Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

Сначала они зашли в Херсонес — семь сбившихся в кучу домов, украшенных гирляндами рыбацких сетей. Луций Гратидий подплыл к берегу и узнал, что чуть дальше, всего в нескольких милях от деревушки, находится огромное поселение Дарнис. Но слово «огромное» на языке рыбаков мало чем соответствовало римскому понятию. Дарнис оказался городком размерами с Паретоний. Там была вода, но из провизии — одна рыба. Восточная Киренаика. Плыть еще тысячу пятьсот миль.

Киренаика была владением Птолемеев, правителей Египта, до того как ее последний сатрап Птолемей Апион завещал ее Риму. Незаинтересованный в новой территории Рим не сделал ничего, чтобы аннексировать ее или хотя бы поставить там гарнизон, не говоря уже о том, чтобы послать туда губернатора. В результате отсутствие крепкой руки позволило местным жителям спокойно нагуливать жир и богатеть, никому не выплачивая налоги. И Киренаика превратилась в легендарную тихую заводь, своего рода землю обетованную. Поскольку она располагалась вдалеке от проторенных морских путей и не имела ни золота, ни залежей драгоценных камней, охотники за наживой туда не стремились. Тридцать лет назад Киренаику посетил великий Лукулл, и все завертелось. Началась романизация, были введены налоги и назначен губернатор со статусом претора, который управлял также Критом и предпочитал жить там. Поэтому Киренаика продолжала вести прежнюю жизнь, оставаясь все той же тихой заводью, с единственным обязательством делиться с Римом доходом. Это ярмо оказалось вполне сносным, ибо засухи, случавшиеся в других землях, снабжавших римлян зерном, не совпадали по времени со зноем в Киренаике. Крупный поставщик зерна, Киренаика вдруг приобрела рынок сбыта на дальней стороне Нашего моря. Из Остии, Путеол и Неаполя с пассатами прибывали транспорты, а когда задувал южный ветер, корабли уже были загружены зерном нового урожая и возвращались домой.

Пока Катон совершал свой вояж, все территории от Греции до Сицилии были охвачены сушью. А Киренаика процветала. Обильные зимние дожди пролились своевременно, пшеница почти созрела, урожай обещал быть богатым, и предприимчивые римские купцы начинали прибывать со своим флотом.

К великой досаде Катона, гавань Дарниса оказалась забита судами. Дергая себя в отчаянии за длинные волосы, он был вынужден плыть дальше, к Аполлонии, являвшейся портом, обслуживающим Кирену, столицу Киренаики. Там он найдет где пристать!

Он нашел, но лишь потому, что Лабиен, Афраний и Петрей, прибывшие туда чуть раньше, нагрузили зерном сто пятьдесят своих транспортов и отправили их в открытое море. Луций Афраний, комендант береговой охраны, узнал Катона, стоявшего на полуюте своего корабля, и впустил его флот в гавань.

— Ну и дела! — проворчал Лабиен, ведя Катона к дому, отобранному у самого богатого жителя Аполлонии. — Вот, выпей приличного вина, — сказал он, когда они вошли в комнату, которую он сделал своим кабинетом.

Катон не заметил иронии.

— Спасибо, не надо.

Лабиен в изумлении открыл рот.

— Но ведь ты самый непросыхающий выпивоха в Риме, Катон!

— Уже нет, с тех пор как я покинул Коркиру, — с достоинством ответил Катон. — Я поклялся богу Либеру, что не выпью ни капли вина, пока не доставлю своих людей в провинцию Африка.

— Побудешь здесь несколько дней и снова запьешь, — уверил его Лабиен, налил себе приличную порцию и выпил залпом.

— Почему? — спросил Катон, усаживаясь.

— Потому что нам тут не рады. Весть о поражении Магна и о его смерти облетела берега Нашего моря. Теперь у всех на уме только Цезарь. Местные жители убеждены, что он дышит нам в спины, и очень боятся его оскорбить: вдруг он подумает, что они сторонники его врагов! Поэтому Кирена заблокировала свои ворота, а Аполлония намеревается вредить нам во всем. Ситуация стала еще хуже, после того как мы реквизировали зерно.

Вошли Афраний и Петрей в сопровождении Секста Помпея, и все пришлось объяснять еще раз. Катон сидел с деревянным лицом, ум его усиленно работал. «О боги, я снова среди дикарей! Мой краткий отдых закончен».

Ему очень хотелось посетить Кирену и осмотреть дворец Птолемеев, по слухам сказочный. Он побывал во дворце Птолемеев на Кипре, в Пафосе, и жалел, что не может взглянуть, как Птолемеи жили в Киренаике. Будучи великой империей еще двести лет назад, Египет владел даже несколькими островами в Эгейском море, а также всей Палестиной и половиной Сирии. Но Эгейские острова и земли в Сирии и Палестине ушли из-под его власти сто лет назад. Однако Птолемеям удалось удержать Кипр и Киренаику. Рим выгнал их оттуда совсем недавно. Катон, бывший агентом Рима по аннексии Кипра, хорошо помнил, что Кипру не понравилось правление Рима. Впрочем, оно не нравится никому от Востока до Запада.

