Танкер «Дербент» - Юрий Крымов

– Хорош «фордик», – завистливо сказал Истомин пожилому человеку, стоявшему рядом с ним, – эх, кабы нам-то…

Он обернулся и увидел Мусю.

– Я опоздал немного, – сказал он совсем другим, уверенным и внушительным, голосом, – меня задержали, простите.

Мусе показалось, будто он нарочно громко произнес эту фразу, чтобы ее услышали его товарищи, стоявшие на тротуаре. Она встретилась глазами с шофером и покраснела.

– Вы пришли вовремя, – отрезала она сухо. – Что же, пойдемте.

В это время из подъезда вышел Годоян. Он подхватил портфель под мышку, снял очки и принялся протирать их носовым платком, близоруко щурясь. Истомин выпустил Мусину руку, нахмурился и коротко-ловко поклонился. Годоян прикоснулся к фуражке и полез в машину.

– Вы видели? – спросил Истомин, шагая рядом с Мусей по тротуару. – Он меня знает и всегда раскланивается со мной при встрече. Других он даже не заметил. Вы видели?

В тот вечер совсем не было ветра, и над городом висел густой, неподвижный воздух, напитанный запахом цветов и бензинной гари. По гладкому зеркалу взморья двигались красные и зеленые огни судов, и Муся все смотрела в ту сторону, отвечала невпопад и чувствовала себя одинокой, никому не нужной. С тех пор прошло много месяцев, но воспоминание вдруг встало так живо, как будто все это случилось вчера.

«Завтра пойду на пристань, – думала она, понемногу успокаиваясь. – Пойду ли? Саше покажется, что я из-за газетных статей к нему прибежала. Все равно, пусть думает, что хочет… Мне бы только увидеть его разок. Теперь уж я засну, потому что решила идти и мне не о чем больше думать… Нет, постой. Как могла я так ошибаться?.. Струсила его неудачи? Нет, тут есть еще что-то. Я не понимала главного в нем: необходимости для него, – такого, как он есть, – идти по этому трудному, но единственному для него пути…»

Откуда-то появилось лицо старухи. И эта с таким усилием завоеванная мысль вдруг затуманилась, исказилась. Старуха совала в рот леденцы, и щеки ее тряслись, как у бульдога. Муся не сразу смогла освободиться от этой старухи, но, засыпая, повернулась на бок, и сразу перед ней появилось другое лицо, спокойное, пожалуй даже немного флегматичное, и у глаз мелкие морщинки на шафранной коже. И Муся отчаянно потянулась обеими руками к этому лицу, боясь, чтобы оно не исчезло.

– Мне так не хватало тебя, командир, – пожаловалась она, блаженно улыбаясь. – Но ты уже уходишь? Именно теперь, когда я так стосковалась по тебе? Послушай, я знаю теперь, что это необходимо, тебе пора идти. Видишь, я не удерживаю тебя, хоть мне и больно. Как больно, как ясно и хорошо…

Дорогое лицо затуманилось и исчезло. Больше оно не появлялось, и Мусе снились потом физкультурные соревнования, дежурство на радио, какие-то телеграммы. Но все время, пока она спала, ее не покидало светлое, горделивое чувство, которое оставило первое сновидение.

2

Они сходили поодиночке на пристань – моряки, спасенные с «Узбекистана», – медленно шли по сходням, осторожно придерживаясь за перила забинтованными руками. С танкера им махали фуражками, и они медлили и оглядывались, расставаясь с близкими, дорогими людьми. Санитары в белых халатах выводили их за пристанскую ограду, где стрелки портовой охраны расчищали проход в толпе. На шоссе зычно лаяли гудки санитарных автомобилей.

Последним с пристани сошел Валерьян Ластик. Он ворчал на санитара, пытавшегося взять его под руку, и порывался за чем-то вернуться.

– Володя, ты должен держать со мной связь, – кричал он Макарову, – мне так не хочется уходить! Почему ты не смотришь на меня, Володя?

Перед оградой он еще раз обернулся и крикнул своим скрипучим мальчишеским басом:

– Передай вашим стахановцам, что я напишу, о них… И буду всегда по-вашему…

Калитка захлопнулась за ним, и белые халаты заслонили его от Володи.

– Ты слышал? – спросил Володя стоявшего рядом с ним Басова. – Передай, говорит, стахановцам… Уж очень мы ему полюбились. Котельникова он даже чмокнул напоследок, губошлеп этакий. – Володя весело рассмеялся и придвинулся к Басову. – Слышь, Александр Иванович, что капитан-то рассказал ночью. Говорит, у них с помощником вроде как бы круговая порука была. И в прошлом у них что-то грязное было, не пойму я. Рассказывает он и трясется весь, как в лихорадке, и слезы на глазах. «Голубчики, миленькие, – говорит, – что этот человек со мной сделал! Совесть его замучила, значит, вот он и открылся. Теперь они с помощником под суд пойдут, а к нам назначат новых, проверенных. К нам теперь с камнем за пазухой не суйся, – заклюем! Знаешь, у меня сегодня настроение какое-то дурацкое, точно я именинник. Даже стыдно как-то.

