сокровища, зашитые в воловьи шкуры. За ними потом ныряли местные жители, но не вытащили — такая глубокая была река. В шестидесятые годы ходили слухи, будто Тихую Сосну желают почистить американцы, — с условием, что возьмут себе за труды ценности, найденные на ее дне. Слухам было на чем обосновываться. Интересно, что в “Слове о полку Игореве” есть такие строки: “...поют славу Святославлю (киевский князь Святослав Всеволодович разбил половцев в 1184 году — за год до печально известного похода Игоря, взял в плен половецкого хана Кобяка) и кают (жалеют) князя Игоря, иже погрузи жир (потопил богатство) во дне Каялы, реки половецкия: русского злата насыпаша ту”. Это, видимо, в переносном смысле, ибо река Каяла как бы не существовала, в переводе это — “печаль”. Но кто знает?... “И опять на реце на Каяле тьма свет покрыла, по Русской земле прострошася половци”...

Как бы там ни было, а лично я американцам бы не позавидовал. После войны местные жители бросали в Тихую Сосну оставшиеся мины, гранаты. До сих пор в реке находят затонувшие боеприпасы и даже орудия. То есть она стала еще и кладбищем оружия. Я находил на дне реки в детстве круглые венгерские гранаты, ходил по лежавшим на ее дне снарядам. Да и кому и где позавидуешь в такой работе, как очистка природы от мусора? Чистят, к примеру, сейчас бедную Везелку (называют также Везелицей) в Белгороде, близ которой живу. Эта речка, протекающая через областной центр, в которой еще лет десять назад было полно раков, стала местом сброса разного мусора, канализационных отходов. Нынешние недоросли, любуясь ее видами, бросают в реку пивные и прочие бутылки — ими буквально устлано дно — если чистить — можно, действительно, добыть целые клады стеклотары. Нет дела до губителей природы и прогуливающимся по берегам реки блюстителям общественного порядка. Вот и “не плюй в колодезь... ”.

На южную окраину России в Дикое поле, тогда еще половецкую степь с ковылями и парящими над ними орлами, бежали от польских и своих панов украинцы, а также невольные и вольные русские люди (в поисках земли), оседали на берегах Тихой Сосны, перекрестно прозывая друг друга хохлами или кацапами-москалями, сходясь и женясь при этом, несмотря на некоторую разницу в языке и обычаях. Отец мой — с Украины, мать — “московка”. Установил как  будто и происхождение фамилии Гирявенко. Может быть, кому-то покажется, что уделяю чрезмерное внимание своей персоне. Уверяю, это не из тщеславия, а просто из интереса, желания докопаться до своих корней. Если бы каждый мог выяснить подобное, сделалось бы большое дело для всех...

В Беловском районе Курской области есть село Гирьи — возле устья реки Гирья, впадающей в Псел. Название села — от имени реки, а она — от украин­­ского “гирло” — “устье”. И я уверен, что моя фамилия ведется от реки... Пытался узнать и о происхождении села Матренка, откуда родом мать и прабабушка — ее и звали Матреной. В Липецкой области есть село Верхняя Матрена — названо по реке Матренке. Текла речушка с таким названием, вероятно, и возле материнского села, но потом превратилась в ручей и болото. Есть село Битюг-Матренка в Воронежской области. Название двойное — тоже по одноименным рекам. В переводе с тюркского “матренка” будто бы от “матурлык” — “красота”. Но материнское село — у болота (какая уж там красота!) и раньше именовалось Погибелкой — то ли сеча была когда-то ужасная, где много славян погибло, то ли потому, что из болота приходили к людям и животным болезни, а значит, гибель. Раньше считал, что Матренка, тем паче Русская Матренка (на карте прошлого века — Матрена) означает поселение с боевой и веселой женщиной во главе, своего рода местной амазонкой, и не найти более русского названия. А тут... доказывают, что и знаменитые русские игрушки — матрешки, которые всегда покупают иностранцы как чисто русскую символику (вместе с лаптями — для них символом бедности и отсталости России), — придумали иностранцы, в частности, японцы. Может быть, складные игрушки они и придумали, но что именно матрешки или ваньки-встаньки — тут уж, думаю, извините... Зато древнеримских матрон к нашим Матренам уж точно не лепят: куда там, мол, до такой “знати” русским бабам с их щами-лаптями...

 Тихая Сосна становилась рекой братства русского и украинского народов — невероятно сильных, выносливых и смелых людей. Украинцам, прибывавшим на Тихую Сосну с 1652 года и строившим у реки селения, сторожившим города, по царской грамоте разрешалось, как защитникам отечества, заниматься всякими промыслами, рыбной ловлей, владеть угодьями. Известен наказ князя Воротынского таким людям: “А которые сторожа, не дождавшись смены, со сторожи уйдут и в то время государевым украйнам от воинских людей учинится война, тем сторожам от государя быть казненными смертью”.

