Ничего личного - Наталья Андреева

– Пить без вводного слова нехорошо. Неправильно. Тоста сегодня не получится. По причине всем известной. Я как самый виноватый, скажу. Чокаться не положено, так что поднимем стаканы молча. Для надгробного слова время еще не пришло, да и прав у меня таких нет. Я не был близким другом покойного и почти его не знал. Но тем не менее считаю: он этого не заслужил. Сейчас мы выпьем за то, чтобы не чувствовать себя виноватыми. Возражения есть?

Поскольку все молчали, он выпил первым, один, и сел на свое место. Серебрякова последовала его примеру. Народ переглянулся, но возражений либо опровержений не последовало. Выпили и потянулись к закускам. Леонидов громко сказал:

– Говорить больше не будем. Наливайте, пейте, хватит друг другу в глаза заглядывать, – и решительно потянулся к бутылке с водкой.

– Ирина Сергеевна?

– Да, налейте еще.

Он заподозрил Серебрякову в тайном пороке пьянства. Или у нее стресс?

– Вы бутерброд съешьте, Ирина Сергеевна, – посоветовал он. – А то нехорошо получится.

– Нехорошо мне с утра было. А сейчас уже на все наплевать, – и Серебрякова откинулась на спинку дивана.

– Вы же не засвидетельствовали самоубийство управляющего. Насколько я знаю. Вас в это время в холле не было.

– Зато я его достоверность оплатила.

– Простите? Достоверность чего?

– Свидетельства, – тихо сказала она.

– Взятка? – Леонидов приблизился к ней вплотную. Теперь понятно, отчего Семеркин задержался в коттедже!

– А что, вы никогда взяток не берете? – усмехнулась Серебрякова.

– Может, мало предлагали?

– А сколько вы стоите, Алексей Алексеевич?

– А вы хотите меня купить?

– Пока я только прицениваюсь.

– Не выйдет, – покачал он головой. – Я не продаюсь.

– Ой ли? Разве дело не в цене?

– Никаких денег я у вас не возьму, – сердито сказал он.

– А что, только деньгами можно оплатить ваши услуги?

– Ирина Сергеевна, перестаньте. Это не ваш стиль.

– Разве? А как же взятка, которую я сегодня дала? – прищурилась Серебрякова. Это от водки ее слегка повело. Не пьет она. Ни тайно, никак. А сейчас расхрабрилась.

– И кому же вы ее дали?

– Семеркину, эксперту. Какая разница?

– А если я об этом расскажу?

– Вы что, в детском садике? Побежите докладывать тете воспитательнице: ай, яй, яй, Ирина Сергеевна плохая девочка, идет на подкуп должностных лиц! А я думала, Алексей, что вы уже повзрослели. Вам-то что за дело помогать местным органам правосудия? Это вообще не ваша песочница.

Он побагровел:

– Насчет песочницы… Это уже не детские игры. Это трупы. Люди, которых убили. И кого вы покрываете?

– Себя. Собственный покой и собственное же благополучие. От меня многим людям что-то на до, я для себя не живу. И я не хочу все начинать сначала. Мне это не потянуть. Искать новых людей, налаживать новые контакты. Заново ко всему привыкать. Я не в том состоянии, чтобы этим заниматься. Я вообще не тот человек, который может возглавить дело и взять на себя какую-то ответственность. Я вам это уже говорила. Одна надежда, что сын подрастет, и я должна для него что-то сохранить. Людей, на которых можно опереться. Кто будет его учить? Колледжи за границей? Все это теория. А на практике? Я хочу, чтобы все оставалось как есть.

– Что ж, значит, себя оберегаете? Разумно. Сначала я должен был позаботиться о том, чтобы ничего не случилось. Устрашить, так сказать. А когда не подействовало, и кто-то сорвался, вы все-таки начали его покрывать. Организатора убийства уже знаете или наугад? Вам все дороги? Так что ли?

– Алексей, я хоть и выпила водки, но промолчать смогу.

– Ясно. Опасаетесь, что я выйду из-под контроля.

– Вы лицо материально не заинтересованное.

– Остальные, значит, вашими деньгами повязаны? Люди гибнут за металл. Все в мире меняется, только не это. Деньги – это земная ось. Вокруг них все вращается.

– Алексей, вы слишком увлечены судьбами человечества, – поморщилась Серебрякова. – Вам не помешало бы немного эгоизма. Думала, женитьба на вас повлияла в лучшую сторону. Вам нужен ребенок, послушайте одинокую несчастную женщину. Собственный ребенок. Позаботьтесь о собственной семье, о ее благополучии. В том числе, и материальном.

– Это агитация?

– Совет. Дружеский совет. Я пойду прилягу.

Что-то мне, и впрямь, нехорошо от водки. Не надо пить, если не умеешь.

– Вам помочь?

– Думаете, до кровати не дойду?

– Все-таки надо соблюсти лицо перед подчиненными, – он встал, поддержал Серебрякову под локоть и сделал вид, что увлечен беседой и желает продолжить разговор со своей спутницей в другом месте.

