Как перед Богом - Иосиф Кобзон

Как же интересно он это "рассказывал", с ума можно было сойти. Мы обхохотались.

- Как думаете Ви, что было би, — начал он с одесским еврейским акцентом, — если би Стенька Разин проснулся би и оказался би Сеней Ройзман?… Вот просипается Сеня Ройзман и говорит: "Голова у мене болит… Голова у мене болит… Ганэф, иди сюда! Шо я вчера делал?

- Пили…

- Пили? А де мы пили?

- Ну как… де мы пили? На корабле мы пили…

- На корабле? А как мы оказались на корабле?

- Ну как? Мы выплыли…

- Откуда мы выплыли?

- Из-за острова…

- Из-за… Эти мои еврейские штучки — "из-за"… Нет, чтобы прямо, мне нужно обязательно из-за… И куда мы плыли?

- На стрежень…

- На стрежень? На стрежень меня потянуло… А шо ти так кричал: "Нас на бабу променял?…" То же мне товарчик! Кричать такое. Слушай, а там, по-моему, какая-то девушка была.

- Да… Была… Шамаханская княжна

- Шамаханская княжна? И шо такое? Шо с ней стало?

- Та вы ее за борт выбросили.

- Я? Выбросил женщину? Что ты говоришь такое? Перестань! Нельзя так! Ой! И так голова болит…"

У Леонида Осиповича было много таких рассказов, в которых он переделывал разные знаменитые песни на "новеллы" подобного характера.

Когда у нас с Нелей было 10-летие свадьбы в ресторане "Прага", я пригласил Утесова. К тому времени мы уже сдружились. Он бывал на моих концертных премьерах и относился ко мне очень дружески. И вот, когда Леонид Осипович согласился быть тамадой на нашем свадебном юбилее, он сказал: "Я хочу публично извиниться перед Иосифом…" Все, конечно, притихли от таких слов: Утесов, публично, перед Иосифом… А Утесов говорит: "Он об этом не знает, и, слава Богу! Но когда Аркаша Островский в 64-м году после конкурса пришел ко мне и спросил: "Как Вам понравился мой солист?" — я ему ответил: "Ну, шо тебе сказать про твоего солиста Кобзона? Бог дал ему голос и послал его на…". Так вот, я хочу сейчас публично извиниться, Иосиф. Я был не прав! Но мы все ошибаемся. Прости!.."

Так получилось, что в 1982 году я вернулся из поездки по Африке. Там случился у меня тепловой удар. Я выступал перед нашими рыбаками прямо на траулере в океане. Мне говорили: "Нельзя петь больше 15 минут. Здесь африканское солнце, и ты должен с этим считаться. Уходи! Не стой долго на сцене!" Я сказал: "А-а-а… Ерунда!" Брунов вел концерт. Все были в шапочках. Один я вышел без головного убора, да еще в "тройке". И… через час меня долбануло. Солнечный удар. Меня отнесли в каюту. А за рубежом тогда работали, естественно, "блатные специалисты". И какая-то медсестрица от волнения, что артист помирает у нее на глазах, решила ввести мне хлористый кальций. Ее "автограф" у меня по сей день есть. Ну и… промахнулась, и вколола мне его в мышцу. Начался некроз, омертвление мышцы. Рука отказала. Когда я вернулся из Африки, меня госпитализировали. Я лежал в клинике. А Леонид Осипович лежал в Кремлевке. Пришел проведать Брунов и говорит: "Ну, надо же… Теперь надо бегать и туда, и сюда…"

И дает мне телефон в палату Утесова Я стал ему звонить из своей палаты. Так мы переговаривались несколько дней. Я ему рассказывал историю про Африку и… анекдоты. Последний анекдот я рассказал Леониду Осиповичу за несколько часов до его ухода из жизни. Вот как бывает.

…Я еще еле ходил, но на время вышел из больницы, чтобы проводить его в последний путь. Вот его проводили достойно! Вот у него на похоронах народу было много! Он до последних дней оставался кумиром. На эстраде он первым получил звание Народного артиста Советского Союза. Было это так.

Отмечалось его 70-летие в Театре Эстрады на Берсеневской набережной. И вдруг радостное сообщение ведущего: "Товарищ уважаемый юбиляр! К Вам в гости приехала Министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева". После этих слов на сцену выходит элегантная красивая Екатерина Алексеевна (а она действительно была очень красивая), подходит к микрофону и говорит: "Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик. За заслуги и т. д.". Зал вскочил в едином порыве. Что творилось — передать невозможно. Он был по- настоящему народным!

КАК ХОРОНИЛИ ВЫСОЦКОГО

После ухода Высоцкого вокруг его похорон распространяется столько слухов, что лучше рассказать все, как было, чем развеивать каждый из них. Тем более что невольно я оказался в самом центре событий. 25 июля 1980 года в 8 утра мне позвонили близкие друзья Высоцкого Сева Абдулов и Валерий… Нет, не Золотухин. Валерий Янклович. Позвонили и сообщили о наступившей трагедии, о том, что в 4 часа не стало Володи. Потом сказали, что семья очень просит, чтобы его похоронили на Ваганьковском. А для того, чтобы похоронить на Ваганьковском, нужно было обязательное разрешение Моссовета. Во-первых, кладбище закрытое. Во-вторых, по статусу Володя… как бы… не подходил, потому что у него не было никакого звания…

- До этого вы с ним часто встречались?

- Много встречались. Особенно часто встречались, когда я был женат на Гурченко. Он неоднократно приходил к нам, и мы с ним, как почти все в те времена, любили сидеть у нас на кухне. Однажды пришел он очень расстроенный. Вышел фильм "Служили два товарища". В фильме должны были быть две его песни, песни вырезали. Володя пришел с гитарой. И стал на кухне петь нам эти песни… Дело было на Маяковке, на квартире Гурченко. Точнее, это была наша квартира, хотя оформлена была она на нее. Потому что, когда мы встретились и начали жить с Гурченко,

Ангелина Степанова, мать Шуры Фадеева, предыдущего мужа Гурченко, сказала: "Купите квартиру моему сыну. Не будет же он жить на улице". И я купил Шуре квартиру, хотя у меня тогда уже была и своя квартира на проспекте Мира…

Однако — о Высоцком Он звонил мне. Я ездил к нему в гости, когда он жил еще на Матвеевской. Потом встречались у него дома на Малой Грузинской. У нас были общие друзья — капитаны дальнего плавания из Одессы — Толя Горогуля и Феликс Дашков. Надо сказать, они нас сближали. Но особой личной дружбы у нас не было.

…Как-то выступаю я в саду "Эрмитаж", в Летнем театре. Приезжает из ресторана "ВТО" Высоцкий. И… значит… говорит: "Иосиф, купи у меня песню". Я говорю: "Володя, ты с ума сошел. Я не покупаю песен". Он говорит: "Ну, тогда дай 25 рублей". Я говорю: "Это другой вопрос…" Смешно получилось.

А один раз, когда с марта по ноябрь в 71-году я еще ухаживал за Нелей, возвращаюсь с концерта в гостиницу "Ленинградская", в которой жил тогда в Сочи. Вхожу, а в холле стоят Володя… Высоцкий и Марина… Влади.

- Ой, — говорю, — ребята, привет!

- Привет!

- Вы чего здесь делаете?

…Вот сошли с теплохода и коротаем ночь… Утром собираемся к Горогуле идти на "Грузию"… Мест в гостинице нет.