Зеленый фронт (СИ) - Агишев Руслан

— Знаешь, медицина, вот все ты правильно говоришь, да как-то по-научному, — хитро прищурив глаза, начал разговор Голованко. — Слушаешь тебя и кажется, вот он фашист стоит перед тобой… Нет! Фашист другой, не такой как мы! Он самый, что ни на есть ирод! Блазень настоящий! — он с легонько стукнул себя по затылку. — Вот здесь у него не хватает чего-то! Понимаешь, ты медицина? Сумасшедший он! И ему твои россказни вот…, - старшина смачно сплюнул в сторону от себя. — Плюнуть и растереть!

К ним незаметно подсел капитан, продолжавший изучать карту. Казалось, еще минуту назад он сидел у окна, где было много света. И вдруг раз, его склоненная фигура уже буквально в метре от тебя! Старшина не раз ловил на себе его изучающий взгляд.

— Что ему все это? — продолжал Голованко, подвигая к себе котомку. — Если фашисту будет нужно, то он не задумываясь жахнет химическим оружием! Не задумываясь!

— А знаете, я полностью согласен с Ильей Петровичем, — вдруг в разговор вмешался капитан, оторвавшись наконец-то от карты. — Зря вы Карл Генрихович, с таким жаром отметаете возможность использования или испытания в данной местности химического оружия. Смотрите, сейчас крайне благоприятное время — это раз! Лето, мало дождей… Стоят просто идеальные погодные условия для испытания новых образцов отравляющих газов, например. Во-вторых, здесь отличная территория для подготовки и проведения подобных экспериментов! Население угнано в специальные лагеря, много военнопленных. В понимаете, что в распоряжение гитлеровцев попало много здоровых мужчин, на которых вполне могут что-то испытывать…

— Вот-вот, — встрепенулся старшина, от интереса даже чуть наклонившийся. — Я, товарищ капитан, о том же самом. Фашист, он все может сделать…

Бросив эту фразу, старшина зашуршал в своей котомке. Пару минут он что-то искал там с такой энергией, что волей-неволей привлек и внимание споривших. Оба — капитан и врач с интересом уставились на старшину и его мешок. Наконец, с торжествующим видом он что-то нащупал.

— Вот! — протянул он врачу какую-то изогнутую железяку. — Говоришь, все здесь нормально, ничего не обычного. Вот, смотри! Я давеча, у дома этого нашел. А патрон этот в лесу, у своего шалаша. Кумекай теперь, все ли здесь в порядке или нет?!

Наклонившись вперед, Карл Генрихович не удосужился стереть со своего лица самодовольной улыбки — «мол, что там еще может быть такого». На крупной, с окаменевшими мозолями, ладони лежали две железки — длинная, похожая на пластину, и обыкновенный патрон.

— Любопытно-любопытно, — пробормотал врач, сразу же хватая самый любопытный, по его мнению, предмет — золотистый бочонок. — Что же это у нас такое?

— Это, уважаемый Карл Генрихович, патрон калибра 7,62 мм. к винтовке Мосина. Дайте-ка посмотреть на секунду, — заинтересовавшийся Смирнов, осторожно, кончиками пальцев ухватил тельце патрона и приподнял его к свету. — Если я не ошибаюсь… выпущен он после 1930 г… Так… Точно! — Прищурив глаза, он внимательно рассматривал что-то такое, что было знакомо ему одному. — Фаска у нас не сферическая, а прямая. Кстати, и опорная площадь здесь поболе… Нет, точно после 1930 г. Возьмите!

Приняв патрон, словно величайшую драгоценность в этом мире, врач сразу же вооружился лупой, которая появилась как будто из неоткуда.

— Многочисленные крошечные отверстия, — забормотал он, внимательно всматриваясь в лупу. — Так-так… Диаметр примерно четверть миллиметра. Четверть! Ничего себе! А это у нас что такое? — Голова склонилась еще ниже, а очки, казалось сейчас вообще спадут с его носа. — Что за веревочки? Постойте-ка… Пенька что-ли?! Нет! Растение что-ли? Очень похоже на корень… Просто удивительно похоже. Высох только.

Лохматая шевелюра, непослушной шапкой пристроившаяся на голове, поднялась. Увеличенные очками глаза уставились на старшину, с невозмутимым видом сидевшего напротив.