Пить Ирина Сергеевна и в самом деле не умела. По коридору она шла тяжело, опираясь на руку своего спутника. В номере он бережно опустил Ирину Сергеевну на кровать. Та сказала:

– Спасибо. Алексей, вы с нами завтра едете?

– Да, конечно. Вы меня сюда привезли, и надеюсь, столь же любезно доставите до ближайшей станции метро. А на похороны можно?

– Зачем?

– Так. По количеству полученных впечатлений у меня такое ощущение, что мы с покойным Павлом Петровичем были знакомы сто лет.

– Что ж… – Серебрякова на мгновение задумалась, потом сказала: – А это будет кстати. Вы поедете со мной, в моей машине.

– Спасибо. Отдыхайте.

Леонидов неслышно прикрыл дверь и пошел обратно к столу. Там не веселились, но разговаривали весьма оживленно. Бутылки стремительно пустели. Саша ворковала с Анечкой, удерживая одной рукой Сережку и пытаясь всучить ему бутерброд. «Вот спелись», – вздохнул Леонидов, не понимая до конца, нравится ему это или нет. До сих пор он был единственным поверенным во все секреты жены и теперь немного ревновал.

Остаток вечера прошел спокойно. Без бурных сцен, сопровождаемых выяснением отношений. Напился только инициативный Коля, которого Марина Лазаревич быстренько убрала со сцены. Остальные забыть истину в вине не пытались, вели себя пристойно. Алексей тоже не пил больше.

Он сидел за столом, жевал, внимательно прислушиваясь к разговорам вокруг. Кажется, началось! Обсуждают, что же теперь будет? Как перераспределятся должности? И, соответственно, доходы. Вот теперь и начнется самое интересное. До сих пор они были едины: убрать Иванова. А что будут делать теперь? Поделят все согласно внесенному вкладу? Убийца получит должность покойного. Значит, тот, кого назначат управляющим, и нанес смертельный удар в висок. Как все просто!

Глазами он нашел Серегу Барышева. Тот сидел в малиннике, между Анечкой и Сашей. И цвел. Серегины круглые щеки пылали. Да и водочки выпил товарищ Барышев. Хорошо ему! Не надо мешать человеку, когда ему хорошо.

Часов в двенадцать, когда народ начал расходиться, Алексей пошел к себе в номер и принес оттуда подушку и теплое одеяло. Бросив все это на продавленный диван, он демонстративно расстелил одеяло и пьяным голосом заявил:

– Завтра мы все уезжаем, и слава богу! Не хочу, чтобы здесь поутру лежал еще один труп. А Под занавес, так сказать. Так что если у кого-то были виды на этот балкон, есть время передумать. Не кончайте больше мою жизнь вашим самоубийством.

И он улегся на диван.

– Леха, ты чего? – толкнул его в бок подошедший Серега Барышев. – Брось дурить! Делать, что ли, больше нечего? Иди спать к жене, как все нормальные люди.

– Это твой пунктик, а не мой. Я здесь лягу и с места не сойду. И спать не буду, – проорал он на всякий случай. Для тех, кто уже покинул холл и теперь прислушивается к скандалу, припав к замочной скважине.

– Саша, скажи ты ему, – взмолился Барышев.

Саша в ответ многозначительно покрутила пальцем у виска:

– Умом тронулся. Пусть делает, что хочет. Я устала с ним бороться.

– Ну, вы даете, Леонидовы! Ладно, пусть мерзнет в холле, если охота.

– А мы ему бутылку водки оставим, – засмеялся кто-то из молодежи.

– Погреем! – подначили девушки.

– Может, и мне тогда остаться? – спросил кто-то из мужиков.

– Цыц всем! – прикрикнул Алексей. – Все остаются на местах. Бдить буду я один, остальные бойтесь и спите, где спали.

– А если я в разных местах ночевал? – выступил кто-то.

– Иди туда, где больше понравилось.

– Давай, мы тебя разделим? – тут же накинулись на парня разгоряченные девчонки.

– На самую значимую часть устроим аукцион!

– Ха-ха-ха!

Закончив состязание в остроумии, народ начал потихонечку расходиться по номерам. Захлопали двери.

Вскоре Алексей остался один. Последний из уходивших щелкнул выключателем. Свет остался только в коридоре. Да луна выглянула из-за туч, словно обрадовалась возможности поработать электрической лампочкой. В холле, и впрямь, было прохладно. Из многочисленных щелей дуло, и он плотнее завернулся в одеяло. Лежал на диване и прислушивался к шагам. Он не надеялся, что убийцу потянет на место преступления. Но страх не даст ему спать. Страх погонит в холл, к человеку, который, единственный, угрожает его положению. Выяснить намерения. Ибо ожидание мучительнее всего. Нет, не упустит убийца такую возможность. Может, попытается разжалобить или, напротив, запугать. Поэтому Алексей внимательно прислушивался: не заскрипит ли дверь?