Полукровка - Тимур Туров

Ник вздрогнул, словно получил пощечину. В глазах его на мгновение появилось почти человеческое выражение. Но только на мгновение. Уже через секунду он взял себя в руки.

– Не знаю, кто наболтал тебе про меня и мое детство, – проговорил холодно, – но не забывайся. Помни, кто ты и кто я.

– А кто ты? – полюбопытствовал Володя.

Ник не ответил. Только желваки зло всколыхнулись на скулах.

«Акцент» сбавил скорость и свернул на пятачок стоянки. Николай затормозил и заглушил двигатель.

– Я слишком многое уже потерял, – заговорил Володя примирительно. – Я не отступаюсь от принятого решения, но жертвовать ради тебя и того, что ты привнес в мою жизнь, я больше ничем и никем не намерен.

– Ты не понимаешь... – начал Ник.

– Нет, это ты не понимаешь. Ты поддался и отдал все, чтобы стать тем, кто ты есть. Я не поддамся. Мне дорога моя жизнь и люди, которых я люблю. И приносить их в жертву неизвестно чему я не стану.

Ник снова до скрежета стиснул челюсти.

– Вылезай, – выдавил он, справившись с яростью. – Приехали.

Володя выглянул в окно. В темноте светилась вывеска: «Метрополь клуб».

Глава 8

Они едва успели выбраться из машины, как от клуба их уже поприветствовал халдей, проводил до входа и открыл двери. Другой в такой же ливрее минутой раньше размахивал руками, «помогая» припарковаться.

Володя не любил подобные атрибуты дорогих ночных клубов и ресторанов. Лебезящие мужики в форменной одежде выглядели лишними. Суетливые, болтающиеся под ногами и абсолютно ненужные. Они были уместными веке в восемнадцатом, но казались абсолютно чужеродными в двадцать первом. И если князья и дворяне имели достоинство, которое требовало обхождения, то новые «лучшие люди» страны были чаще всего быдлом с деньгами.

Холопы на входе выглядели лишними. Дети холопов, дорвавшиеся до денег, власти и дорогих кабаков, выглядели нелепо. Деньги и власть помогают обзавестись барскими замашками, а вот достоинства и самоуважения они не добавят.

Отец, как невольно отметил Володя, держался с достоинством. Хоть даже Володя и прошелся по этому достоинству в машине, хоть и знал теперь совершенно точно, кто есть Ник на самом деле, это ничего не меняло. Надо было отдать Николаю должное, выглядел он человеком, имеющим право на то, чтобы ему открывали двери. Что-то гордое в нем имелось. Может, то была гордость не за человеческое достоинство, каким отец не обладал, но гордость обладателя магических способностей.

Вестибюль был огромен, точно помпезный стадион. Колонны, мраморные лестницы, ковровые дорожки. Здесь должен был ощущаться воздух, но его не было. Все казалось вычурным, но, как ни парадоксально, убогим. Возможно, виной тому стали поколения дутого пафоса, изгваздавшего пространство старого здания, а может быть, приземляли все охранники на входе и узкая рамка металлоискателя.

– Что это? – спросил Володя.

– Весьма престижный и не шибко раскрученный клуб, мой мальчик, – улыбнулся Ник.

Он снова держал себя в руках и контролировал эмоции.

– А зачем мы сюда пришли?

– За одним человеком. Мне надо уехать на какое-то время. Он позаботится, чтобы с тобой больше ничего не случилось.

Володя вытряхнул ключи и мобильник на стол перед рамкой. Прошел на другую сторону. Охранник задержал, со значением поводил по бокам ручным металлодетектором. Володя усмехнулся:

– Интересно, на входе в рай тоже рамка стоит? И святой Петр с детектором?

– Тебя потянуло на скабрезности, мой мальчик? – отозвался Ник, сгребая со стола содержимое карманов и распихивая по местам. – Проходи в гардероб, дальше вниз по лестнице.

Зал внизу был невелик. Володя сперва даже удивился, потом подумал, что это в каком-нибудь относительно бюджетном молодежном клубе может быть пять этажей с десятком танцполов. А в пафосном заведении в центре Москвы большое пространство не требуется.

Здесь не было ни огромных площадей, ни какой-то навороченной светомузыки или интерьерных изысков. Все выглядело нехитро, но дорого. Мельтешили дорогие девочки модельной внешности, а взрослые дяди хрипели «Владимирский централ» в караоке. Среди них мелькнула даже пара знакомых по фотографиям в прессе и новостям в телевизоре физиономий.

Впрочем, никаких восторгов это у Володи не вызвало.

– К бару, – распорядился Ник, подталкивая в плечо.

Володя двинулся через зал к пустовавшей барной стойке, возле которой вертелись только официанты. Отец шел следом, шептал в ухо:

– Возможно, тебя не нужно было бы караулить, но один раз ты уже вляпался. Хочешь еще раз прокатиться на Рублевку? Или еще куда подальше?

– Боишься, что меня джинна завербуют? – фыркнул Володя.

– Дурак, – безразлично ответил Ник.

Если он этого и опасался, то скрыл весьма успешно. Или же он страшился чего-то другого. Или не только этого.

Володя отбросил мысли и вскарабкался на высокий стул возле стойки. Ник сел рядом.

Интересно, кого они ждут? Сейчас Володя был настроен на то, что рядом с ними усядется, например, премьер-министр и заговорит с Ником, как со старым знакомцем. Или к ним подойдет неприметный человечек, никому не известный, но способный щелчком пальцев остановить время. Причем оба варианта имели одинаковую степень вероятности.

– Что будете пить? – выдернул из раздумий чей-то голос.

Володя поднял голову и наткнулся взглядом на бармена. Молодой, лет тридцати—тридцати пяти, тот смотрел на него с прищуром. В карих глазах плясали черти. Во всем облике чудилась легкая неряшливость. Волосы вроде бы были уложены, но при этом топорщились пестрыми вихрами. Френч, придававший строгости, был расстегнут ниже, чем следовало бы. Из-под него торчал небрежно намотанный шелковый платок.

А еще у него были смешные уши. Торчком. И длинные ухоженные ногти.

– Кофе, – сказал Володя.

– Эспрессо? Американо? Капучино?

– Американо. Двойной.

Бармен подмигнул:

– Ночь твоя! Moscow never sleeps[6].

Он отошел, зажужжала кофемашина. Даже в дорогом кабаке кофе варил автомат, а не турки в джезве на огне. Все то же самое, что и везде. Только понтов больше и цены выше.

– Я оставлю тебя с ним, – произнес Ник как ни в чем не бывало. – Вернусь, тогда поговорим обо всем. И разговор будет серьезный. Пока я хочу, чтобы ты помнил, что ты не просто человек. И что ты сам принял это решение. Вопросы?

– С кем «с ним»? – уточнил Володя.

– С ним, – кивнул Ник на бармена. – Тинек, иди сюда.

Кофемашина умолкла, вновь стали хорошо слышны смешки и вскрики из зала, а также завывание под караоке. На этот раз пьяный нувориш затянул «Я люблю тебя, жизнь». Слова были безбожно перевраны, а манера исполнения говорила скорее о том, что если певец жизнь когда и любил, то было это в советском детстве. Ну, может, еще в перестроечной юности, когда жизнь неслась, подкидывая шальные деньги, связи и венерические болячки от приключений в чужих постелях.