Разящая стрела амура - Ирина Родионова

В следующую секунду потомственная ведьма вздрогнула и покраснела. Дальнейшее чтение мыслей мадам Савиной могло бы, пожалуй, и герцога Шуазеля вогнать в краску! Пунцовая от «прочтенного» госпожа Эйфор-Коровина вылетела из спальни Веры Николаевны и поспешно затворила за собой двери.

— Интересно, где она все это видела? — пробормотала потомственная ведьма.

Ситуация сильно напомнила песню одной панковской группы:

— Бань, о чем ты думаешь?

— Оль, о чем и ты.

— Ой, какие пошлые у тебя мечты!

Его Величество сразу после утренней аудиенции с Вольтером, потребовал к себе придворный оркестр. Философ вышел от короля совершенно счастливым. Во-первых, присутствовать при утреннем туалете Его Величества доступно лишь немногим избранным,[7] а во-вторых, Асмодей сдержал свое обещание.

В результате беседы на пальце у философа оказался королевский перстень с изумрудом, который можно сбыть банковскому дому Неккеров не меньше, чем за триста тысяч ливров.

Придворный оркестр явился в полном составе и грянул «Любовный напиток», ариозо, написанное специально для короля. Его Величество мог вытянуть только две ноты — «до» первой октавы и «до-диез» той же самой первой октавы. Неизвестный композитор умудрился построить соло из этих двух нот и богатый полифонический аккомпанемент, который оттенял, а местами и перекрывал это соло таким образом, что неискушенному слушателю партия солиста могла бы даже показаться интересной.

Луи XV пропел два куплета, затем устал и велел оркестру убираться.

— Герцога Шуазеля ко мне! — крикнул король и предоставил свою лысеющую голову в распоряжение кудесника Дессанжа.

В следующую секунду специально обученный лакей стрелой бросился в конюшню, где днем и ночью держали оседланных лошадей. Там он прокричал:

— Герцога Шуазеля к Его Величеству!

Из кучи сена моментально выскочил гонец. На ходу застегивая брюки, он подбежал к лошади, запрыгнул на нее, сорвал с крюка шляпу и с криком: «Дорогу! Дорогу!» галопом поскакал во дворец герцога Шуазеля, сообщить волю Его Величества.

Следом за гонцом из сена появилось широкое, раскрасневшееся лицо какой-то женщины, которая тяжко вздохнула и начала застегивать рубашку на необъятной груди.

— Эх, и так каждый раз, — проворчала она с досадой.

Его Величеству требовалось кого-нибудь позвать никак не меньше двадцати раз в день.

Как правило, через полчаса король уже забывал, кого он пригласил и зачем. Примчавшиеся в мыле придворные, встречали изумленный взгляд монарха, который в лучшем случае говорил:

— Что так долго?!

А в худшем заявлял, что уже передумал и послал за другими.

Однако день начался особенно. Король, буквально места себе найти не мог, бегая из угла в угол и бесконечно глядя в окно. Было видно, что беседа с Вольтером возбудила Его Величество до крайности.

— Вы сегодня особенно прекрасны, сир, — пропел Дессанж, а про себя проклял повышенную вертлявость Его Величества.

— Я хочу, чтобы сегодня ты придал мне особенный, величественный вид, так чтобы дух захватывало! — воскликнул король.

— Значит, как всегда, сир? — вежливо уточнил кудесник пудры и расчески.

— Да, можно только румян побольше, я что-то бледен, — Его Величество оттянул нижние веки и внимательно посмотрел на белки своих глаз. — И глаза какие-то желтые…

Дессанж изобразил фонтан восхищенных жестов, при этом умудрившись не выронить ни расчески, ни щипцов.

Сын местного парфюмера, Дессанж рано проявил свои таланты. В двенадцать лет смышленый мальчишка догадался использовать для причесок каркасы из легкой проволоки. В тринадцать создал первый парик «Allonge», позволявший любому старцу обрести вид Юпитера. В четырнадцать лет Дессанж уже колдовал над головами и лицами самых знатных вельмож и самого Людовика XIV, папеньки ныне царствующего Людовика XV, к которому перешел по наследству, вместе с престолом и прочим королевским барахлом. Ныне, по заказу медленно лысеющей мадам де Помпадур, Дессанж изобрел прически с использованием перьев.

Гигантские, специально распушенные и обработанные, они превращали любую голову в хвост райской птицы.

— К вам ее светлость, маркиза де Помпадур, — почтительно поклонился вошедший церемониймейстер, однако вопреки обычаю, король вовсе не обрадовался, не вскочил маркизе навстречу и не приказал оставить их.

Его Величество начал нервно теребить свои кружевные манжеты и переставлять пузырьки на своем столике.

— Скажите ей, что я занят! — выпалил он наконец.

— Чем же, сир? — раздался за спиной у короля почтительно-укоряющий голос Жанны Антуанетты маркизы де Помпадур.

— Ах, вы уже здесь? — Его Величество отстранил Дессанжа, который начал быстро пятиться к двери, продолжая кланяться. — Нет; останьтесь!

Король вытянул вслед парикмахеру руку, так, будто молил спасти его от неминуемой гибели в пучине моря.

— Итак, сир, не угодно ли вам объясниться? — топнула ногой маркиза.

Даже сквозь необычно толстый слой белил на ее лице, было видно, что оно сплошь покрыто красными пятнами, очевидно нервного происхождения, а под глазами «солнечной маркизы» виднелись припухлости.

— Не понимаю, какого рода объяснений вы требуете от меня? — возмутился король. — Что за наглость врываться в королевские покои и требовать от государя отчета?!

Мадам де Помпадур осеклась и слегка качнулась.

— Вам плохо? — король сдвинул брови на переносице. — Вы плохо выглядите, дорогая Жанна. Думаю, вам лучше поехать на воды, подлечиться. Здешний климат может быть очень вреден, если дышать им слишком долго.

На последней фразе король сделал акцент и мадам де Помпадур со стоном рухнула на изящную козетку.

— О, сир! За что вы так жестоки ко мне?

Скажите, чем я стала вам неугодна? Я исполню любую вашу волю, но знайте, что любовь моя к вам искренна и столь глубока, что я умру в первый же день разлуки!

— Мадам, вы были преданны Франции душой и телом, — перешел на церемонный тон король, — неужели вы думаете, что Франция оставит вас? Я назначу вам такую пенсию, что никто не посмеет насмехаться над вашей отставкой!

— Сир! — мадам де Помпадур бросилась в ноги королю, — но я люблю вас!

— Ах, зачем вы мучаете себя и меня? — Луи впал в раздражение, он терпеть не мог бурных, слезливых сцен, тем более, что в их искренность не верил ни на грош. Умение плакать по желанию — один из основных навыков всех придворных дам. — Не унижайтесь так, дорогая Жанна! Вам это совершенно не к лицу!

— Но, сир! Неужели вы не видите, что вокруг вас плетутся интриги? Неужели вы действительно верите, что Франсуаза де Пуатье столь чиста и невинна, как ее описывает герцог Шуазель? Я не хотела вас огорчать, но лучше вы узнаете горькую правду раньше, чем вас, простите, одурачат!