Дядя самых честных правил 2 - Александр Михайлович Горбов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сядь.
Вздохнув, Таня осторожно опустилась в кресло, сложила руки на коленях и снова потупилась.
— Сама придумала или подсказал кто?
— Сама, Константин Платонович. Я и не разговаривала ни с кем. Только думаю всё время, как вы меня «барышней» сделали.
— И что, не нравится?
— Нравится, — она шмыгнула носом, — как такое может не нравиться?
— А зачем тогда отказываешься?
— Так ведь я говорила! Траты лишние на меня, комнату занимать буду, одёжу…
— Это не причины.
Я подошёл к ней, взял за подбородок и поднял голову, чтобы она посмотрела мне в глаза.
— А теперь рассказывай честно, как на духу.
Таня молчала почти минуту — было заметно, как ей тяжело найти нужные слова.
— Страшно, Константин Платонович.
— А на бал с Марьей Алексевной не страшно было?
— Ой, ну вы скажете тоже! На бал понарошку было. Будто на колядки козой нарядиться. Или этот, как его, курнавал столичный. Вот и меня Марья Алексевна нарядила, свозила и отпустила, — Таня сделала жалостливые глаза, как у котёнка. — А вы меня на всё время хотите.
— И тебе от этого страшно?
— Ага, — орка кивнула, — знаете, как из платья бального не хотелось обратно в сарафан рядиться? А здесь я день похожу, два, три, и всё, привыкну. Приказывать научусь. По-хранцузски слова выучу. А случись чего, вышлете вы меня в деревню, так мне хоть удавиться будет. Не смогу я после такой жизни обратно возвернуться.
Не ошибся я в Таньке, умница она, какую поискать. Правильно всё обдумала, «оценила риски», если можно так сказать. Одного не учла — никуда ей с этой дорожки не деться.
— Да, ты права: чем выше забираешься, тем больнее падать. Только и о другом подумай. Вот у нас по двору куры бегают, так?
Орка кивнула.
— А над ними в небе летает орёл. Кур много, а орёл один.
— Два. Они тут парой живут.
— Значит, два, неважно, — я улыбнулся, — всё равно их мало. Скажи, кем лучше быть птице: орлом или курицей?
— Орлом, — Таня ответила не задумываясь, — куру и в суп могут зарубить, и лисица с орлом утащить, ежели пригляда нет.
— Вот именно, Таня, вот именно.
Я встал напротив неё и наклонился, оказавшись с ней лицом к лицу.
— Сейчас у тебя есть шанс стать орлом. Не сразу, непросто, но орлом. Будешь стараться — поднимешься высоко-высоко, под самое небо. Да, падать оттуда больно, но и награда велика. Только ведь любой упасть может: и я, и князья, и даже императоров свергнуть могут.
Таня смотрела на меня пристально, не мигая.
— Я…
— Подумай, хочешь ли ты попробовать. Если нет, переодевайся в сарафан и всё будет как раньше. Но магию придётся забыть — тот, кто боится, к волшебству не годен.
— Константин Платонович…
— Иди. Время подумать у тебя до утра.
Таня встала, молча поклонилась и вышла.
А утром, когда я спустился к завтраку, она уже сидела за столом. В новом платье, с волосами, заколотыми черепаховым гребнем, и сосредоточенным выражением на лице. На мой вопросительный взгляд Таня коротко кивнула, и больше к этому разговору мы не возвращались. Я же говорил, что она умница!
* * *
Через два дня из Владимира вернулся Бобров. Уставший, небритый, но крайне довольный.
— Сначала в баню, — он сложил ладони перед собой, — умоляю, и нормально поесть. А потом всё расскажу.
— Иди, — махнул я рукой, — приводи себя в порядок. Да и поспать тебе не помешает.
— А…
— Завтра, всё завтра, на свежую голову.
Помыться и переодеться ему действительно стоило — от него разило застарелым перегаром, а костюм провонял крепким табачным дымом. Интересно он сведения добывает, однако.
Торопиться с разговором действительно не стоило. Никуда завод не денется, а мой заказ требует обстоятельности и осторожности. Не думаю, что кто-то специально будет пытаться украсть мои секреты, но бережёного, как говорится, и бог бережёт.
Пока Бобров приходил в чувство, я провёл занятие для моих девиц, обсудил с Диего тренировки и даже успел почитать. Перед тем как завалиться спать, я спустился на кухню: как-то неожиданно захотелось перекусить.
Только я сделал себе трёхэтажный бутерброд из буженины, сыра и зелени, как услышал где-то рядом приглушённые голоса и тихий хрустальный звон. Любопытно, кто это там полуночничает? Из чистого любопытства я тихонько пошёл на звук.
Дверь в «кабинет» ключницы была приоткрыта. Внутри за столом сидели Настасья Филипповна и Киж с рюмками в руках.
— Да, Дмитрий Иванович, ты прав, — качала головой ключница, — не те нынче времена, совсем не те.
— И молодёжь тоже. — Голос поручика был ворчливый, как у столетнего старика. — Никакого уважения.
— Ты это, — Настасья Филипповна хлопнула ладонью по столу, — Константина Платоновича не трожь. Он какой надо, без вольностей.
— Ой, милая моя, так он и не молодой уже.
— Да ну, брось. Ему всего-то годков…
— Не в годах дело. Он древний Талант принял, так что мудростью со стариками меряться может. Давай за него и выпьем!
Они звонко чокнулись рюмками. Киж выпил до дна и тут же налил себе ещё.
— Вот я и говорю, у молодёжи никакого понятия о романтизьме. Я этой Диеге говорю: ты, мол…
Дальше я слушать не стал и тихонько пошёл обратно к бутерброду. Так вот для чего Киж обхаживал Настасью Филипповну — чтобы добраться до заветного бочонка с рябиновкой. Ох и жук поручик! С другой стороны, мёртвому Кижу надо было чем-то развлекаться, пока я не нашёл ему применение. Ничего, ещё месяц-другой, и у него не будет времени на подобный досуг.
Глава 24 — Гусь
Утром выспавшийся Бобров явился ко мне в кабинет. Плюхнулся в кресло, зажмурился от солнца, бьющего в окно, и стал похож на здоровенного ленивого кота. Тотчас к нему на колени запрыгнул Мурзилка, лёг на спину и подставил пузо — Бобров у подобрыша числился как полезный человек для чесания.
— Рассказывай, что там с «гусями».
— С какими гусями? — Бобров удивлённо вскинул брови. — А, ты про Гусь-Мальцевский! Этот «гусь» нынче приболел. Владелец завода Аким Мальцов взят под стражу — обвиняется в тайном раскольничестве.
— В чём?
— Ну, что старообрядец.
Я поморщился — в церковные дела лезть крайне не хотелось.
— Управляющий завода, его двоюродный брат Фома, — продолжил Бобров, — по слухам, лежит при смерти.
— Что с ним?
— На завод приезжали опричники Еропкиных. Слышал про таких?
— Нет.
— Род не слишком влиятельный,
