Ведьмак (сборник) - Анджей Сапковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не перескочит! Она наша! – торжествующе крикнул Мун. – Семь футов не возьмет ни один конь!
– Не стреляй, Хлоя!
Хлоя Штиц не расслышала в общем гуле. Остановилась. Приложила самострел к щеке. Все знали, что Хлоя никогда не мажет.
– Труп! – крикнула она. – Труп!
Веда видела, как незнакомый ей по имени невысокий мужчина подбежал, поднял свой арбалет и выстрелил Хлое в спину. Болт прошел навылет, исторгнув из спины женщины фонтан крови. Хлоя упала, не издав ни звука.
Вороная кобыла домчалась до ворот, чуть отвела назад голову, прыгнула, взметнулась над воротами, красиво подогнув передние ноги, перелетела через них, как черная шелковая лента! Поджатые задние копыта даже не лизнули верхней перекладины.
– О боги! – возопил Дакре Силифант. – Боги, что за лошадь! Она стоит золота по своему весу!
– Кобыла тому, кто ее поймает! – крикнул Скеллен. – По коням! По коням и за ней!
Через открытые наконец ворота карьером рванулась погоня, взбивая пыль. Впереди всех, в голове, неслись Бонарт и Бореас Мун.
Веда с трудом приподнялась, тут же покачнулась и снова тяжело опустилась на землю. По ногам болезненно бегали мурашки.
Каберник Турент не двигался, лежа в красной луже, широко раскинув руки и ноги. Андрес Верный пытался поднять все еще валяющегося в обмороке Стигварда.
Скорчившаяся на песке Хлоя Штиц казалась маленькой, как ребенок.
Оль Харшейм и Берт Бригден приволокли к Скеллену невысокого мужчину, убившего Хлою. Филин тяжело дышал и прямо-таки дрожал от ярости. Из перевешенной через грудь бандольеры вынул вторую стальную звезду, такую же, какой только что ранил в лицо девушку.
– Чтоб тебя ад поглотил, Скеллен, – сказал невысокий мужчина.
Веда вспомнила, как его зовут. Мекессер. Йедия Мекессер, геммериец. Она узнала его еще в Рокаине.
Филин сгорбился, резко махнул рукой. Шестиконечная звезда взвыла в воздухе и глубоко врезалась в лицо Мекессера между глазом и носом. Мекессер даже не крикнул, только начал сильно и спазматически дергаться в руках Харшейма и Бригдена. Дергался он долго, а зубы выставил так по-звериному, что все отвернулись. Все, кроме Филина.
– Вырви из него мой орион, Оль, – приказал Стефан Скеллен, когда наконец труп бессильно повис в державших его руках. – И закопайте эту падаль вместе с той другой падлой, с тем гермафродитом. Чтобы следа от паршивых предателей не осталось.
Неожиданно завыл ветер, налетели тучи, и сразу стало темно.
Часовые перекликались на стенах цитадели, храпели дуэтом сестры Скарра, Петюх громко отливал в пустую парашу.
Веда натянула одеяло под подбородок. Вспоминала.
«Они не догнали девушку. Она исчезла. Просто-напросто исчезла.
Бореас Мун – невероятно! – потерял след вороной кобылы через каких-то три мили. Неожиданно, без предупреждения, сделалось темно, вихрь пригнул деревья почти до земли. Хлынул дождь, загремел гром, засверкали молнии.
Бонарт не успокоился. Вернулся в Говорог. Орали друг на друга все: Бонарт, Филин, Риенс и тот четвертый, загадочный, нечеловеческий, скрипящий голос. Потом подняли на седла всю ганзу, кроме тех, которые вроде меня не в состоянии были ехать. Созвали кметов с факелами, помчались в леса. Вернулись поутру.
Ни с чем. Если не считать ярости, горевшей в глазах.
Разговоры, – вспоминала Веда, – начались лишь через несколько дней. Вначале все слишком боялись Филина и Бонарта, которые так бесились, что лучше было не попадаться им на глаза. За какое-то неловкое словцо даже Берт Бригден, офицер, получил рукоятью нагайки по лбу.
Но потом разговоры пошли о том, что творилось во время погони. О маленьком соломенном единороге из часовенки, который вдруг вырос до размеров дракона и напугал коней так, что седоки свалились с седел, чудом не переломав шеи. О мчащейся по небу кавалькаде огненноглазых призраков на конских скелетах, которых вел страшенный король-скелет, приказывавший своим слугам-упырям затирать следы копыт черной кобылы рваными плащами. Об ужасном хоре козодоев, орущих «Лиик’йорр, лиик’йоор из крови». О наводящем ужас вое призрачной беанн’ши, вестницы смерти.
Ветер, дождь, тучи, кусты и деревья фантастических форм, вдобавок страх, у которого глаза велики, разъяснял Бореас Мун, побывавший там лично. Вот и все объяснение. А козодои? Ну что, козодои как козодои, эти, добавлял он, завсегда кричат.
А тропа, следы копыт, которые вдруг исчезают, словно лошадь в небеса улетела?