Лабиен нашел на Крите тысячу галльских всадников и две тысячи пехотинцев, сбил их с присущей ему жестокостью в единый кулак, затем реквизировал все имевшиеся на острове корабли. Тысяча лошадей, две тысячи мулов и четыре тысячи человек, считая нестроевых и рабов, были за три дня погружены на двести судов, и Лабиен, дождавшись, когда подуют пассаты, отплыл из критской Аполлонии в Аполлонию Киренаики. (В честь Аполлона города возводились везде.)

Катон отказался ради собственного удобства лишать крова кого-либо из горожан. В комфорте он не нуждался.

— Наше положение меняется от плохого к худшему, — сказал он своим философам, когда они заняли пустой дом, обнаруженный расторопным Статиллом.

— Я понимаю, — ответил Статилл, суетясь вокруг пожилого Афенодора Кордилиона, который быстро худел и стал кашлять. — Нам следовало предусмотреть, что Киренаика встанет на сторону победителя.

— Следовало, — с горечью подтвердил Катон, дергая себя за бороду. — Пассаты будут дуть еще в течение четырех рыночных интервалов, так что мне надо как-то заставить Лабиена уехать отсюда. Когда задуют южные ветры, мы в провинцию Африка не попадем. А Лабиен больше хочет ограбить Кирену, чем сделать что-то полезное для нашего дела.

— Ты своего добьешься, — успокоил его Статилл.

И Катон добился-таки своего, чем был обязан богине Фортуне, которая решила взять его сторону. На следующий день пришло сообщение из порта Арсиноя, удаленного к западу миль на сто. Гней Помпей сдержал слово и отправил оставшихся шесть с половиной тысяч раненых Катона в Африку. Их принесло к Арсиное, и местные жители отнеслись к ним тепло.

— Значит, мы покидаем Аполлонию и плывем в Арсиною, — решительно сказал Катон.

— Через один рыночный интервал, считая сегодняшний день, — сказал Лабиен.

— Еще восемь дней? Ты с ума сошел? Делай что хочешь, глупец, но завтра я забираю мой флот и плыву в Арсиною!

Ворчание перешло в рев, но Катон не был Цицероном. Ему удалось нагнать страху на Помпея Великого, и он ничуть не боялся таких дикарей, как Тит Лабиен. Тот стоял, сжав кулаки, оскалив зубы и сверкая черными глазами, впившимися в холодную серую сталь глаз Катона, но потом обмяк и пожал плечами.

— Очень хорошо, мы отплываем в Арсиною завтра, — сказал он.

И там богиня Фортуна покинула Катона: его ожидало письмо от Гнея Помпея.

Дела в провинции Африка обстоят неплохо, Марк Катон. Если я продолжу путь с такой же скоростью, то смогу организовать базы для моих кораблей по всему южному побережью Сицилии, захватив даже пару островов Вулкана для переправы зерна из Сардинии. Фактически все складывается так хорошо, что я решил оставить своим заместителем здесь моего тестя Либона и отправиться в провинцию Африка с большим количеством солдат, оказавшихся в Западной Македонии и попросивших меня разрешить им сражаться против Цезаря.

Поэтому, Марк Катон, хотя мне и неловко, я вынужден просить тебя незамедлительно прислать мне все твои корабли. Они тут очень нужны, и я боюсь, что здоровые солдаты имеют преимущество перед твоими ранеными. Как только смогу, я пошлю тебе освободившиеся корабли, их будет достаточно, чтобы доставить всех твоих людей в провинцию Африка. Однако предупреждаю, что тебе придется выйти в открытое море. Воды у африканского побережья между Киренаикой и провинцией Африка очень коварные, они не пригодны для плавания, и у нас нет карт. Будь здоров и принеси жертву, чтобы ты и твои раненые после стольких страданий поскорей добрались до нас.

Он остается без кораблей. И они не успеют вернуться до того, как южный ветер сделает их возвращение невозможным.

— Что бы нас ни ожидало, Тит Лабиен, я настаиваю, что ты тоже должен послать свои корабли Гнею Помпею! — громко заявил Катон.

— Не пошлю!

Катон повернулся к Афранию.

— Луций Афраний, как консуляр ты старше нас. Следующим идет Марк Петрей, потом я. Тит Лабиен, хотя при Цезаре ты был пропретором, претором тебя никогда не выбирали. Поэтому решать не тебе. Луций Афраний, что ты скажешь?