Али-Баба и сорок разбойниц - Дарья Донцова

Вера хмуро улыбнулась:

– У Иры талант один есть, она может менять свой почерк или скопировать чужой, да так виртуозно, что человек только диву дается. Вроде не писал такого никогда, а текст перед глазами! А печать… Так она у Олеси в столе лежит. Точно Олеся все сделала, теперь она иногда сталкивается со мной во дворе, глаза в пол упрет и бормочет: «Здрассти, тетя Вера, доброго здоровьичка вам!» Стыдно ей, что меня живую в мертвую превратила!

– Ира к вам не приходит?

– Нет.

– И не звонит?

– Нет, – тихо ответила Вера, – да и не надо. Пусть у нее все сложится хорошо. Дай бог ей мужа богатого, жизнь в достатке, счастливую. А я докукую как-нибудь. Да и нормально я живу. Мне бы только работу на дому найти, и тогда вообще все будет прекрасно.

Я сел в машину и стукнул ладонью по рулю. Нет, какая дрянь эта девчонка! Ладно, предположим, ей до одури хотелось обеспеченной жизни, шмоток, драгоценностей, вот она и «похоронила» маму. Но ведь потом, получив все, чего добивалась, могла бы прислать Вере продуктов! Ну откуда берутся подобные чудовища? Наука педагогика страшно заблуждается, полагая, что человека можно воспитать. Нет уж, что росло, то и выросло! Генетика – страшная вещь! Пестуешь дитятко, водишь его на занятия английским, в бассейн, нанимаешь репетиторов, прививаешь ему манеры, и в результате сыночек начинает глушить водку бутылками. Промучившись пару лет, без конца задавая себе вопрос: ну в кого он такой уродился, вы вдруг сообразите, что у вашего отца был двоюродный брат алкоголик, асоциальная личность и самый отвратительный маргинал. Непостижимым образом вашему сыну передался его набор генов.

На переднем сиденье запрыгал мобильный. Я поднес трубку к уху.

– Вава! – заверещала маменька. – Это безобразие! Ты забыл про мой отъезд.

– Вовсе нет, – попытался оправдаться я, – уже качу к тебе.

– Ты давно должен быть у меня.

– Но поезд только…

– Безобразие!

– Мы приедем на вокзал за два часа!

– Глупости! Никто не относится к своей матери так по-хамски, как ты! Никакого внимания, – тарахтела Николетта без остановки.

Я молча рулил по улицам, мысленно благодаря человека, который изобрел «Хэндс-фри», по крайней мере обе мои руки сейчас вертят баранку.

Под неумолкаемую телефонную ругань маменьки я добрался до ее дома и позвонил в дверь.

– Отвратительно, – неслось из наушника. – Я стою, совершенно готовая, а он неизвестно где шляется…

Створка распахнулась, Нюша горестно покачала головой.

– Беги скорей к ней в комнату, она злится жутко, аж посинела!

– Безалаберность вкупе с безответственностью… – неслось из трубки.

Я осторожно приоткрыл дверь и увидел дивную картину. Маменька лежит на огромной кровати, около нее стоит коробочка конфет. Николетта со страстью отчитывает сына, изредка делая перерыв, чтобы сунуть в рот очередную шоколадку.

– Ты больше не худеешь? – поинтересовался я, входя в комнату.

Маменька взвизгнула, вскочила на ноги, потом обрушилась на постель и простонала:

– Что за идиотские шутки? Подкрасться и заорать!

– Извини, если тебя напугал.

– Ты меня чуть не убил! Сколько времени можно ехать?

– Но до отхода поезда еще далеко.

– Ничего слышать не хочу! – заорала Николетта. – Бери багаж, и пошли.

Я оглядел пять чемоданов, две сумки, портплед и изумился:

– Ты решила взять с собой весь гардероб?

– Не пори чушь! Здесь только самое необходимое, сущая ерунда.

– В пяти чемоданах?

– Хватит, – топнула ножкой Николетта, – там два вечерних платья, к ним соответствующая обувь и сумочки, несколько брюк, свитера, белье…

– Но то, что ты перечислила, легко влезет в одну сумку, – недоумевал я, пытаясь оторвать от пола тяжелые баулы.

– Там еще разные мелочи!

– Какие?

– Вава! Ты зануда! Такие маленькие пустячки, без которых женщина просто не может существовать.

– Ну, например, – пропыхтел я, таща огромный светло-коричневый кожаный саквояж с раздутыми боками, – вот в этом что лежит? Ты решила прихватить с собой тридцатидвухкилограммовую гирю, чтобы заняться силовой гимнастикой?

– Фу! – в гневе воскликнула маменька. – Здесь подушка!

– В гостинице их полно!

– Я могу спать только на своей! Еще там утюг!

Я выволок чемоданище в коридор.

– В отеле найдутся приспособления для глажки.

– Нет! Они будут плохими! Еще там пара любимых книжек, косметика, парфюмерия, кофеварка.

– Кофеварка?!

