Тайна Нефертити - Элизабет Питерс

Я полезла наверх. Другого пути не было. Значительно позднее я сообразила, что могла бы забраться назад в свое убежище и надолго задержать Хассана, бросая в него камнями. Но в то время я об этом не подумала, что не так уж и плохо, потому что это был не слишком удачный план.

Должно быть, при подъеме я воспользовалась ближайшей расщелиной, но не помню каким образом. Эта часть пути мне помнится очень смутно. Я взлетела на вершину скалы, словно мною выстрелили из пушки, и, как только мои ноги коснулись ровной поверхности, уже бежала. Пейзаж вокруг меня был бесподобным — на бархатном небе щедрая россыпь звезд и огромная, цвета слоновой кости луна. Холодный свет ее серебром пролился на скалы и застыл. Однако в тот момент меня занимали не столько красоты природы, сколько желание найти звезду для ориентировки. Мне чертовски было нужно знать, куда я бегу изо всех сил.

Я слышала, как Хассан все еще поднимается вверх по склону. Его босые ноги ступали неслышно, но до меня долетал неумолчный шорох осыпавшихся камешков.

Когда я вглядывалась в усеянное алмазами небо, пытаясь выбрать особенно приметную звезду-ориентир, я увидела то, что сделало звезды совершенно ненужными. Над плато высоко вздымалась гора в форме пирамиды, которая называется Горн, — главный ориентир западных Фив. Имея такой огромный указательный знак, я не могла уйти далеко в неверном направлении.

Лунный свет был ярок, но он предательски искажал тенями неровную поверхность каменистой земли. Бежать было небезопасно. Тем не менее я бежала. Сначала вприпрыжку, будто голыш, скользящий по воде, едва касаясь земли подошвами ног. После многих часов отчаяния, проведенных в замкнутом пространстве, было замечательно размять кости и вдыхать прохладный чистый воздух, а главное — продвигаться вперед к цели.

Однако первое радостное ощущение от движения прошло слишком быстро. Ровное дыхание продержалось дольше, чем я ожидала, и мне посчастливилось не подвернуть лодыжку. Но по спине у меня начали пробегать мурашки. Я не осмеливалась оглянуться, не осмеливалась отвести взгляд от предательски неровной земли под ногами ни на секунду, но казалось, умру от неопределенности, если не посмотрю, как далеко позади находится мой преследователь.

Когда первая пуля просвистела над моей головой и врезалась в валун в десяти футах справа, я даже почувствовала некоторое облегчение.

Выстрел придал мне прыти, не столько напугав, сколько приободрив. Если Хассан рискнул выстрелить, значит, он далеко и не так уж уверен, что сможет меня догнать. А попасть в меня он вряд ли сумеет в этом коварном лунном свете и при той скорости, с которой я бежала. Стрелял он не из ружья, я бы его заметила. Джейк однажды просветил меня относительно ограниченной точности попадания короткоствольного ручного оружия. Милый старина Джейк — он, так или иначе, умудрился-таки вбить в мою юную голову порцию полезных сведений.

Второй выстрел подтвердил точность Джейка, чего нельзя был сказать о Хассане. Пуля пролетела слишком высоко. Я даже не видела, куда она попала.

Я пробежала с резвостью горной козочки еще около сотни ярдов, пока не ошалела от скорости и ожидания выстрела. И тут до меня внезапно и одновременно дошли две вещи: во-первых, что у меня отчаянно колет в боку, а это значит, что скоро откажут легкие, и, во-вторых, что Хассан перестал стрелять.

Вертясь как волчок, я пыталась смотреть в четырех направлениях разом. Вокруг меня на восток, запад, север и юг тянулись пустынные скалы, молочно-белые под лунным светом, иссеченные злыми черными тенями. Громадина Горна возвышалась, затеняя звезды, но я не увидела ни одной живой души.

Схватившись за бок, где от каждого вздоха кололо, как при плеврите, я напрягала зрение, пытаясь высмотреть своего преследователя. Я страшилась увидеть Хассана, но не видеть его было гораздо хуже. Прозрачный чистый воздух ударял в голову, как шампанское, рождая теории, основанные на неумолимой логике пьяного. Хассан знал, куда я держала путь, ибо разумно было пойти только в одно место. Гора указывала общее направление, но мне не хватало более частных ориентиров, и я могла дать крюк, вместо того чтобы идти кратчайшим путем. Единственное, что требовалось от Хассана, — это добраться первым до главной вади Долины и поджидать меня там.

Я подумала: может, мне просто лечь под каким-нибудь валуном и тоже ждать, ждать утра и людей, много-много добрых хороших людей. Хассан может оказаться за любым из миллионов валунов, которые лежали между мной и тропой в Долине. Он может подстрелить меня без всяких усилий. У меня же таких шансов нет.