— Очень любопытный патрон, Илья Петрович, — он стал осторожно протирать круглые стеклышки очков. — Я скажу даже больше, крайне странный патрон.

Смирнов насторожился. «В этом чертовом задании слишком много странностей, — мелькнуло в его голове. — Что ни шаг — то непонятное явление, что ни взгляд — странный предмет! Ох, не к добру это все».

— Вот, посмотрите, на эти отверстия, — золотистое тельцем медленно проплыло перед ними. — Их очень много и они крайне маленького диаметра… Я конечно не практик-металловед, но тоже кое-что понимаю в плотности металла. На нашем оборудовании такие отверстия просверлить невозможно! — в конце фразы его голос приобрел таинственные нотки. — Это совершенно другой уровень технологического развития! Сверла, оставившие после себя подобные отверстия, должны обладать неимоверной плотностью… Это… Это достойно произведений Адамова, где наука шагнула далеко вперед!

Оба слушателя переглянулись между собой. Все было предельно ясно! Если это сделали не советские специалисты, значит это сделал кто-то другой! А вот по вопросу об этом таинственном мастере и старшина и капитан имели совершенно противоположные мнения.

— Могу лишь предположить, что это изделие немецких инженеров, — медленно проговорил Завалов, вновь и вновь поворачивая патрон в лучах солнца. — И до войны точная механика в Германии была необыкновенно развита… А сейчас я просто не знаю, что могло быть изобретено в этой сфере!

— Что это у вас за дудулька такая? — вдруг влез в разговор Абай, выглядывая со стороны двери. — Патрон что-ли? Хм! Развели тут… Тут такого добра лопатой греби!

Перед удивленной компанией на пол полетели точно такие же гильзы. Абай высыпал, наверное, десятка три — столько, сколько поместилось в его ладони. Все они, как один имели аналогичные отверстия

Глава 41

Возможное будущее.

Небольшой, утопающий в зелени городок, где-то в центре Сибири. Устремленное в высоту белое здание венчала строгая информационная табличка — НИИ проблем психо- физио- механотехнологий.

— Уважаемые коллеги, слово имеет профессор …, доктор …, почетный член … Академии … Скополопус Загиад Амвросиевич, — разнеслось по просторному залу, потолки которого терялись где-то высоко над головами собравшихся. — Заявленная тема выступления «К вопросу о специфических особенностях зарождения и эволюции разума в рамках негуманоидных форм жизни». Заранее отмечу, что тема уважаемым профессором была изменена буквально в последнюю минуту.

В этот момент откуда-то с середины зала поднялся древний старичок с задорно выпяченной вперед бородкой и бодро зашагал в сторону кафедры. По мере его движения в зале нарастал еле слышный недовольный шум, в котором ближе к передним рядам даже можно было разобрать отдельные выкрики.

— Сколько же это можно? — громко шептал чей-то тонюсенький голосок, сопровождаемый громким стуком по сидению кресла. — Этот старый маразматик опять начнет болтать про свою безумную теорию!

— Нет, а как же выступление о психотехнологической природе разума? — пытался перекричать первого кто-то со второго ряда. — Вот же в программке написано черным по белому?!

— Коллеги, я прошу вас, соблюдайте тишину! — вновь пронесся по залу немного раздраженный голос, казалось докатившийся до самых потаенных уголков. — Вам же сообщали, что тема была профессором изменена.

Наконец, в микрофоне что-то покряхтело и зашипело, словно подавало голос невиданное животное.

— Как вам и сообщили тема моего выступления — К вопросу о специфических особенностях зарождения и эволюции разума в рамках негуманоидных форм жизни, — в конце концов профессору удалось справиться смикрофоном и начать свой доклад. — Тема без всякого сомнения интересная и полезная, в особенности неким псевдоученным-керраитам…

После этой фразы какой-то мужчина с первого ряда возмущенно зашипел и попытался вскочить, однако был остановлен своими менее возбужденными соседями.

— … Неокрепшему разуму любой формы жизни, за исключением коллективной, в первый период своего существования жизненно необходимо общение с себе подобными. Я уверен, что это утверждение вряд ли будет кем-нибудь оспорено в силу своей законченности и безусловности!