По большому счету. История Центрального банка России - Евгения Письменная

Геращенко сосредоточенно выслушал Козлова и нетерпеливо спросил:

– У тебя есть идеи?

– Да, провести клиринг платежных поручений на базе платежной системы Банка России. Чтобы запустить клиринг, нужна начальная ликвидность…

Геращенко перебил:

– На нашей базе – это значит…

Козлов опустил глаза и, поглядывая на него исподлобья, аккуратно сказал:

– …значит, придется делать эмиссию.

Геращенко откинулся в кресле, поправил очки. Помолчал с полминуты, рассматривая потолок. А потом, упершись глазами прямо в глаза Козлову, сухо отрезал:

– Понятное дело. Придется, Андрей.

Оба замолчали. Повисла тяжелая пауза, словно призрак старого зачета, который пришлось проводить Геращенко в 1992 году. И хотя сейчас была иная история, оба вспомнили тот зачет, как тяжело он дался. Геращенко прервал молчание:

– Все хотят быть в белых перчатках. Ой-ой-ой. А откуда куча дерьма, спрашивается? Здесь не белые перчатки нужны, а лопата с ассенизатором.

Козлов кивнул головой:

– Но эмиссия должна быть очень осторожной.

Геращенко хмыкнул:

– Ага. Будем осторожно выгребать.

Козлов вздохнул и продолжил:

– Нужно напечатать как можно меньше денег для решения как можно большего количества проблем[184].

Геращенко хмыкнул:

– Смотри-ка, научился выражаться.

Козлов улыбнулся лишь на секунду и тут же заговорил, хмуря брови:

– Источником ликвидности может быть…

Геращенко даже улыбнулся:

– О-о-о-о, это уже лучше. Не все, значит, так плохо. Что за источник?

– Наш фонд обязательного резервирования.

Геращенко насупился:

– Но его ж нельзя использовать.

Козлов поджал губы:

– Нельзя.

Геращенко отвернулся, подпер подбородок рукой и, подумав секунд десять, спросил:

– Сколько тебе из фонда надо?

– Процентов десять – пятнадцать.

Геращенко тихо хмыкнул и после небольшой паузы сказал:

– Ладно, давай запускать этот… твой клиринг. Но сначала все одобрим на совете директоров. Для надежности.

После трехчасового разговора Андрей Козлов согласился стать первым зампредом в команде Геращенко. Тот пообещал, что даст ему курировать самое важное: банковский надзор и денежно-кредитную политику[185]. Через три дня после разговора Козлов подписал указание Центробанка о взаимозачетах банковских долгов для ликвидации неплатежей. Речь сначала шла только о пяти регионах: Москве, Санкт-Петербурге, Самарской, Московской и Свердловской областях[186].

Геращенко отлично понимал, что клиринг ему выйдет боком, что обязательно припомнят старый зачет, который он проводил в 1992 году. Тогда ему досталось и за него, и за эмиссию по самое не горюй. Все одно и то же. В прошлый свой приход он начал работу с зачета, в этот – тоже. Хоть теперь и назвали операцию по-современному – клирингом встречных платежей, суть одна: вручную расшивать неплатежи. И он знал, что без эмиссии не обойтись и на этот раз.

Коммерческим банкам разрешалось провести расчеты только через счета в Центробанке. Они должны были представить списки платежных поручений клиентов, которые застопорились из-за отсутствия средств. ЦБ разрешил банкам превысить объем платежей над объемом имеющихся средств. А чтобы закрыть образовавшуюся дыру, можно было воспользоваться средствами из фонда обязательного резервирования в Центробанке, то есть деньгами, перечисленными Центробанку ранее. Финалом стал многосторонний взаимозачет требований банков друг к другу. Чтобы компенсировать выделенные банкам для взаимозачета средства, Центробанк выкупал у них ГКО со сроком погашения до конца 1998 года. Иными словами, он выкупал замороженные месяц назад ГКО[187]. При этом неизбежно происходила эмиссия. Геращенко рассчитывал, что ее инфляционный эффект будет минимальным, потому что деньги давались не на все, что ни попадя, а только на расчеты[188].