Размышляя таким образом, я шла, шагая, как заводная кукла: одна нога поднимается, другая опускается, одна нога поднимается... Я не сделала и дюжины шагов, как споткнулась о камень не больше бейсбольного мяча и упала плашмя на землю. Раздался звон стекла.

Я вытряхнула осколки фонарика их кармана и тупо посмотрела на них. Сегодня ночью мне не везло с фонарями. В кармане было еще что-то, но я уже дошла до такой кондиции, что совсем забыла об этом предмете. Холодная и шершавая на ощупь рукоятка напомнила мне о кинжале. Он придал мне силы встать и продолжить путь. Оружие опять вызвало в воображении страшную картину: Хассан пускает в ход свой нож, но занесен он не надо мной.

Это всего лишь ужасное предположение, но, если есть хотя бы ничтожная опасность того, что мои сложные умозаключения могут быть верны, я не имела права медлить. Обнаружив Хассана вне гробницы, я на какое-то время успокоилась. Если он был тут, значит, не мог быть в институте, замышляя убийство. Теперь я увидела слабое место в этих рассуждениях. Предатель, притаившийся в институте, слишком тонкая натура, чтобы пачкать руки в крови. Его миссией будет доставать жертву Хассану, и, поскольку жертва ему полностью доверяет, он сможет по своему усмотрению выбрать место. Долина — прекрасное уединенное место, очень удобное, и могила уже готова. Идея, достойная извращенной деловитости Блоча, да и мысль привести жертву к убийце, а не наоборот, ей не уступала. Устроив засаду у начала тропы, Хассан может убить двух зайцев разом — и не в переносном, а в прямом смысле.

Я пустилась бежать, забыв о колющей боли в боку и содранных коленках. Преступление свершится, только когда станет совсем темно. Еще не поздно, Блоч еще не вернулся в гробницу. Ближайший час, ближайшие десять минут могли решить исход дела.

Валуны и камни на пути и необозримое небо над головой — казалось, им не будет конца. Я бежала, охваченная ужасом, по местности такой же нереальной, как в моих самых страшных снах. Узнав первый ориентир, я не поверила своим глазам. Все вокруг закачалось, словно отражение в воде. Пейзаж остался тем же, но он обрел смысл. Теперь я знала, где находилась. Направо от себя я смутно видела полоску более белого оттенка на освещаемой луной земле — тропинку, уходившую вдаль.

Я перешла на шаг, потирая лоб грязными, потными ладонями. Очень скоро мне предстоит ползти на четвереньках. Попробую незаметно подкрасться к Хассану. Если он там, у тропинки... Тогда... тогда я...

Что я сделаю? Теперь, когда я почти достигла ближайшей цели, что же, черт побери, я собираюсь делать?

Я опустилась на землю, всхлипывая и вытирая глаза — их жгли слезы. Я так живо представила себе притаившегося поблизости Хассана и две темные фигуры, идущие по тропинке, что едва не поверила в реальность воображаемого. Однако, если бы я увидела это на самом деле, я ничем не смогла бы предотвратить беду. В то, о чем я должна предупредить, так трудно поверить, что это не передашь бессвязными выкриками, но никакого иного способа предостеречь на расстоянии у меня не было. Хассан может пристрелить меня, когда я буду размахивать руками и вопить, а другой убийца легко и просто расправится со своим ничего не подозревающим спутником.

Я в бессильной ярости забарабанила кулаками по коленкам, но быстро спохватилась, подавив крик, когда мои руки и колени отреагировали на бурное проявление чувств резкой болью. Этот безрассудный поступок был поистине венцом всех сотворенных мною глупостей. Я так была горда собой за то, что смогла выбраться из гробницы и нашла дорогу среди скал, а в итоге сижу и хнычу, теряя драгоценное время, по поводу возможных опасностей, в который раз попадаясь в ловушку Блоча, как мышь в мышеловку. По-настоящему неглупый человек выбрался бы из гробницы еще при свете ясного дня, когда можно рассчитывать на помощь. Теперь я расплачивалась за эти потерянные часы. Я совершила поступки, которые считала выше своих сил, но есть вещи, которые я просто не в состоянии сделать. Например, подкрасться к Хассану и отобрать у него пистолет. Я могла бы умереть, пытаясь сделать это, но подобная смерть так же глупа и бесплодна, как многие мои недавние усилия. Неужели я не способна хотя бы однажды придумать что-нибудь дельное?

В моей власти было лишь одно: ползти вперед, невзирая на боль. Не отказываться от попытки добраться до института. В конце концов, все мои теории так и остались теориями. Эфемерными, как лунный свет, и, возможно, такими же обманчивыми.