Григорий Явлинский - Виктория Колобова

Эти и подобные мысли стали своеобразным рубежом в личностном росте Г. А. Явлинского. Изучив теоретически, испробовав на собственном опыте (а он жил и живет в Москве и прекрасно знает, что такое гиперинфляция и прочие сюрпризы реформ, проводимых Гайдаром, под руководством Ельцина) процесс реформирования, он не отошел, а отшатнулся в оппозицию. Так уж устроен человек: для того, чтобы открылась в нем новая сила, надо создать противодействие как основу для ее раскрытия. Противодействие было мощным, особенно если вспомнить кровавые октябрьские события. Он запасся еще одной парой белых перчаток, кислородной подушкой, педантично оделся и пошел на выборы в Государственную Думу с вполне определенными оппозиционными настроениями.

Настроения, взгляды, сформировавшиеся в 1992–1993 годы, стали основополагающими для всей его дальнейшей политической деятельности. Однако именно эти годы представляются мне наиболее сложными для описания. Если в предыдущий период он то поднимался на высокий пост, то спускался за свой письменный стол, го выступал перед парламентом… То в эти годы его активность, хоть и стала еще более напряженной, но акцент сместился в неосязаемую область идей, мыслей, в сферу познания и творчества. Пожалуй, кроме нижегородского лета 1992 года и выборов в конце 1993, больше и нет видимых поступков, действий, которые бы можно было анализировать и рассматривать.

Говорить о духовном мире, в котором живет человек, всегда трудно. Наверное, легче было бы описать словами язык музыки или пешком прогуляться на Марс. Но не поняв, какие страсти бушевали в его сердце в эти годы, мы не сможем понять, почему он поступил так, а не иначе в 1994, 1995 и последующих годах. Не сможем понять, почему в декабре 1993 года радостный гомон «яблочников» заглушил хрипатый голос Жириновского, обогнавшего их у самого финиша. Не сможем понять, почему Г. Явлинский долгие годы находится в меньшинстве, почему для многих своих соотечественников он остается «терра инкогнито». Не сможем понять, кто просит о помощи и каким образом Г. Явлинский собирается эту помощь оказать.

Умерла женщина в городе Лысьва Пермской области. Умерла от постоянного недоедания, хронической усталости, от обыкновенной пневмонии. Оставила мужу троих детей. Он отказался от своих троих детей и ушел на поиски сытой жизни. Приехала родственница, увезла их к себе на Дон. Стала воспитывать одна своих двоих детей и троих сирот. Полгода понадобилось ей, чтобы решить вопрос о выплате пособий трём детям, положенных им по закону. Одному Богу известно, как жила она и чем кормила пятерых детей.

Думает ли она о политике? Поддерживает ли демократию или тоталитаризм? Ей бы хлеба досыта, да чтоб дети не болели, а какое там государственное устройство, какой политический режим… Вряд ли она думает об этом. Но не спешите упрекать ее и подобных ей, путающих слово «рынок» и «базар», в неразумии, в отсутствии политической культуры и тому подобных грехах. Как знать, может быть, на этих неразумных земля держится? Только много ли у них сил? Умирают они, не успев вырастить своих детей. Уж очень трудно стало жить. И им самим, и их детям нужна помощь. Хлеб их горький и соленый, потому что потом и слезами полит.

Сейчас часто говорят об экономическом хаосе, о политической нестабильности, но мало кто вспоминает, что за всем этим слышится чье-то отчаяние, что за эти годы принесены невосполнимые жертвы, которые нечем оправдать. Боль утрат смешалась с надеждой, отчаянье — с верой. Большая пропасть образовалась между правителями и народом. Правители говорят о стабилизации, а народ не понимает их. Народ бунтует, тысячи людей выходят на железнодорожный путь, садятся на рельсы, блокируют движение. Они возмущены не только тем, что им уже два года не выплачивают зарплату, но и унижением своего человеческого достоинства. А правители не понимают их. Можно ли преодолеть эту пропасть?

Язык разума, светлого разума бессилен здесь. Язык чувств слаб и не найдет отзыва. Интуиция тоже бессильна. Пожалуй, лишь молитва, идущая от сердца, сможет преодолеть пропасть и будет повторяться из уст в уста, придавая хаосу очертания осмысленности.

Люди, погруженные в сиюминутные проблемы выживания, подчас не понимают происходящих перемен и не могут правильно реагировать на них. Полоснула молния августа 1991 года, заставив многих вздрогнуть в испуге, но мало кто понял истинный смысл произошедшего. Молния октября 1993-го года и вовсе оставила многих людей равнодушными, хотя именно тогда решался наиважнейший вопрос, определивший судьбу демократии в России. Нерв политической жизни, проходящий наверху, в верхних эшелонах власти и замкнулся. Большинство населения осталось безучастно к судьбам своих избранников — народных депутатов. Их не то, чтобы не поддержали, их просто не поняли.

Можно долго рассуждать об утрате инстинкта самосохранения, об утрате веры, об отчуждении народа от своих правителей. Можно даже обозвать весь народ, как это делают западные и американские исследователи, шариковыми и швондерами… Грязное дело — дело нехитрое. Куда труднее найти общий язык с людьми, вдохновить их не популистскими лозунгами, но идеей истины и увлечь за собой. Все эти упреки в адрес народа, рассуждения об отсутствии лидера, о том, что надо ждать несколько поколений, очень напоминают мне диалог воронов:

Ворон к ворону летитВорон ворону кричит:«Ворон, где нам пообедать,Как бы нам о том проведать?»Ворон ворону в ответ:«Знаю, будет нам обед;В чистом поле под ракитойБогатырь лежит убитый»…

Рановато нас еще хоронить. Я верю, что у народа есть еще творческие силы, есть вера и Бог. Я знаю, что есть и лидеры. И не перевелись еще богатыри на русской земле. В той темноте, которая сгустилась над страной, где бесправие и беззаконие стали нормой, где деньги с откровенной наглостью заняли место святыни, ориентироваться надо духовным зрением. И оно есть у многих людей. Есть духовное зрение у женщины, воспитывающей пятерых детей, есть духовное зрение у шахтеров, требующих защиты своих человеческих прав. Есть оно у врача, который, не получая зарплату месяцами, продолжает лечить людей бескорыстно. Есть оно у учителя, работающего за чисто символическую плату, да и ту получает через раз, потому что надо работать, потому что дети пришли на урок и ждут… Дерзну сказать, что есть духовное зрение и у Явлинского, который говорит:

— Надо слушать шаги Господа и следовать за ними.

Он много говорит о демократии, об экономических реформах, но, может быть, наиболее ценное из всех его программных заявлений следующее: