Поступь хаоса - Патрик Несс

— Ты мне больше не нужен, мальчик, — говорит Аарон, заносит нож над головой и с размаху опускает. Это последнее, что я вижу.

Часть пятая

26

Конец света

Падение нет!

ПАДЕНИЕ нет прошу помогите Падение Нож Нож Нож Спэк спэки умерли, спэков больше нет, ВИОЛА прости умоляю прости у него копье ПАДЕНИЕ прошу прошу Сзади Аарон! Осторожно! Ты мне больше не нужен, мальчик Виола падает, Виола Ид, спэк крики кровь о нет СМОТРИТЕ-СМОТРИТЕ нет прошу смотрите он бы нас убил Бен умоляю прости Аарон! Беги! ВИОЛА ИД Он тут не один бежим отсюда ПАДЕНИЕ падение темная кровь Нож смерть беги я убийца прошу нет СПЭК виола виола виола…

— Виола! — пытаюсь выкрикнуть я, но вокруг только чернота, беззвучная чернота, в которую я упал. У меня нет голоса…

— Виола. — Вторая попытка. В легких вода, кишки ноют и боль везде, везде…

— Аарон, — шепчу я самому себе. — Беги, там Аарон.

А потом снова падаю в черноту…

…

…

— Тодд?

…

— Тодд?

Манчи.

— Тодд?

Я чувствую мокрый собачий язык на своем лице. Значит, я чувствую свое лицо и могу определить, где оно. В легкие врывается воздух, и я открываю глаза.

Рядом с моей головой стоит Манчи. Он переступает с ноги на ногу и взволнованно облизывается. Глаз у него все еще перевязан, но вапще я плохо его вижу, перед глазами все плы…

— Тодд?

Я пытаюсь произнести его имя, чтобы он успокоился, но только начинаю кашлять — и тут спину пронзает резкая боль. Я все еще лежу на животе, в грязи, там, где Аарон…

Аарон.

Там где Аарон ударил меня по голове дубинкой. Я пытаюсь поднять голову, и нестерпимая боль пробивает всю правую сторону черепа до самого подбородка. Я лежу, скриплю зубами и жду, пока утихнет боль, погаснет пламя, и я снова смогу заговорить.

— Тодд? — скулит Манчи.

— Я тут, — наконец выдавливаю я, хотя это больше похоже на хрип или рык, и меня снова сотрясает кашель…

Который приходится тут же унять — из-за резкой боли в спине.

Спина…

Подавив очередной приступ кашля, я чувствую, как по телу, начиная с живота, разливается липкий ужас.

Последнее, что я видел, перед тем как…

Нет.

О нет, нет!

Я кашляю горлом, пытаясь не шевелить ни единым мускулом, но ничего не выходит: боль вспыхивает и становится нестерпимой. Потом немного утихает, и я предпринимаю новую попытку заговорить, шевеля одними губами:

— Из меня торчит нож, Манчи?

— Нож, Тодд, — обеспокоенно лает он. — В спине, Тодд.

Манчи опять подходит и лижет мое лицо — в собачьем притставлении это спасает от всех бед. Я только дышу и минуту не двигаюсь вапще. Закрываю глаза и набираю в легкие побольше воздуха, хотя они ноют и уже как бутто полны.

Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я. Напрасно: на меня тут же наваливаются воспоминания о последних событиях. Кровь спэка, испуганное лицо Виолы, Аарон, выходящий из леса…

Я начинаю плакать, но боль от сокращения мышц такая сильная, что меня на секунду парализует. В руках и спине вспыхивает живой огонь, и остается только молча страдать, пока он не утихнет.

Медленно, медленно, медленно я вытягиваю из-под себя одну руку. От дикой боли в голове и спине ненадолго вырубаюсь, потом снова прихожу в себя и так же медленно тяну руку назад, осторожно ощупывая пальцами мокрую грязную рубашку и мокрый грязный рюкзак, который — странно — до сих пор на мне. В конце концов я нащупываю, что искал.

Рукоять ножа. Она торчит у меня из спины.

Но этого не может быть. Я бы уже умер.

Я бы умер.

Я умер?

— Не умер, Тодд, — лает Манчи. — Мешок! Мешок!

Нож торчит из моей спины, аккурат промеж лопаток, и боль в спине явно указывает на то, что он там. Но сперва клинок проткнул рюкзак, и какой-то предмет не дал ему пройти до конца…

Книжка.

Мамин дневник.

Я снова нащупываю рукоять. Да, в самом деле, Аарон пронзил ножом рюкзак и книжку, но не смог проткнуть меня насквозь…

(как я проткнул спэка)

Я снова закрываю глаза и пытаюсь набрать в легкие как можно больше воздуха — не очень-то это много. Потом я покрепче обхватываю рукоять ножа и опять перевожу дыхание, дожидаясь, пока утихнет боль. Вытащить нож оказывается ужасно тяжело — приходится снова пережидать боль, — но со второго захода я дергаю со всех сил, и спину как бутто пронзает выстрел, я ору и… нож выходит.

