Справедливость силы - Юрий Власов

Шеманский, чемпион Хельсинкской олимпиады, вновь после многолетнего перерыва вернувшись на помост, если не был готов к спору за золотую медаль (которую должны были разыграть Брэдфорд и Власов), то, по крайней мере, своей тактикой хотел оказать серьезное влияние на исход поединка в пользу товарища по команде. Достаточно сказать, что после двух движений (в которых были обновлены олимпийские рекорды) Власов лишь на пять килограммов шел впереди Брэдфорда: в жиме показали равный результат – 180 килограммов, а в рывке у москвича были 155 килограммов. И вот толчок, венчающий троеборье. Брэдфорд… заканчивает состязание, повторив официальный мировой рекорд в сумме, значительно превзойдя свое личное достижение. У Шеманского, предпринявшего известную по прежним временам авантюру (идти на вес, к которому не подготовлен, желая этим выбить из колеи соперника), тоже отличный результат – 500 килограммов. А Власов пока не выходил на помост. Сообщение диктора о том, что установлено новое мировое достижение (после моего первого подхода.– Ю. В.) – 520 килограммов,– тонет в горячих аплодисментах. А у москвича еще два подхода. Он берет 195 килограммов и просит установить 202,5 килограмма. По залу проходит гул. Еще ни один атлет в мире не переходил заветный 200-килограммовый рубеж (мы не берем попыток в показательных выступлениях, мало имеющих общего со спортивными). Нам пришлось встать со своих мест, так как сцену окружили плотным кольцом фотокорреспонденты и кинооператоры. Никто не хотел пропустить этот исторический момент. И вот снаряд на вытянутых руках. Зажглись три белые лампочки (значит, вес взят правильно!). Зал содрогнулся от оваций, гремевших около семи минут.

На табло, где вывешиваются результаты, появляется число, написанное мелом,– 537,5 кг (кто из организаторов мог подумать, что будет показан такой невероятный результат!)…"

И у меня возникло такое чувство, будто американцы вдвоем вышибают меня из равновесия. Оно и было так, но лишь до определенных результатов. А там им уже стало не до меня. Схватились за серебряную медаль. Зло схватились.

…Окаянные полчаса до разминки в жиме. Проверка сил впереди. Ничто не известно, пока не опробую веса.

А сейчас жди, жди. Не давай себе гореть. Не думай о "железе". Да, там, на разминке, узнаю о силе. Опробую себя несколькими подходами – и все ясно. Не подвели ли новые приемы тренировки? Не раскачала ли болезнь?

В жиме следовало взять штангу на грудь, встать неподвижно и ждать команду центрального судьи (фиксатора). Эта команда подавалась хлопком в ладони. Лишь после хлопка разрешалось выполнять сам жим. Таким образом, возникала пауза, зависящая от воли судьи. При недобросовестности судьи эта пауза могла растягиваться (для зрителей это было незаметно), атлет терял силу, задыхаясь. Это ставило под угрозу попытку, а их всего три в каждом классическом упражнении (жим, рывок, толчок) . И, наоборот, этот же судья мог дать команду "в темпе", когда атлет еще обтягивался, принимая наивыгоднейшее положение для жима. Это создавало весьма выгодные условия для подключения к усилиям рук движений тела, которые хотя и воспрещались правилами, но при определенном навыке вполне проходили. Все это создавало довольно широкие возможности для судей влиять на результат борьбы.

…Расчетная сила. Где она, в мышцах или только в кривых на графиках?.. Не сожрали ее болезнь и беда?.. Как американцы? Ребята из опытных. Свыше десяти лет в самых отчаянных свалках. Научены отвечать силой.

Тренер все о Тэрпаке. Это "удар" от Варшавы. Твердит, чтобы не забывал о поправке на "ладошки". Да пусть затягивает! Не прикуплюсь. На что зиму стравливали… Отшучиваюсь: Тэрпак джентльмен, не станет из-за бутылки сводить счеты! Тэрпак накануне проспорил мне бутылку отменного виски. В общем, мы в добрых отношениях. До помоста…

Где сила – в мышцах или только в нашем воображении?..

Борзо бежали дни, и совсем зачахли минуты предстартового ожидания.

Итак, на кону силы последние медали. Последние. В жиме я и Брэдфорд споткнулись на 180 кг, дальше ни-ни. Как более легкому, олимпийский рекорд присудили мне. Так Большой Вашингтонец и не поимел ни одного рекорда. Жаль, атлет из славных. Дрался не по-крохоборному, от души.

В жиме я дрогнул. На разминке штанга утратила зна-комость. Сказались болезнь, переживания из-за вынужденного одиночества и все та же неуверенность. Эта неуверенность смяла, но лишь на время, дабы уже никогда не возвращаться. Однако последний подход я все же замарал. Нет, не сробел, а на какое-то время себе стал чужой. На миг почужели сердце, кровь, ладони. Неужто обманулся? Неужто клеймен трусостью и бессилием?

"Быть выше сомнений" – просто пишется, часто пишется, привычно… А вот оказаться выше их на самом деле, когда один на один с соперниками да еще обставлен неудачами… Ведь до сих пор были только срывы. Ни одного чистого выступления. Удастся ли?..

Началось с разминки. Горел я от возбуждения, сомнений, и жар от бедра под 38 градусов. Грызет: правильны ли прикидочные килограммы Большого Вашингтонца? Не придержал ли силу? И каков маэстро Шемански?..

Странная закономерность. В Мельбурне, когда схватились Сельветти с Эндерсоном, центральным судьей, от которого зависит очень многое, был американец. В Варшаве, когда самая почетная золотая медаль снова на кону между опытными американцами и мной (новичком),– снова центральный арбитр американец. В Риме, на Играх, центральный судья в тяжелом весе опять-таки американец. Какой уж тут закон чисел!

И уж почувствовал выжеванность от дней болезни, усталь от травли и одиночества, всю сумасшедшую натянутость ожидания.

Это подавал голос старый знакомый – слабодушие.

Веса на разминке я выжимал нескладно и без срыва. Не из-за желания перестраховаться от судей. Снова упустил контроль над собой.

Богдасаров просит: "Не спеши! Пусть даст команду, а ты по-своему! Без суеты!" Это он о Тэрпаке. В общем же работаем без лишних слов. Как-никак уже четыре года в поединках и тренировках.

В жиме все не так, как рассчитывали. Насколько я был сильнее в тренировках! И легче, управляемое…

Я в оторопи: неужто не донес силу, неужто и здесь позор чемпионата Европы? Позор! А ведь мысли тут же утесняются в строй мышц, вяжут силу. Эх, лепить бы подходы без перерывов – с ходу бы отшиб сомнения! А тут после жима около полутора часов до рывка. После возбуждения и мощнейших физических напряжений – ожидание. Пустое ожидание! Сомнениям простор! Лежи и размышляй о провале в жиме, прикидывай будущее. Времени – вагон!.. Сотрут… проиграю… сотрут в Москве!..

В жиме недобрал свои килограммы. Очень недобрал. Значит, снова позор миланского выступления?..