Лицо Бореаса Муна, следопыта, умеющего выследить рыбу в воде, при таком вопросе становилось унылым. Ветер, отвечал он, ветер засыпал следы песком и листьями. Другого объяснения нет.
Некоторые даже верили, – вспоминала Веда, – некоторые даже поверили, что все это были естественные явления либо миражи. И даже смеялись над ними.
Но смеяться перестали. После Дун Дара. После Дун Дара уже не смеялся никто».
Когда он ее увидел, то невольно попятился, втянув воздух.
Она смешала гусиный смалец с печной сажей и получившейся густой краской зачернила глазные впадины и веки, растянув их длинными линиями до самых ушей и висков.
Выглядела она не хуже дьявола.
– От четвертого островка на высокий лес, самым краем, – повторил он. – Потом вдоль реки до трех усохших деревьев, от них грабами по болоту напрямик на запад. Как появятся сосны, поезжай краем и считай просеки. Свернешь в девятую и потом уж не сворачивай никуда. Потом будет поселок Дун Дар, с его северной стороны – выселки. Несколько халуп. А за ними, на развилке, корчма.
– Запомнила. Не беспокойся.
– Особенно осторожной будь на излучинах реки. Остерегайся мест, где камыши реже. Мест, поросших горецом. А если все-таки еще до сосняка тебя застанут сумерки, остановись и пережди до утра. Ни в коем случае не езди по болотам ночью. Уже почти новолуние, к тому же тучи…
– Знаю.
– Теперь относительно Страны Озер… Направляйся на север через горы. Избегай главных трактов, там всегда полно солдат. Когда доберешься до реки, большой реки, которая называется Сильта, – это будет больше половины пути.
– Знаю. У меня есть карта, которую ты начертил.
– Ах да, конечно.
Цири в который раз проверила упряжь и вьюки. Механически. Не зная, что сказать. Оттягивая то, что наконец сказать следовало.
– Мне приятно было принимать тебя здесь, – опередил он. – Серьезно. Прощай, ведьмачка.
– Прощай, отшельник. Благодарю тебя за все.
Она уже была в седле, уже приготовилась тронуть Кэльпи, когда он подошел и схватил ее за руку.
– Цири, останься, пережди зиму…
– К озеру я доберусь до морозов. А потом, если все будет так, как ты сказал, то уже ни тракты, ни морозы не будут иметь значения. Я возвращусь телепортом на Танедд. В школу в Аретузе. К госпоже Рите… Как давно это было, Высогота. Как давно…
– Башня Ласточки – легенда. По мне, это всего лишь легенда.
– Я тоже всего лишь легенда, – сказала она с горечью. – С рождения. Zireael, Ласточка, дитя-неожиданность. Избранница. Дитя Предназначения. Дитя Старшей Крови. Я еду, Высогота. Будь здоров.
– Будь здорова, Цири.
Корчма на развилке за выселками была пуста. Киприан Фрипп Младший и три его дружка запретили входить местным жителям и прогоняли приезжих. А сами пиршествовали и пили целыми днями напролет, высиживая в мрачном кабаке, смердящем так, как обычно смердит корчма зимой, когда не отворяют ни окон, ни дверей, – кошками, мышами, потом, онучами, сосняком, жиром, чем-то горелым и мокрой сохнущей одеждой.
– Собачья доля, – повторил, пожалуй, в сотый раз Юз Йанновиц, геммериец, махнув рукой прислуживавшим девкам, чтобы те принесли водки. – Чтоб перекрутило этого Филю! В такой паршивой дыре заставил портки просиживать! Уж лучше б по лесам с патрулями ездить!
– Дурак, – ответствовал Деде Варгас. – На дворе чертовский зяб. Нет, уж лучше в тепле. Да с девкой!
Он с размаху шлепнул девушку по ягодицам. Девушка пискнула, не очень убедительно и с явно видимым равнодушием. Правду сказать, глуповата была. Работа в корчме научила ее только тому, что, когда шлепают или щиплют, надобно пищать.
Киприан Фрипп и его компания взялись за обеих девок на другой же день по приезде. Корчмарь боялся слова молвить, а девки были не настолько резвы, чтобы думать о протестах. Жизнь уже успела научить их, что ежели девка протестует, то ее бьют. Потому разумней погодить, пока «желателям» наскучит.
– Энта Фалька, – притомившийся Риспат Ля Пуант завел очередной стандартный разговор поднадоевших вечерних бесед, – сгинула где-то в лесах, говорю вам. Я видал, как тогда ее Скеллен орионом в морду секанул, как из ее кровушка фонтаном рвалася! Из этого, говорю вам, она очухаться не могла!
– Филя промахнулся, – заявил Юз Йанновиц. – Едва скользнул орионом-то. Морду, верно, недурственно ей разделал, сам видел. А помешало это девке перескочить через ворота? А? Свалилась она с коня? А? Аккурат! А ворота я опосля измерил: семь футов и два дюйма, тютелька в тютельку. Ну и что? Прыгнула! Да еще как! Промеж седла и жопы лезвие ножа не воткнешь!