– Вава! Кофе для меня – это все! А нигде его не делают хорошо. Потом альбом с фотографиями. Ах, там есть уникальные снимки, раритетные. Ну, ты же знаешь, какие люди бывали у нас дома! Элита! Писатели, актеры, ученые… Я в Карловых Варах с кем-нибудь познакомлюсь и буду демонстрировать альбомчик. Затем еще обувь: тапочки, четыре пары туфель, три – сапог, резиновые шлепки, ботиночки на меху, кроссовки, вьетнамки, босоножки…

– Сейчас февраль, – напомнил я, подтаскивая к кожаному монстру его близнецов.

– И что? – осеклась Николетта. – В босоножках я буду по отелю ходить. Дай припомнить, что я еще туда запихнула? Ах да, пять полотенец!

– Неужели полагаешь, что в номере их не окажется?

– Я привыкла к своим и не собираюсь пользоваться всякой дрянью! Постельное белье…

– Но…

– Никаких «но»! Я сплю только на шелке! От остального у меня аллергия! Вот и пришлось взять шесть комплектов.

– Сколько? – подскочил я.

– Шесть, – преспокойно повторила маменька, – плед, валик под спину, полотняные салфетки, небось в местном ресторане одни бумажные, чашечка, ложечка, тарелка, небольшой тазик, к нему ковшик, три фотоаппарата… Ты еще долго будешь возиться с багажом?

Я подавил в себе желание поинтересоваться, зачем брать с собой сразу три фотоаппарата, спустился к машине и принялся старательно утрамбовывать в «мерс» «корзину, картину, картонку…». Хорошо, что у маменьки нет маленькой собачонки.

Глава 24

Не успели мы отъехать и пяти метров от подъезда, как Николетта завопила дурниной:

– О господи!

– Что случилось? – испугался я, притормаживая.

– Совсем забыла!

– Билет?

– Нет!

– Паспорт!

– Разве я дура? Конечно, нет, документы со мной.

– Деньги?

– Ты считаешь, что я способна выйти из дома без кошелька?

Действительно, я виноват, исправлюсь. Николетта никогда не забудет о деньгах.

– Что тогда? – с тяжелым вздохом осведомился я.

– Черепашка!

– Что?!

– Бронзовая черепаха, – воскликнула Николетта, – стоит на тумбочке возле кровати, без нее я никуда.

Схватив мобильный, Николетта потыкала в кнопки и отдала указание Нюше:

– Ступай в спальню…

Потянулись минуты, пять, десять, пятнадцать, из подъезда никто не показывался, Николетта снова вцепилась в телефон.

– Сколько можно тебя ждать?! Какие туфли! Так иди, не замерзнешь.

Через пару томительных мгновений Нюша прямо в тапочках вылетела на снег.

– Вот, – пробасила она, открывая дверцу «Мерседеса», – еле нашла!

– Тебя только за смертью посылать, – начала было Николетта, но, не успев закончить фразу, завизжала: – Идиотка, ты что приволокла?

– Так вы сами просили, – попятилась Нюша, – черепаху, из спальни!

– Дура, – бесновалась маменька, – посмотри внимательно, это что?

– Так уши.

– Вот, вот! Ты когда-нибудь видела черепаху с ушами?

– А я их вообще не видывала живьем, – заявила Нюша, – чай, они не кошки, по Москве не бегают.

– У черепах нет торчащих ушей, – еле сдерживая смех, сказал я, – впрочем, длинных, поднятых вверх хвостов тоже. Это статуэтка собаки.

– Только такая кретинка, как ты, могла перепутать земноводное с млекопитающим, – застучала кулачками по торпеде маменька. – Вава, ступай наверх.

– Какая ей, черт, разница, – возмутилась Нюша, оказавшись в лифте, – черепаха, собака, тьфу, покоя нет.

Я дипломатично промолчал. Не следует осуждать хозяйку в присутствии прислуги, хотя, положа руку на сердце, я полностью согласен с домработницей.

В спальне царил кавардак. Нюша, торопясь найти безделушку, перевернула все вверх дном. Я старательно изучил тумбочку: ничего. На трюмо тоже, и в гардеробе одни тряпки. Зазвенел мобильный.

– Нашел? – прокричала Николетта.

– Нет.

– Возвращайся в машину.

Ощущая себя преступником, отпущенным по амнистии, я спустился вниз и завел мотор. Половину пути до вокзала мы проехали молча. В конце концов, чтобы утешить маменьку, я спросил:

– Ну зачем тебе эта черепаха? Лишняя тяжесть.

– Нужна, это мой талисман.

– Честное слово, я перерыл всю спальню и не нашел ее, ты мне не веришь?

– Да, ее в комнате нет, – сообщила Николетта.

– Где же она? – удивился я.

– В чемодане, я взяла ее с собой, – как ни в чем не бывало ответила маменька, – пока ты бегал, я вспомнила, куда ее сунула.

У меня на время пропал дар речи.

На вокзале я нанял носильщика. Помятого вида дядька нагрузил на тележку багаж и споро побежал сквозь толпу, мы заторопились следом. В какой-то момент Николетта отстала, я оглянулся и увидел, что она стоит возле небольшого магазинчика.