Междуречье - Гарри Тертлдав

— Откуда у тебя все это добро? — спросил имхурсаг. Его товарищи рассмеялись. Такие же люди, как и все остальные… когда Энимхурсаг позволяет им быть такими.

Шарур оскорбленно выпрямился.

— Выменял, конечно.

Охранники громко расхохотались.

— Ну, понятно, из Зуаба, — сказал первый стражник. Шаруру не поверили. Никто из соседей Зуаба не верил зуабийцам, что бы они не говорили. Стражник продолжал: — Просто помни, приятель, здесь тебя твой быстроногий бог не защитит. Энимхурсаг, могучий владыка, воров не любит.

При упоминании своего бога голос стражника стал более глубоким и внушительным, — или это сам бог вещал через него?

— Я не очень тебя понял, — произнес Шарур таким тоном, что вряд ли его можно было воспринимать всерьез.

Стражники засмеялись и махнули ему рукой, впуская в Имхурсаг.

Когда он проходил через ворота в город, не уступавший его родному Гибилу, по телу пробежала легкая дрожь. Волосы на руках и груди на мгновение встали дыбом, как будто рядом ударила молния. Впрочем, все быстро прошло, и Имхурсаг перестал отличаться от любого другого города в земле Кудурру.

Здешние жители мало чем отличались от других жителей страны между реками. Крестьяне таращились на высокие городские дома, гончары расхваливали свои товары, прохожие их передразнивали. Под стеной из кирпича-сырца спала пьяная женщина. Туника ее задралась, бесстыдно демонстрируя самые интимные места. Маленький мальчик показывал на нее пальцем и хихикал. Собака вылизывала котелок с остатками пива, подняла голову, огляделась и с достоинством задрала лапу у стены. Мальчик засмеялся в голос.

Но одно отличие все же бросалось в глаза. Тут и там прохаживались по улицам жрецы Энимхурсага — глаза бога. Их бритые головы Шарура не удивили, но жрецы и бороды брили! Всякий раз, когда он встречал одного из них, Шарур спешил отвести взгляд, и начинал увлеченно разглядывать уличную грязь, чтобы не привлекать внимания. Не хотелось даже думать, что будет, если Энимхурсаг заподозрит наличие в своем городе ужасного гибильца.

Рабы сносили здание из сырого кирпича. Рядом стоял надзиратель, но смотрел он больше не на рабов, а на блудницу, прогуливавшуюся по улице. Но рабы и без него работали дружно и усердно. В Гибиле рабы, если бы за ними наблюдали столь же небрежно, больше делали бы вид, что работают.

Один из рабов, заметив, что внимание надзирателя полностью приковано к ягодицам женщины, все-таки решил перевести дух, опершись на обитую медью палку-копалку. Но уже в следующее мгновение вернулся к работе, пробормотав:

— Прошу прощения, могущественный хозяин. Я всего лишь ленивая навозная муха, недостойная вашего внимания. — Куски кирпича полетели в разные стороны.

Шарур содрогнулся. Нечего удивляться тому, что надзиратель заинтересовался задницей шлюхи вместо того, чтобы присматривать за рабами. За ними куда бдительнее следил сам Энимхурсаг, и это принуждало рабов работать с таким усердием, какого не могли бы добиться от них палка и плеть. Шарур спросил себя, почему бог уделяет такое внимание презренным рабам? Может быть, на месте разрушаемого здания должно быть построено какое-то культовое сооружение? Или бог следит за всеми рабами в своем городе?

Главное — помалкивать. Так меньше возможности выдать себя. Он хотел найти рыночную площадь, не спрашивая дорогу, только сделать это было не так просто. Улицы Имхурсага напоминали улицы Гибила. Впрочем, они напоминали улицы любого другого города в Междуречье. Они извивались, иногда поворачивая вспять, пересекались множество раз, так что даже местные жители, если только их не направлял Энимхурсаг, путались в направлениях.

Во второй раз миновав рабов и их невнимательного надзирателя, Шарур понял, что так можно бродить до темноты. Ничего не поделаешь, придется спрашивать дорогу. Он поозирался и задал вопрос седобородому человеку с большой охапкой пальмовых листьев.

— А-а, не местный, да? — старик с облегчением остановился. — Говор у тебя смешной… Сейчас… — старик замолчал. Вспоминает план города? Или спрашивает у Энимхурсага? Что толку гадать? Но тут старик продолжил: — Значит, так. Второй поворот налево, потом третий направо, потом первый налево, и ты там.

— Второй налево, третий направо, первый налево, — повторил Шарур. — Премного благодарен. Да благословит тебя бог за твою доброту.

— Да, парень, конечно. — Старик широко улыбнулся. Ему нравилось жить в городе под непосредственным управлением бога; Шарур не понял его ответа, но не стал переспрашивать. Еще раз поблагодарив человека, он повел осла по улице.

Дорогу ему подсказали верно. Рыночная площадь оказалась поменьше, чем в Гибиле и не такой шумной. Хотя нет. Здешняя рыночная площадь, может, и уступала гибильской, но сейчас на ней было довольно шумно. Сюда сходились купцы со всех окрестных земель, площадь была тесно заставлена их прилавками, в то время как в Гибиле в последнее время много места занимала пустая грязная земля. Шарур пришел в ярость при виде того, как активно идет здесь торговля, в то время как его рынок хиреет день ото дня.

Отыскав местечко, Шарур привязал осла к столбу, вбитому в землю, постелил тряпицу и разложил на ней свои товары. А потом, по обычаю всех купцов, принялся расхваливать их достоинства.

На рыночной площади толклись жители Имхурсага вперемешку с купцами из других городов. Шарур быстро продал несколько горшочков с маринованными сердцевинами пальмы хозяину таверны. Покупатель пригласил:

— Заходи к нам. Я — Элулу, моя таверна на улице Локоть Энимхурсага, сразу за поворотом. Жена у меня знает множество способов готовить сердцевину пальмы так, что пальчики оближешь!

— Постараюсь зайти, — сказал Шарур, кланяясь. Ложь, но ложь почти незаметная. Он ведь и в самом деле мог зайти в таверну, да вот дела не позволили. По правде, он не собирался идти ни на какую улицу, названную в честь ноги или руки бога города Имхурсага.

Несколько женщин отдали ему кусочки бронзы и меди за бусы. Еще пара покупателей расплатилась так же. Они покупали украшения для своих женщин. Никакой разницы с жителями Гибила. Если не помнить о постоянном внимании бога к своим людям, никаких отличий от гибильцев. Разве что торговались они не так азартно, как соотечественники Шарура.

Перед его прилавком остановился один из бритоголовых жрецов. Он взял нож, покрутил его в руках, и Шарур сразу понял, что в оружии жрец разбирается.

— Прекрасная работа, — заметил жрец.

— Благодарю вас за похвалу, господин. — Шарур постарался воспроизвести акцент крестьян-зуабийцев.

— Никогда бы не подумал, что в Зуабе водятся такие