Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка - Константин Бадигин

Хозяин и гость долго еще сидели молча.

— Не пора ли, гостюшко, в постелю? — сказал наконец Степан Котов, заметив, что купца обуяла дремота.

— Да уж прости, Степан, — отозвался Амосов, — замаялся в дороге.

Тяжело ступая, Котов провел гостя в соседнюю горницу, где на широкой скамье была приготовлена постель.

— Спокойно ли в здешних местах? — позевывая и крестя рот, спрашивал Амосов. — Свеев не слышно ли?

— Будь в надеже, Труфан Федорович, не слыхать. На поморском берегу, слух был, свей погосты да монастыри пожгли, то верно, — хрипел хозяин. — Спи себе и думы не держи. А касаемо лихого народа, — продолжал он, — работник у меня двор сторожит.

Котов подошел к окну и, едва просунувшись в него своим большим, грузным телом, крикнул:

— Митрий! Эй, Митрий!

— Здесь я! — откликнулся кто–то со двора. — Чего надоть?

— Вон он, Митрий мой, по двору бродит. Такой любому молодцу спуска не даст!.. — хвастливо заметил хозяин. — Спи, не сумлевайся.

Пожелав еще раз гостю спокойной ночи, Котов ушел на свою половину.

Амосовы дружинники расположились отдыхать где придется. Кто улегся на сеновале, кто в пустом хлеву, подостлав мягкое сено на пахнувший навозом пол. Добрая половина мо–лодцев заняла полати внизу, в большой горнице, где обычно останавливались проезжие.

Сказитель и песенник Петруха Рубец тихим, приятным голосом напевал былину о Садко. Дружинники слушали молча.

Вот Петруха остановился; ему давно хотелось растянуться на лавке и заснуть, но, по обычаю ватажников, он должен был засыпать последним, когда уж некому было слушать. Прислушавшись к мерному дыханию молодцов, он спросил:

— Все ли спите, хрещеные, сказывать ли дальше?

— Сказывай, — послышался сиплый голос из угла, — сказывай, Петруха!

И, пересиливая сон, Рубец опять запел. Прошел еще час Петруха снова остановился и повторил вопрос:

— Все ли спите, хрещеные, сказывать ли дальше?

В ответ раздалось прерывистое дыхание и храп молодцов.

В полночь старшой Савелий проснулся. Нащупав в темноте ушат с водой, он жадно напился и, поправив лежавшие накрест лучинки, чтоб черт в воду не влез, вышел во двор: ему не спалось в душной горнице.

— Ишь ведь, проклятые, забодай вас бык! — ругался, расчесывая волосатую грудь, Савелий. — Ну и блох, прости господи, развел хозяин! Откуда только напасть такая на человека?

Посмотрев на серое, бесцветное небо северной августовской ночи, на темь обступившего леса, Савелий собрался было идти досыпать на сеновал. Тут его окликнул появившийся вдруг человек с огромной дубиной в руках.

— Что, паря, не спишь, али охоты нет? — загудел детина.

— Воздуху дыхнуть вышел, душно в горнице. А ты что бродишь — в сторожах, что ли?

— Угадал, паря: хозяйское добро стерегу, своего–то не нажил, — присаживаясь на лавку, ответил великан. — Да ты садись, погуторим. Откуда сам–то?

Савелий присел нехотя и хмуро ответил:

— Новгородский… — и, внимательно глянув на нового знакомца, восхищенно добавил: — Дубина–то, забодай тебя бык!

Он попробовал поднять оружие сторожа и удивленно хмыкнул.

— Мне ее впору только ежели на плечо, а ты вместо посоха. На море тебе место — торосной карбас[52] один бы по льду поволок.

Парень ухмыльнулся:

— Быку меня не забодать. Пробовал, да не вышло. А на море я бы рад, да… — он замялся, — дело, вишь, тут одно.

— Стало быть, люба завелась, — заметив смущение парня, догадался Савелий. — Под пару себе, стало быть, нашел?

Мысль показалась Савелию такой несуразной, что он рассмеялся.

— Чего гогочешь? — досадливо оборвал великан. — Ты хозяйскую дочку Варвару видел?.. Она меня здесь и присушила. Не она бы, разве я тут хоть день лишний пробыл?

И парень, видно обидевшись, замолк.

— Забодай тебя бык! А хозяин как? Отдаст за тебя дочку–то?

— Обещал отдать, ежели добра накоплю. Варвара–то на коленях отца молила, за меня замуж хочет. Любит меня, — почти шепотом добавил великан.

— В сторожах ввек добра не накопишь. Вот ежели на море, за костью моржовой… На промысле–то чей перед — тот и господин. Там враз разбогатеешь. Такого–то любая дружина возьмет.

Великан хотел что–то ответить, но вдруг насторожился:

— Кабыть говор слыхать, али мерещится? Тебе как, парень?

Савелий прислушался.

— А что, хозяин разве псов не держит? — спросил он.

— Пастухи с собой псов забрали… — тихо ответил сторож, продолжая прислушиваться. — Опять говор слышен, пойти разузнать, что ли? — Великан поднялся и, сделав несколько шагов, исчез за углом дома.

В одиночестве Савелия снова обуял сон. «Пойду на сеновал, — мелькнуло в голове, — сна–то уж немного осталось. Али подождать парня–то?» Он привалился к бревенчатой стеке и задремал.

Савелий не слышал тонкого свиста выпущенной из боевого лука стрелы. Острый наконечник пробил горло сонного Савелия, впился в стену избы. Пробуждение было страшным. Рванувшись вперед, дружинник вскочил на ноги, хотел крикнуть, но только храп вырвался из залитого кровью горла. Шатаясь, он кинулся в избу, на ощупь нашел щеколду и, падая всем телом на дверь, распахнул ее и свалился тут же у порога.

«Ребята, вставайте! Вражье!» — хотел крикнуть Савелий.

Но только мычанье да хрип услышали дружинники. Раненый ватажник бился на полу, стучал ногами, переваливался с боку на бок, заливая грязный пол горницы пузырящейся кровью.

Петрушка Рубец первый понял, в чем дело. Он сломал стрелу и вынул оба конца из раны.

— Свейская стрела! Вставай, ребята! — крикнул он и бросился было на двор, но тут же остановился и торопливо припер дверь крепким дубовым засовом.

И вовремя! Снаружи раздались крики на чужом, непонятном языке, топот многих ног. Дверь затрещала от посыпавшихся на нее ударов.

Дружинники наспех вооружались. Одни натягивали на себя кольчуги, другие покрывали голову шлемом, третьи, согнув луки, старались приладить тетиву.

Враги бешено ломились в дверь. От ударов топора полетела щепа внутрь горницы. Еще миг — и сорванная с петель дверь рухнула на пол. С ревом кинулись дружинники на врага. Русские мечи и пики загремели по медным латам шведов. От неожиданного яростного напора враги подались назад. Но замешательство продолжалось недолго: высокий воин, закованный в блестящие латы, с призывным кличем бросился на дружинников. За ним грянули шведские воины, и бой разгорелся с новой силой. Теснимые со всех сторон, новгородцы отступили. Прихватив трех тяжело раненных товарищей, они вновь укрепились за стенами избы и, осыпая противника стрелами, заваливали вход всем, что попало под руку. Сверху в горницу прибежали купец Амосов с мечом в руках и хозяин Степан Котов. Подбадриваемые криками своего начальника, шведы яростно лезли в избу и после короткой схватки, оттеснив новгородцев от двери, ворвались в горницу.