– Хорошее настроение? – улыбнулся Басов. – Это ничего.

– Нет, все-таки стыдно. Ведь авария была и жертвы. А у людей болячек сколько! Вон смотри, Мустафа с врачом воюет.

Старичок-врач, прибывший из города, загораживал – дорогу Гусейну, пытавшемуся ускользнуть в проход палубы. Гусейн напирал, стараясь протиснуться боком, и тоскливо озирался.

– Нет, вы невозможный человек, – говорил врач, молитвенно складывая руки и глядя на Гусейна поверх очков с таким видом, точно сомневался, что у невозможного человека под бинтами простое человеческое лицо. – Да знаете ли, чем вы рискуете? Ведь если попадет инфекция…

– Но они присохли уже, – бормотал Гусейн, оглядывая перевязки на руках. – Зря вы волнуетесь, доктор.

– Все-таки пожалуйте на берег.

– А вот и не пойду. Очень просто!

– Нет, вы пойдете! Где тут помощник по политчасти? Это возмутительно!

Басов заложил руки за спину и направился к спорящим ленивой походкой.

– Ты должен пример подавать другим, – сказал он Гусейну, – а ты гвалт поднял на всю пристань. Как тебе не стыдно?

– Я там хуже заболею с расстройства, – проговорил Гусейн упрямо. – Послушайте, доктор, отвяжитесь, право!

– Не могу я допустить тебя к машинам с такими руками, – терпеливо объяснил Басов. – Ну пойми ты, голова!

– Ладно, я сойду… Не по-товарищески это, Александр Иванович.

– Иди, иди…

– Публику пускают! – крикнул Володя Макаров. – Котельников, твоя жинка идет.

Толпа хлынула из-за ограды, растекаясь по пристани. Женщины бежали, шагая через трубопроводы, издали приглядываясь к стоявшим у борта морякам, отыскивая своих. Басов видел, как бросилась навстречу Гусейну девушка в желтой кофточке, стремительно протянув к нему руки. Но она не коснулась его, руки ее бессильно опустились – они стояли друг против друга.

Басов отвернулся и медленно побрел на бак. У канатного погреба валялся выцветший дырявый флаг, прикрывавший мертвых. Шумели потоки нефти, падавшие из шланга в грузовой люк. Басов заглянул туда, стараясь угадать, сколько времени осталось до конца погрузки. «Скорее бы», – подумал он с внезапной тоской. За его спиной раздавались звуки шагов, приближающиеся и отдаляющиеся, возбужденные женские голоса, прерываемые быстрым дыханием, обрывки фраз.

– Я не знаю, как дождалась…

– Где он, где? Позовите его, товарищ…

– Отчего не сообщали по радио?.. Я так беспокоилась…

– Э, пустяки какие… – ответил мужской голос.

Басов узнавал все эти голоса, но он уходил от них, отошел к противоположному борту и перевесился через перила. Далеко внизу на зеленых волнах колыхались рыжие пятна мазута, и крутая стена танкера, ломаясь, уходила на дно.

«Хорошо, что у Котельникова есть жена и ребенок, – думал он, разглядывая свое зыбкое отражение на поверхности воды. – И к Гусейну пришла желтенькая. Как она бросилась к нему… Нужно бы уйти куда-нибудь на время стоянки. Тяжело смотреть, и тут уж ничем не поможешь. Уйти в каюту! Переждать нужно только».

Он уже хотел отойти от борта, но позади раздались шаги, и он медлил, выжидая, пока пройдут мимо.

– Позвать его? – раздался голос Володи.

– Не надо, – быстро ответил голос.

Басов вздрогнул и обернулся.

– Я сама…

Муся стояла в двух шагах от него, и на лице ее он заметил страдание, испуг, словно ее что-то ужаснуло в нем. И неожиданно для себя Басов вымолвил нелепо-развязно:

– Проведать меня пришла? Ну-ну… Вспомнила, значит…

– Представь, я тебя не узнала сейчас, – сказала Муся низким, грубым голосом, – мне показалось, что это чужой.

Она была одета по-зимнему, в пушистом платке, который он видел на ней в вечер перед разлукой. Она приблизилась, отбросила платок на шею и вдруг вспыхнула до корней волос, даже глаза ее увлажнились. Басов взял ее за руку, и так постояли они несколько секунд, не зная, что делать дальше.

– Как же ты меня не узнала? – спросил он тем же насильственно-развязным тоном, внутренне холодея оттого, что говорил он вовсе не то, что хотел. – Разве я изменился?

– У тебя лишаи вот здесь, – сказала Муся, нахмурив брови и касаясь пальцами своей щеки. – Откуда это?

– Это ожоги. У нас здесь было жарко вчера. Правда, Володька?