О том, какая рыба водилась в Тихой Сосне и сколько ее было раньше, привел пример в очерке “Тихая Сосна” И. В. Овчаренко: “В 1699 году воро­нежский епископ Митрофаний писал острогожскому полковнику Ф. И. Кукалю: “Пожалуй, Федор Иванович, прикажи промыслить свеженькова осетрика да белужины свежей. Сим твоим жалованьем за то плательщики. А у нас на Воронеже взять и сомины негде”.

Итак, промыслить осетринки в Тихой Сосне не было проблемой. О рыбе, водившейся раньше в водах нашей реки, я вычитал также следующее. В газете “Сельская жизнь” за 17 августа 1991 года под рубрикой “Самая, самая...” говорилось о том, что в реке Тихой Сосне была поймана самая крупная осетровая рыба. Одной икры в ней было 245 килограммов! А весила она в целом 1227 кило­граммов! Поймана была не так уж давно — в 1924 году, за сорок лет до начала мелиорации и строительства на берегах Тихой Сосны заводов и животноводческих комплексов со всеми вытекающими оттуда последствиями. По Сабанееву, в Дону и составляющих его малых реках водились в прежние времена, точнее, заходили туда на нерест, белуги и покрупнее.

Трудно даже представить сейчас такую рыбу в тихой нашей реке. Но у меня нет сомнений в ее былом существовании, — после того, что видел в детстве своими глазами. Так, однажды шел в соседнюю Мухо-Удеревскую школу с ребятами-односельчанами. На Прорве — рукаве большой реки, образующей ерик (с восточного — “арык”) — узкую и быструю речушку у села, — есть широкий, но мелкий заливчик. И вот видим в тумане — кто-то там барахтается. Думали сначала, что купальщик. Оказалось, что на отмель, видимо, за мальками, вышел сом, длиной метра полтора, то есть — с каждого из нас ростом. Мы взяли лежащие у верб палки и кинулись перехватывать сома. Он ворочался под ногами. А потом устремился, как торпеда, в сторону большой реки, — сбил кого-то из ребят с ног и скрылся в глубине.

Другой раз, в мае 1969 года, видел, как на том же ерике сом гонялся за утятами; как ходил по речке сазан — килограммов на десять. Тогда же я ловил с напарником по вечерам на подергушку здоровенных голавлей и жерехов. Местные жители (село было многолюдное) ловили рыбу сетями, бреднями, вершами, но ее не убывало. Сосед Н. Я Гуженко однажды поймал в вентерь сразу двух сомов весом 16 и 8 килограммов.

Случалось, что после ливневых летних дождей вода, устремляясь по прибрежным оголенным дорогам к реке, вымывала вместе с черноземом и сносила в ерик больших червей-выползков. И среди бела дня у впадающих в реку мутных потоков брал сом. Да как брал! — только закинешь удочку — и он уже тащит поплавок ко дну.

С односельчанином дедом Желобком, Клешневым по фамилии, был такой случай. Он ловил рыбу на большой реке за Панским мостом. Отвлекся. И что-то утащило удочку — увидел ее под другим берегом возле лозы и камышей. Не долго думая, поплыл следом. Взялся за удилище. А снизу что-то схватило его за ступню. Хорошо, что лоза была рядом, уцепился за нее. Еле вырвал ногу, — как в тисках побывала, — рассказывал. Кожа оказалась сильно ободранной.

Мой отец, Митрофан Васильевич, рассказал о другом случае. Он ловил рыбу под соседней Зосимовкой. Местная жительница поинтересовалась уловом и посоветовала ему: “Не здесь нужно ловить, а вон у тех кладок”. Показала ободранную ступню. Она стирала вечером белье, потом села на клади, свесила ноги в воду, и сом напал на нее — принял, видимо, за добычу.

Я был очевидцем и участником следующего происшествия. Пришел порыбачить к вечеру на Крутой яме, близ устья ерика. Речка там делает изгиб, берег обрывается — с него мы прыгали вниз головой в бездонную воду. Глубина  была большая — никто из нас, ребят, не доставал дна, да и боялись почему-то погружаться в темно-зеленую бездну. Под берегом в воде чернели подмывы.

Наживил пескаря и забросил удочку. Солнце еще жарило, живец погружал временами и таскал поплавок, а иногда его закручивало в водоворот. И вот поплавок потонул в очередной раз и не выныривает. Подсек. Леска натянулась. Дернул сильнее, — как за корневище какое-то зацепился. Леска была толстая, 0,4 миллиметра, и крючок стальной, кованый. Взялся за леску, дергаю. И вдруг чувствую какое-то движение. Подумал, что крючок зацепился за берег, и кусок его теперь обвалился. Но “кусок” медленно и неуклонно отваливал от берега. Удочку стало сгибать. Нечто в глубине шло к середине ямы. Удочку согнуло дугой, а я оказался на самом краю обрыва. Испугался. Кругом — ни души. Что делать? Надо было бросить удочку в воду и бежать за острогой. Но не догадался это сделать. Потащил изо всех сил. Леска взвизгнула, и я упал. Крючок был сломан...