Призрачная погоня - Юрий Иванович

Пока разные предположения метались у меня в голове, я попросту постарался сдвинуться в сторону, освобождая дорогу хранителю. Вдруг он пройдёт мимо? Как же! Пройдёт он!..

Остановился, потом вообще сделал несколько шагов ко мне и, пытливо заглядывая в глаза, спросил:

– Ты кто?

Тоже вопрос на засыпку. Я хоть и молод, но само перечисление носимых мной имён, титулов и прочего надолго растянется. Потому ничего не оставалось, как дать простейший ответ:

– Поморянин.

– Хм! Да оно и видно, что не кречи! – ухмыльнулся Круст. – Меня интересует, почему ты на повеления Лобного камня не отзываешься?

– А что, меня кто-то зовёт? – прикинулся я непонятливым.

– Ещё бы! – осматривая меня с ног до головы, продолжал хранитель бросаться словами. – Это ты сейчас не слышишь. А почему? Невиданное дело! Лобный камень обращается через хранителя к посетителю, потому что тот огородился некоей защитой, не пропускающей зов Священного Кургана. Я такого не припомню в истории…

– Странно! Хранители должны всё знать и объяснять нам. А не у нас спрашивать.

– О! И голос твой мне знаком. Особенно странным произношением…

– Удивительно, – перешёл я на старческое ворчание, – что моя обожженная лысина не напоминает тебе рыцаря княжества Тайланов.

Круст даже отпрянул вначале после моего заявления. Но тут же успокоился:

– Такого не может быть. Лобный камень никогда не позовёт к себе врага. И сейчас голос у меня в голове твердит, чтобы я тебе передал дословно: «Повелеваю тебе подойти ко мне как можно скорее и возложить на меня руки!»

– Да? А может, ты меня с кем-то спутал?

– Нет. Указание чёткое: «Молодой, обожжённый парень с мешком за плечами и сумкой в левой руке».

Я моментально перекинул сумку в правую руку и пожал плечами:

– Ну вот, точно не я. Да и вообще, насколько я знаю, каждый посетитель, услышавший глас камня, имеет право выбора. То есть его никто не неволит возлагать руки и слушать торжественный гимн. Тогда к чему все эти слова «повелеваю» и «как можно скорее»?

Видно было, что старый ветеран и сам растерялся. Если подобного в самом деле не было в истории, его сиюминутная деятельность вступала в противоречие с его общим смыслом жизни. Ну и наверняка его сомнения ощутила местная система самонастройки, управления или что тут ещё может существовать. Потому что хранитель уставился в никуда, глаза его остекленели, и он стал повторять явно не им придуманные слова:

– Вуаль Светозарного не даёт пробиться к твоему сознанию! Но это зря, здесь нет твоих врагов, и тебе ничего не грозит. Если тебе не нравится трактовка просьбы, она прозвучит по-иному: приглашаю тебя для важного контакта. Это очень значительно для нас всех, и в первую очередь это в твоих интересах. Касается твоих родственников и остальных сопровождающих.

Я чуть подумал, оглянулся на компанию, которая теперь с меня не сводила выпученных глаз, посомневался с полминуты, а потом спросил:

– Если всё-таки не подойду? Попробуешь заставить?

– Нет. Но упущения станут тогда необратимыми, и мы все пожалеем.

Конечно, только упоминанием о родственниках неведомый искусственный мозг (или кто он там на самом деле?) заинтриговал меня основательно. Хотя иначе чем шантажом назвать подобное нельзя. А с другой стороны, чего я так выламываюсь? Чего испугался? Ну подойду, ну музыку послушаю, да ещё с напутствиями какими-нибудь, разве от меня убудет? Да и польза может быть очевидная. Вспомнить хотя бы предупреждение, прозвучавшее когда-то: «Покинуть зону вокруг Рушатрона! В ней будут в такие-то сроки уничтожаться все иномирцы!» Может, и сейчас грозит нечто подобное?

Решившись, я дал согласие:

– Ладно, сейчас подойду… – уже не глядя, на расслабившегося Круста, обернулся к отцу: – Па, держитесь от меня в отдалении, но в пределах видимости. К Лобному камню даже не приближаться! Ну и это… наслаждайтесь музыкой. Скоро зазвучит…

Выдохнул и решительно двинулся к самому, пожалуй, вожделенному для всех паломников месту. Буквально все мечтали, чтобы у них в сознании послышался голос, зовущий их возложить руки на святыню, да удостаивались такого выбора единицы. Несмотря на десятки тысяч посетителей ежедневно, примерно раз в день, крайне редко – два, отыскивался счастливчик, годный стать как хранителем здешнего чуда, так и весьма востребованным чиновником империи Моррейди. А по истечении десятков лет в высшем окружении императора, в правительстве и во главе армии как раз и скапливались все те, кто когда-то прикасался к Лобному камню. Иначе говоря, некие силы, покровительствующие поморам, производили постоянный скрупулёзный отбор самых честных, самых ответственных, самых исполнительных, самых достойных и… так далее и тому подобное….

Наверное, только я один был исключением в этом списке. Потому что не мог бы похвастаться ни честностью, ни ответственным отношением к делу, ни уж тем более благопристойностью. А может, меня тогда, в первый раз, просто пожалели? Этакого недоростка-инвалида, который вдруг воспылал к живописи и изобразительному искусству? Иначе с какой стати он стал протирать локтями и коленками все самые заброшенные уголки внутреннего лабиринта? Я-то тогда новые значки искал и пытался выбраться отсюда в родной мир, но мало ли, как система здешнего наблюдения устроена? Решили, что калечный паренёк совсем мозгами едет, вот и решили побаловать своим вниманием. Да и я тогда воспринял это как неуместное и несвоевременное развлечение. Сбежал, отказавшись даже побеседовать с хранителями.

Сейчас же, как шептала мне интуиция, всё будет несколько иначе. Все поморяне, получившие благословение Лобного камня, имели право хоть каждый день ходить в Курган и возлагать руки на святыню. Ну и музыку, понятное дело, при этом прослушивать. Подобных желающих было не так много, да и проделывали они это два, максимум пять раз в своей жизни. Понимали, что не баловством занимаются.

В отличие от меня… Потому что мне стало вдруг необычайно весело. Еле сдерживался, чтобы не рассмеяться от мысли, что меня и здесь перепутали с кем-то и банально пожалели из-за выжженной лысины на голове. Потому что до сих пор ни мне прямо в сознание, ни через Круста не прозвучало утверждение: «Мы знакомы!» или «Я тебя знаю, Борис Ивлаев!» Хотя само упоминание о вуали Светозарного и о моих родственниках многое значит.

«Родственниках?! – догадался я. – Но ведь речь идёт не обязательно о родителях! Хоть я и считаю девчонок больше подругами, они всё-таки для меня дальние родственницы, троюродные сёстры. Значит, надо выпотрошить все возможные сведения о них…»

С этими мыслями я и возложил свои ладони на Лобный камень. Грянула музыка, особенно волнующая и величественная в своей первой части. И… чуть ли не сразу в музыку вплелись странные, скрежещущие звуки. Дальше – ещё больше. Гремело, хрустело, что-то тёрлось и скрипело, порой вообще звучание инструментов искажалось, затиралось неуместными звуками. Но глянув на стоящих по всему залу людей, замерших с самыми восторженными выражениями на лицах, я понял, что они брака в мелодии не слышат.