Однорогая жирафа (сборник) - Виктор Сапарин

— Вот, — сказал он нам, указывая на Безрученко, — пришел благодарить за предупреждение, переданное ему по радио.

Он познакомил нас с прославленным зверобоем.

Безрученко приветливо улыбнулся и радушно пожал наши руки.

— Только заслуга нашей станции здесь небольшая, — продолжал Костя, — я передал ему по радио рыбацкую примету. Станция радировала сигнал внимания, но ведь и он был основан все на той же примете. Вы подумайте только, какое сочетание: современная радиотехника и примета погоды, которой, может быть, не одна сотня лет.

— Хорошо бы, — сказал Безрученко, — прямо на борту судна иметь прибор, предупреждающий о шторме. Как вы думаете, современная наука в состоянии создать такой прибор?

Он посмотрел на нас вопросительно. Видно было, что эта мысль занимала его давно.

— Вот, — Костя как-то по-детски мотнул головой в нашу сторону. — Сегодня мы были на станции, где работают над этим.

— Гм, да-а… — протянул Петр Иванович, — работают… Такой прибор, — вдруг твердо сказал он, поворачиваясь всем корпусом к Безрученко, — можно сделать.

— Я тоже считаю, — сказал убежденно Костя, — что такой прибор можно создать. Сегодня на станции я окончательно понял это.

— Окончательно?

В голосе Смородинова мне послышалась вопросительная нотка.

— Да, окончательно, — сказал Костя, твердо глядя в глаза Смородинову. — Хотя я, как и вы, считаю, что Шавров идет не совсем тем путем.

— А откуда вы, молодой человек, знаете, что я считаю? — оборвал его Петр Иванович и, повернувшись к нам спиной, стал смотреть в окно на море. Однако и по напряженной спине, и по пальцам профессора, судорожно шевелящимся за спиной, было видно, что Костя задел в нем какую-то чувствительную струну.

Никитин почти не реагировал на эту профессорскую выходку. Он тепло посмотрел на сердитого Смородинова, улыбнулся светлой улыбкой и, схватив спокойно наблюдавшего эту сцену Безрученко за рукав кителя, горячо сказал:

— Будет прибор.

— Будет? — задумчиво переспросил Смородинов. — Не такая это простая штука, как вам кажется. Да. То, что природа вырабатывала на протяжении, может быть, тысяч веков, нужно сделать, и притом в гораздо лучшем виде, в течение нескольких…

— Лет, — подсказал я, памятуя, что работа над резонатором, который мы видели сегодня утром, продолжалась, как пояснил нам Шавров, уже четыре года.

— Месяцев! — резко сказал Смородинов. Он нетерпеливо толкнул ногой дверь, поспешно вышел из комнаты и, размахивая руками, зашагал по тропинке к морю. В окно была видна его маленькая фигура на фоне дальнего неба.

Удивительно, до чего бывают навязчивы некоторые идеи! Неугомонный Петр Иванович, мечтательный и увлекающийся Костя Никитин и спокойный, уравновешенный Безрученко с его твердой верой в науку заразили меня. Понемногу и я стал задумываться над уловителем голоса моря.

Загорая на пляже или совершая прогулки по окрестностям, я часто ловил себя на том, что думаю о конструкции резонатора, который я видел на Черноморской станции. Сначала я пытался отогнать от себя эти мысли. В конце концов, я приехал в этот благословенный уголок природы, чтобы отдыхать, а не для того, чтобы ломать голову над усовершенствованием изобретения, которым и без меня занималось уже столько людей! Но со мной произошло нечто вроде того, что приключилось со сказочным героем, который должен был думать о чем угодно, только не о серой лошади. Как известно, герой не выдержал испытания: словно назло ему все время лезла в голову запрещенная мысль.

То же получилось и со мной. Сидя где-нибудь в тени под мощной кроной грецкого ореха и глядя на залитую солнцем дорожку, я размышлял о том, что это за капризная стихия — море и какая на самом деле заманчивая задача — заставить ее предупреждать человека о своих капризах.

Наконец, я не выдержал. Махнув рукой на все соображения о том, что не следует путать отдых с работой, я решил заняться усовершенствованиями того прибора, что нам показали на станции.

«Играют же люди в карты, — рассуждал я, оправдывая себя, — ломают голову над каким-нибудь преферансным ходом, забивают ее черт знает чем, разным хламом, вроде запоминания всех вышедших из игры карт (я не играю в карты, не люблю и не понимаю этого занятия), почему же мне не заняться этим прибором, так сказать, на свободе, в этой приятной обстановке, чтобы дать какое-нибудь дело мозгам…»

Достав из чемодана лист чистой бумаги и вооружившись шариковой ручкой, я расположился, за одним из круглых столиков на веранде.

И как только я занялся вплотную интересовавшим меня делом, у меня сразу стало спокойно на душе.

Работал я часа полтора-два в день, а в остальные часы с азартом включался в общую жизнь санатория. И, эта размеренная, жизнь, изрядно надоевшая мне прежде, теперь показалась особенно интересной. Правда, человеческий мозг — капризная штука и в этом отношении подчас не уступает Черному морю. Случалось, заплывешь далеко в море, и вдруг приходят в голову интересные соображения, тогда спешишь к берегу, чтобы, лежа на горячей гальке или на деревянном лежаке и подставляя солнцу то спину, то грудь, тщательно обдумывать со всех сторон какой-нибудь вопрос. Но зато теперь незаметно пролетали самые бездеятельные часы — на пляже, когда не хочется читать, потому что книга загораживает от тебя море, а говорить тоже не хочется — слишком красиво море и ты к нему еще не привык, или обязательный мертвый час — настоящая пытка для людей вроде меня, не привыкших спать после обеда.

Работал я над конструированием сигнализирующего устройства к уловителю голоса моря.

Еще когда я впервые увидел резонатор инфразвуков, меня поразила некоторая примитивность записи его показаний. По специальности я инженер-электроник и, может быть, именно поэтому обратил особое внимание на эту часть устройства прибора. Ученые, работавшие на станции, несомненно гораздо больше меня разбирались в физике моря, о которой я имел самое общее представление, но они были довольно далеки от вопросов прикладной электротехники. Поэтому, когда им потребовалось перевести показания резонатора на язык электрических сигналов, они выбрали самую простую, но не лучшую схему. В этом и заключалась их ошибка. В самом деле, раз прибор резонирует на инфразвуки, сигнализирующие о приближении шторма, значит главная задача решена! Прибор фактически создан, вернее, — создана самая главная его часть. То, что творцы прибора не могли читать его показаний из-за местных помех в виде ветра, я относил целиком за счет техники, которую они применили для этой цели. Нагретая током платиновая нить слишком чувствительна к любому дуновению воздуха и поэтому не годится.