Минуту или две я задыхаюсь от боли, пытаясь сдержать слезы и не выпуская из руки нож, все еще засевший в рюкзаке.

Манчи снова облизывает мое лицо.

— Хороший пес, — неизвестно зачем говорю я.

Кажется, я целую вечность пытаюсь стащить с себя рюкзак и отбросить его в сторону вместе с ножом. Но даже тогда я не нахожу в себе сил подняться и, видимо, опять отключаюсь — потомушто в следующую секунду Манчи опять лижет мне лицо, и мне приходится открывать глаза и пытаться дышать заново.

Валяясь в грязи, я больше всего на свете жалею о том, что Аарон не проткнул меня насквозь, что я не умер, как тот спэк, и не упал на самое дно черной ямы, в никуда, где никто не стал бы ругать Тодда за глупость и никчемность, за смерть Бена и потерю Виолы, где я мог бы просто исчезнуть и больше ни о чем не волноваться.

Но вот передо мной стоит Манчи и лижет мое лицо.

— Отстань! — Я поднимаю руку и отмахиваюсь.

Аарон мог убить меня, это ничего ему не стоило.

Проткнуть мне шею, глаз или перерезать горло. Я был в его распоряжении, но он не убил. Видимо, так и было задумано. Иначе просто не может быть.

Наверное, он оставил меня для мэра. Но зачем он шел впереди армии? И как он мог настолько опередить их без коня? Сколько он за нами шел?

Сколько он крался за нами, прежде чем вышел из кустов и забрал Виолу?

Я испускаю тихий стон.

Вот зачем он оставил меня в живых. Чтобы я каждую минуту думал, что он украл у меня Виолу. В этом его победа, верно? Он заставил меня страдать. Жить и каждую минуту видеть в собственном Шуме, как он забирают Виолу.

Какая-то новая сила наполняет меня, и я сажусь, несмотря на страшную боль, подаюсь вперед и дышу, дышу, пока не начинаю думать о том, чтобы встать на ноги. От хрипа в легких и боли в спине меня опять разбирает кашель, но я стискиваю зубы и унимаю его.

Потомушто я должен ее найти.

— Виола! — лает Манчи.

— Виола, — говорю я, стискивая зубы еще сильней, и пытаюсь встать.

От невыносимой боли ноги отнимаются, и я падаю обратно в грязь. Я лежу, сжавшись в комок и силясь дышать, перед глазами все плывет, в голове горячо, а в мыслях я бегу, бегу бегу неизвестно куда и зачем мне жарко я потею и бегу бегу и слышу голос Бена из-за деревьев и бегу на этот голос, а он поет песенку ту самую песенку из моего детства которую он пел мне перед сном песню для мальчишек, а не для мужчин, но все равно от этих звуков мое сердце сжимается… Как-то ранним утром, на восходе сонца…

Я прихожу в себя. Песня по-прежнему звучит.

И поется в ней так:

Как-то ранним утром, на восходе солнца,Песню услыхал я из долины:Не предай меня, не оставь меня…

Я открываю глаза.

Не предай меня, не оставь меня.

Я должен ее найти во что бы то ни стало.

Должен.

Поднимаю голову. Сонце уже встало. Я понятия не имею, сколько времени прошло с тех пор, как Аарон забрал Виолу. Это случилось еще до рассвета. Небо хмурое, хотя светло как поздним утром или даже днем. А может, прошло уже больше суток… но эту мысль я гоню прочь. Закрываю глаза и прислушиваюсь. Дождь перестал, вокруг тихо, Шум я слышу только свой и Манчи — да еще где-то далеко лесные твари живут своими жизнями, не имеющими никакого отношения к моей.

Ни звука от Аарона. Ни кусочка тишины от Виолы.

Я открываю глаза и вижу ее сумку.

Уронила, когда боролась с Аароном, а тот бросил ее валяться на земле, как бутто она ничейная, как бутто Виоле она не нужна.

Сумка, битком набитая всякими полезными штуковинами.

Грудь сдавливает, и меня опять разбирает мучительный кашель.

Раз встать я не могу, приходится ползти. Я задыхаюсь от боли в спине и голове, но все же двигаюсь вперед, а Манчи без конца повторяет: «Тодд? Тодд?» Через целую вечность я добираюсь до чертовой сумки и несколько секунд сижу рядом, скрючившись, пока не отступает боль. Когда ко мне возвращается дыхание, я открываю сумку и нахожу внутри аптечку. Остался всего один чудо-пластырь. Ничего не поделаешь, придется обойтись одним. Я начинаю медленно стаскивать с себя рубашку, то и дело останавливаясь передохнуть и подышать. Наконец мне удается содрать ее со своей горящей спины и снять через горящую голову — она вся в крови и грязи.