Дочь вампира - Михаил Ладыгин

— Почему они отступили? — настойчиво вопрошал он, всё ещё переживая события минувшей ночи.

— Должно быть, их деморализовала неудача посольства и твоё появление в доме, — лениво объяснил я. — Им не приходило в голову, что ты так ловко обращаешься с винчестером. Можешь пожинать лавры блистательной победы.

Отец Никодим покраснел от сдерживаемого возмущения.

— Язык у тебя без костей, — с упрёком заметил он, — это ты предыдущей ночью сотворил нечто такое, что они и к дому-то боялись подойти!

— Какое это теперь имеет значение? — пожал я плечами.

Затронутая отцом Никодимом тема не вызывала у меня особого интереса, да и сам священник болтал лишь потому, что не мог справиться с желанием поскорее отправиться на лесное кладбище и гасил своё нетерпение потоком вопросов.

— Пойду, выгуляю собаку, — объявил я, заканчивая разговор.

Прихватив трубку, я направился к лесу. Воинственно задрав хвост, Патрик летел впереди и обнюхивал кусты в тщетной надежде найти таящегося в засаде врага, чтобы бросить его к моим ногам.

Прогулявшись по опушке леса, я спустился в село, прошёл мимо опустевших домов. В какое-то мгновение меня охватило жутковатое чувство. Было что-то щемящее в заброшенности человеческого жилища. Висящий на заборе для просушки половик, ведро у крыльца, лопата, торчащая из кучи песка, напоминали о том, что ещё несколько дней назад в селе теплилась жизнь. Сегодня же оно выглядело мёртвым.

Я заглянул в избу Мотрина. На неприбранной постели валялся его мундир и милицейская рубашка с грязным воротничком. На столе лежал покрывающийся пылью пистолет. Стоящий в углу сейф оказался открытым. В нём виднелась стопка каких-то бланков, несколько пачек мелких денег и кобура. Я положил пистолет в сейф, запер его и забрал ключ с собой.

Пройдя мимо домов с закрытыми ставнями, я решил зайти в избу, привлекшую моё внимание игривой занавеской, помахивавшей нам с Патриком из полуоткрытой входной двери.

Войдя внутрь, я понял, что это дом фельдшера. В нём стоял характерный запах лекарств. Медицинский шкафчик, ширма с наброшенным на неё белым халатом вызывали в памяти тоскливое чувство, связанное с необходимостью посещения поликлиники.

Неожиданный резкий звук заставил меня вздрогнуть и потянуться за револьвером. Но это всего лишь включился старенький холодильник с голосистым компрессором. Я открыл его дверцу и обнаружил, что он набит лекарствами. Они скапливались у фельдшера годами, поскольку жившие в селе волколаки не обременяли лекаря просьбами о медицинской помощи.

Я решил, что пора возвращаться. У меня никогда не проявлялся комплекс мародёра. Я не собирался шарить в покинутых домах. Свистнув Патрика, я направился на подворье отца Никодима.

Священник стоял на крыльце, к перилам которого он прислонил связку лопат. Аккуратная кучка осиновых кольев лежала рядом. В руках отца Никодима поблескивал топор, что свидетельствовало о том, что он усердно трудился над изготовлением осинового оружия.

— Наконец-то! — с лёгким укором приветствовал он меня. — Долгонько прогуливаетесь! Работы — непочатый край, а солнце уже высоко!

Из дома вышла Настя, прикрывая глаза от слепящего света.

— Наверстаем, — бросил я, приветственно помахав Корвину, совершающему круг почёта над Патриком, и направился к лендроверу.

— Куда это ты? — забеспокоился отец Никодим.

— Поедем с комфортом, — объявил я.

— Туда же нет дороги, — засомневалась Настя.

— С нашей стороны нет, а в объезд проехать можно. Я уже прикинул. Придётся в лесу немного порулить, но место там проходимое, — я начал загружать в автомобиль всё, что старательно подготовил священник.

Патрику приказали оставаться в доме и охранять его, а сэр Галахад с Корвином включались мной в состав экспедиции.

Солнце уже изрядно припекало, когда лендровер, взревев, выкатился на просёлочную дорогу, кружащую между лесом и полями.

Пока я объезжал лес, отец Никодим вертелся на сидении и недоверчиво поглядывал в окна автомобиля, демонстрируя своё неодобрение выбранного мною маршрута. Наконец я заметил заросшую травой колею, уходящую в лес, и свернул на неё.

— Это называется «ехать с комфортом»? — с возмущением спросила Настя, но сразу же замолчала, едва не прикусив себе язык, когда лендровер тряхнуло на очередной кочке.

Я промолчал. Заросшая травой и кустарником колея всё-таки представляла собой дорогу, но ближе к кладбищу она была кем-то старательно уничтожена как раз там, где начинался достаточно крутой подъём.

Когда мы добрались до этого места, и я начал лавировать между ёлками, подминая под колёса подлесок, отец Никодим жалобно вскрикнул и попросил высадить его. Настя последовала примеру священника. Мне показалось, они тешили себя иллюзией, что доберутся до вершины холма раньше меня. Я не стал спорить. Дав им метров десять форы, я нажал акселератор. Лендровер прорычал что-то неласковое и рванулся вперёд. Вцепившись в баранку, я уворачивался от возникавших перед капотом стволов, подгоняя автомобиль вверх. В считанные минуты я добрался до вершины холма, с которого в сторону кладбища пролегала вновь легко различимая колея.

Подождав запыхавшегося священника, я не без ехидства осведомился, не намерен ли он остальной путь также проделать пешком. Отец Никодим не ответил. Но распахнув дверь лендровера, он посмотрел на меня, и в его взгляде я не обнаружил ангельской кротости. Настя же одарила меня улыбкой, в которой явственно читалось восхищение. Я остался утешен.

Ещё несколько минут резвой езды — и лендровер замер на окраине заброшенного кладбища, весьма далёкого от вечного покоя, но живущего буйной ночной жизнью. Отец Никодим принялся деловито выгружать снаряжение.

Между тем из автомобиля выбрался сэр Галахад. Распушив хвост, он неторопливо прошествовал мимо меня, принюхиваясь к каким-то травкам. Наткнувшись на холмик рыхлой земли, он вздыбил шерсть и утробно взвыл. Повинуясь призыву моего мохнатого соратника, я вонзил лопату в податливую землю. Мне хватило нескольких минут, чтобы добраться до гроба.

— Гляди-ка, — ткнул пальцем отец Никодим в раскопанную могилу, — кладбище старое, а гроб-то новенький.

— Очевидно, местное население регулярно обновляло свои жилища в Болотове, — с кривой усмешкой отозвалась Настя.

Она стояла за спиной священника с осиновым колом и киянкой, которые поспешила сунуть в руки отцу Никодиму. Я же тем временем подцепил лопатой край крышки и откинул её в сторону: в гробу лежал поросший щетиной мужичонка с нездоровым румянцем на землистых щеках. Когда отец Никодим загонял ему в сердце кол, упырь распахнул глаза, издав почти звериный вой. Заметив, что Настя отвернулась, я поспешил отсечь вурдалаку голову.