Весенней гулкой ранью... - С. Кошечкин

"Золотая монета!".

Собираясь на Дни советской литературы в Грузию, я перечитал письма

Есенина, связанные с Кавказом. Одно из них - от 20 марта 1925 года -

начиналось словами: "Милый друг Тициан!" Пронзительная интонация обращения к

грузинскому поэту Тициану Юстиновичу Табидзе заставила еще раз ощутить

красоту дружбы двух замечательных художников слова, их верность высокому

чувству братства.

Эта есенинская фраза вспоминалась мне и на торжественном открытии Дней

- оно проходило 28 октября 1978 года в зале заседаний Верховного Совета

Грузинской ССР. В речах ораторов не раз звучали имена писателей, которые

оставили на древней благодатной земле частицу своего сердца: Пушкин и

Ахундов, Грибоедов и Сундукян, Маяковский и Есенин - сколько прекрасных

талантов одарила любовью и лаской родина Руставели! Память об этом

неизгладима.

После Тбилиси писателей встречали районы республики - Абхазия, Аджария,

Кутаиси, Телави, Гори, Цхинвали...

Автору этих строк дорога выпала в Западную Грузию - Ванский район. Надо

ли говорить, с какой радостью отправились мы - мои друзья и я - в неблизкий

путь! Нам предстояло не только познакомиться с прославленными виноградарями

и чаеводами, увидеть осеннее великолепие гор и рек, но и поклониться местам,

где родились знаменитые певцы Грузии - Галактион и Тициан Табидзе.

Ночь в дороге, и вот она - заповедная земля, берег Риони, деревня

Шуамта. Дом-музей Галактиона. В небольшой комнате, где в зрелые годы любил

работать поэт, все сохраняется так, как было при его жизни. Под окном куст

сирени, некогда воспетый в раскованно-звучных стихах. В другой, основной,

части дома - вещи семьи, предметы домашнего обихода...

В какой-нибудь сотне шагов от дедовского очага Галактиона - отчий кров

его двоюродного брата Тициана. Входим через калитку в зеленый двор, под

ветви старого орехового дерева. Потом по приступкам поднимаемся на открытую

веранду. Она, как и весь дом, стоит на невысоких каменных столбах - повыше

от грунтовой влаги. Дом большой, стены - из каштановых бревен: дольше

сохраняются. Просторная комната, кровать, стулья, старинный письменный

стол... Здесь 2 апреля 1895 года родился Тициан Табидзе. Они с Есениным были

ровесниками, одногодками...

Тициан, как и другие новые друзья Есенина, состояли в литературной

группе "Голубые роги", созданной ими же в 1915 году (это название поэт

"обыграл" в стихотворении "Поэтам Грузии": "Вино янтарное в глаза струит

луна, в глаза глубокие, как голубые роги"). Ко времени приезда русского

лирика в Тифлис участники группы уже с иронией относились к своим былым

увлечениям эстетскими теориями, к придумыванию бутафорского мира,

населенного образами бесплотных героев. Литераторы, в первую голову Паоло

Яшвили и Тициан Табидзе, искренне стремились постичь суть революционных

начал, воплотить свои новые ощущения в живом поэтическом слове.

Отсюда, из родных мест Тициана, мысленно переношусь в Тбилиси, к тем

дням и неделям, которые Табидзе и Есенин провели вместе.

Тициан и Паоло Яшвили встречали Есенина на тифлисском вокзале. Перед

отъездом в Москву поэт увлеченно читал друзьям "Анну Онегину", а потом

спрашивал каждого: "Ну, как?"

Тициан и Шалва Апхаидзе были первыми грузинскими слушателями

"Возвращения на родину".

Тициан, Паоло, Валериан Гаприндашвили сходились с Есениным на квартире

журналиста Николая Вержбицкого, где останавливался московский друг. "Есенин,

- писал Вержбицкий, - встречал их как дорогих гостей, просил извинить за

тесноту, за скромность угощения. Мы садились за стол, и тут не было конца

разговорам о поэзии. Читали стихи по-русски и по-грузински. Паоло тут же

сочинял остроумные литературные частушки и эпиграммы, Тициан рассказывал о

красотах Рионской долины, Сергей пел про Рязань и читал стихи". Засиживались

далеко за полночь.

Нина Табидзе, жена поэта, вспоминала: "Живя в Тбилиси, Есенин часто

бывал у нас уже как свой и близкий человек... Чувствовал себя

по-домашнему..."

Влюбленный "смертельно, без границы" в родную землю, ее поэзию, богато

одаренная личность, человек открытого сердца, Тициан почувствовал в Есенине

самобытный художнический талант. И воспринимал есенинские строки с глубоким

пониманием их исповедальной сути: "Стихи твои - рваная рана, горение, боль, воспаленной души непокой".

Тициан видел, что русский поэт находится в творческом угаре, что в нем

идет внутренняя борьба, он стремится вырваться из "объятий" старого, надоевшего образа жизни.

У Есенина немного было таких друзей, как Тициан. Их беседы были

беседами понимающих друг друга людей, знающих Цену вырвавшегося из-под

самого сердца слова, постигших то, о чем редкий имеет определенное

представление, - постигших поэзию.

Тициан помнил великое множество стихотворных произведений и мог их

неподражаемо читать. Однажды он облюбовал поэмы Важа Пшавела, и Есенин

услышал звучание классического грузинского стиха и его подстрочного

перевода. Это был старинный рассказ о хевсуре, обретшем чудодейственное

умение понимать пение птиц, рев зверей, шепот трав. Ему не представляло

труда узнать думы каждого растения. С ним стали говорить воды и леса - весь

мир природы раскрыл перед ним живую душу свою...

"Есенин волновался, метался, не находил себе места... - вспоминал о том

вечере Георгий Леонидзе. - А Тициан все поддавал жару.

Есенин не находил слов - так он был рад совпадению его и Важа отношения

к зверям, к природе.

- Это я должен перевести! - воскликнул Есенин".

И как жаль, что это намерение не смогло осуществиться!

По словам Нины Табидзе, бывая в их тбилисской квартире, Есенин "много

рассказывал о своей деревне, о матери, о сестрах".

...Отсюда, из отчего дома Тициана, будто бы слышу сквозь годы

неторопливую беседу двух друзей. Им было о чем потолковать, ведь, как

подметил Есенин, "поэт поэту есть кунак".

"Под ливнем лепестков родился я в апреле. Дождями в дождь белея, яблони

цвели" - эти слова, которые позже зазвучат в знаменитом стихотворении, мог