Покорная для Короля Нагов (СИ) - Герда Куинн

Они спали, уткнувшись друг в друга.

Крепко и спокойно.

Молодая Менна, заглянув сквозь шторы, улыбнулась. Тихо и безмятежно.

Глава 25

Эсмонд ненавидел графство де Лавиль, как и старого графа. Презирал его скотскую натуру. Была б его воля, этот мерзавец Сейдрик сейчас гнил в Башнях, а не попивал дешевый портвейн, протирая задницей кресло. Он гнал коня, словно одержимый, желая, наконец, узнать правду. Девчонка молчит. Делает вид, что все хорошо, пряча слезы. Днем с ее уст не сходит улыбка, а вот ночью она становится замкнутой. Он чуял ее страх, не понимая, чем он вызван. Она стала такой после встречи с отцом и скоро, очень скоро, он узнает ее тайну, даже если для этого потребуется казнить Лавилля. Король не остановится ни перед чем! Уничтожит, раздавит мерзкую букашку, лишь бы узнать правду.

И понять наконец в чем дело…

Остановив коня у центрального входа, не дожидаясь, пока кто — нибудь из прислуги откроет ему дверь, пинком сапога ее вышиб. Дверь только с виду была крепкой, а на самом деле доски давно прогнили, гвозди заржавели, впрочем, как и все здесь.

Интересно, куда эта вечно пьяная сволочь девает пособие, еженедельно ему выплачиваемое?

На шум прибежала какая — то девица, вереща при виде разъяренного Короля, упала перед ним на колени. А позже спустился хозяин этого убогого дома. Вонючей халупы. Пьяный граф.

— Ваше величество, по какому праву Вы вламываетесь в мой дом, устраивая погром?

Король еле сдержался, чтобы не убить старика на месте, удавить собственными руками, чтобы он больше не маячил у него перед глазами. Он бы так и сделал, но вовремя остановил себя, напоминая, зачем он явился сюда.

— Заткни свою пасть, Сэйдрик, пока я тебя не прикончил!

Граф мерзко хихикнул:

— Ты не сделаешь мне ничего плохого! Иначе Эйрин…

Эсмонд негодовал, кипел, готовый взорваться в любой момент. Он смотрел на Лавилля, словно охотник на дичь. Представляя, как он сжимает его шею, как с хрустом ломаются шейные позвонки…

— Не смей! Слышишь! Не смей упоминать своим поганым ртом ее имя!

Плеть со свистом рассекла воздух, а следом и грязную рубаху Лавилля, пропитывая ту кровью.

— Ах, так? — прижимая руку к ране, старик дерзко посмотрел на него. — Между прочим, я еще пока ее отец и мне кажется…

Ублюдок не договорил, снова корчась от боли, повизгивая и пятясь назад, ухватился за ушибленное место. Потом, что есть сил — бросился бежать. Прихрамывая и спотыкаясь, он бежал не разбирая дороги, слыша, как следом за ним идет Король.

Эсмонд только сильнее сжал плеть. Злой смех сотрясал все его тело.

— Тебе от меня не скрыться…

Быстро догнал его, приподнял за ворот рубахи:

— Что ты ей сделал? Почему она ходит, словно привидение по замку! Отвечай живо! Иначе?

Старик недоверчиво посмотрел на него:

— Иначе что?…

Король подтащил его к своему коню:

— Иначе я заставлю тебя съесть дерьмо моего коня. Ты уже однажды лизал мою обувь и должен подумать своей тупой головой, что я вовсе не шучу!

— Нет! Пожалуйста, нет… — задыхающимся шепотом взмолился старикашка. — Что Вы хотите узнать, сир?

— Услышать Ваш разговор! Слово в слово! И только попробуй мне соврать! Я распознаю ложь даже за километр! Тебе решать! Либо есть дерьмо, либо открыть правду!

— Может быть лучше поговорим в особняке Ваше Величество? У меня есть отличный скотч!

— На твоем месте, я бы уже начинал говорить! Твое херовое пойло воняет тухлятиной. Не удивлюсь, что подвал, где ты его хранишь заполнен крысами или их гниющими тушами. Ведь даже им нечего жрать!

— Хорошо… — поежился граф, глядя на разозлённого Нага. — Но боюсь, правда Вам не понравится еще больше, чем мое херовое пойло, сир…

Он заговорил. Рассказал всё. Слово в слово. Не останавливаясь, выложил, как на духу…

— Она Наг! — закончил он свой рассказ.

Тут же бросившись к Королю в ноги, стал умолять простить за то, что все скрыл.

Выдал за правду ее высокое происхождение.

Эсмонд отпихнул его от себя. Переваривая рассказ графа, зная, что все, что он сказал — чистая правда.

Почему же она молчала? Столько времени? Скрывала свою сущность? А он тоже хорош! Какой он к черту Наг? Если не смог распознать? Увидеть? Почувствовать ее ипостась? Великую силу? Ведь он столько раз спасал ее…

Щелчок… мысли вертелись в голове, словно рой пчел… Ведь он делился с ней своим ядом, поэтому и не признал… Да, может поэтому.

Он вспомнил слова матери про истинную пару…

Король слишком хорошо себя знал и ощущение холодной враждебности сейчас явно преобладало, глядя на этого хрюкающего и скорчившегося на земле человека. Он мог убить его, без какого бы то ни было сожаления. И сейчас он выжидал следующего его шага, когда эта скотина даст повод прикончить его. Именно сейчас его презрение к старикашке было безграничным.

Его фигура смутно различалась в сумерках, но глаза горели, отливали в темноте золотом. Ярким, звериным, убийственным.

Его зверь чувствовал человеческий страх, наравне с отвращением.

— Убирайся Сейдрик! Продавай имение и убирайся! Как можно дальше. Чтобы мы больше не слышали о тебе!

— Я уеду, обещаю, сир, но вот только куда? Да и, Эйрин…

— В ад, преисподнюю! Эйрин не твоя дочь! Признай это наконец!

Эсмонд покинул графство в сумерках. Подгонял коня, чтобы быстрее оказаться дома, увидеть, обнять, утешить.

Сказать, что ее вторая сущность — не приговор, а нечто прекрасное… Ведь теперь они будут вместе! Долго! Ее лицо останется таким же прекрасным, еще много времени…

Она спала, свернувшись калачиком, положив голову на его подушку.

Значит, скучала… моя девочка. Вот теперь только моя… "

Его взгляд блуждал по ее спящему лицу, переместился ниже, на маленькие холмики груди. Он чувствовал, как его душа отрывается от тела и тянется к ней. Он желал ее… Осторожно и тихо разделся, лег рядом с ней. Прикоснулся пальцами к ее щеке, убирая прядь волос. Это почти неощутимое прикосновение пронзило его, с головы до ног. Здесь и сейчас, была важна только она, его законная супруга, Королева Экрисса. Его красивая девочка, всегда такая желанная и любимая.

Теперь наверное еще сильнее. Когда он знает правду.

Даже сейчас, глядя на спящую девушку, Эсмонд испытывал невероятное наслаждение. И радость, что он выбрал ее!

Да, он был виноват во многом! Но поклялся себе, что приложит все усилия, чтобы однажды услышать, как она