Можно сказать, пронесло. Взаимозачет, который провел Геращенко через несколько дней после своего назначения, прошел без скандалов. Объем расчетов не восстановился до стабильных уровней, но стал немного подрастать[189]. Бешеной инфляции, как в прошлый раз, не последовало. А ведь никто не мог дать гарантий, что все получится. Рисков было так много, что Геращенко понимал: не каждый ввяжется в это дело. В суете он даже не стал собирать совет директоров, чтобы согласовать разрешение на использование фонда обязательного резервирования Центробанка. Взял ответственность на себя. Подумал несколько секунд: что за это может быть? Сам себе ответил: да кто его знает – и дал отмашку на запуск расчетов[190]. Ему было наплевать, кто и что скажет. Если уж рисковать, то рисковать.

Расшивку провели быстро и жестко. Банки, которые не предоставили свою картотеку долгов, не допускались к валютным торгам. Взаимозачет закончили в субботу, а в понедельник, 21 сентября, на восьмой минуте Козлов прервал торги на Московской межбанковской валютной бирже, чтобы не было скупки появившейся на рынке валюты[191]. Объем неплатежей в банковской системе уменьшился на треть[192]. После возобновления торгов пятнадцать банков узнали, что они отключены от биржи, – те, кто отказался участвовать в зачете, но не отказался после него покупать появившуюся на рынке валюту[193]. Спустя неделю Козлов и Геращенко повторили зачет, но уже не в пяти, а в тридцати восьми регионах.

Это была очередная попытка оживить банки, которые от августовского шока почти все завалились на бок и не могли встать. Ситуация патовая. И как всегда, деньги решили всё. Ими ЦБ заливал проблему. На оздоровление ситуации тратились огромные средства. Для поддержания ликвидности системы Центробанк с 17 августа по 21 сентября предоставил банкам ломбардные и однодневные кредиты на сумму пятьдесят шесть миллиардов рублей. Еще 10,6 миллиарда выдали шести банкам, имевшим много вкладов физических лиц: «Инкомбанку», «СбС-Агро», Банку Москвы, Сбербанку России, Уралвнешторгбанку и АК «Барс». С 1 сентября ЦБ снизил нормативы обязательных резервов, а с 14 сентября начал принимать в обеспечение своих кредитов облигации федерального займа[194]. Вливания и зачеты помогали слабо. Банки потихоньку начинали шевелиться, но большинство продолжали пребывать в ступоре.

Геращенко злился. Казалось, все сделанные шаги не продвигали вперед, а только отбрасывали назад. Словно идешь вверх по эскалатору, который едет вниз.

«Страну грабят»

Еще чуть-чуть, и хвост очереди вылез бы на улицу, к выходу из здания – тому, что ближе к Спасским воротам. Коридор вдоль четырнадцатого корпуса Кремля, расположенного за стеной, был заполнен людьми. Они стояли в полной тишине и даже не перешептывались – сто пятьдесят метров молчащих людей. У них был один секрет. Банкомат «СбС-Агро» в четырнадцатом корпусе работал. Мало того, он еще и выдавал деньги. За Кремлевской стеной, снаружи, во всей России банкоматы «СбС-Агро» уже денег не давали; клиенты осаждали офисы, пытаясь вернуть свои вклады. Некоторым, конечно, везло снять деньги за границей, где еще каким-то чудом не заблокировали российские карты. Но и это было большой удачей.

Люди в хвосте очереди были в курсе, что оказаться здесь – большая привилегия. Они узнали по секрету, что за Кремлевской стеной можно спастись от кризиса и получить свои деньги.

Еще пару месяцев назад «СбС-Агро» занимал второе место после Сбербанка по количеству вкладчиков – физических лиц. Но вся мощь банка сдулась за несколько дней: финансового кризиса он не выдержал. Сразу после дефолта в «СбС-Агро» ввели временную администрацию Центробанка. Смоленский – глава банка – потерял свое влияние в один миг. Он был не единственным; рухнуло большинство банков, в которых обслуживалась федеральная бюрократия: «Менатеп», «Инкомбанк» и Онэксимбанк