Давай никому не скажем - Агата Лель

Встреча с тетей Мариной не предвещала ничего хорошего: шестое чувство меня еще никогда не подводило. И вообще, весь этот ужин никому был не нужен, кроме, пожалуй, Тимура, который сиял как медный грош, в красках рассказывая, что же вкусного приготовила мама.

Мама, мама, мама — только и разговоров, что о ней. Нет, это похвально, что мужчина так ценит женщину, которая подарила ему жизнь, но во всем должна быть мера. Как бы он не кичился тем, что все решения принимает сам, я прекрасно знала, что он и шагу не может ступить без чуткого наставления тети Марины.

Он не знал, что я стала невольным свидетелем их разговора, подслушанного в коридоре, тогда, шесть лет назад, поэтому даже не догадывался, что я в курсе открытой антипатии Титовых к моей скромной персоне.

«Дочь алкоголички, отец непонятно кто, нарожает тебе больных детей», — эти неприятные слова так и не забылись, и хоть я старалась думать, что это давно было и быльем поросло, но прекрасно понимала, что люди не меняются, и вряд ли мама Тимура вдруг воспылала ко мне любовью.

— Ма-ам, мы пришли, — открыв дверь в коридор, воодушевленно позвал Тимур, попутно снимая туфли, оставаясь в неприлично белоснежных носочках. — Давай, проходи, не стесняйся, — подбодрил меня, слегка подталкивая в прихожую.

Дома у него я никогда не была и предполагала, что живут они неплохо, но совсем не ожидала, что будет настолько «дорого-богато».

Первое, что бросилось в глаза — это обилие «золота» и яркого цвета. Пестрый персидский ковер расцветки «павлинье перо», бордовые обои с золотистым тиснением, позолоченные гобелены и рамки фотографий. Создалось впечатление, что я нахожусь не в квартире, а будуаре элитной куртизанки старого Парижа.

— А кто это тут пожаловал? — прошелестев бамбуковыми занавесками, из зала нарисовалась тетя Марина в розовой блузке, прошитой золотистым люрексом. Пышное жабо украшало не менее пышную грудь, и поверх этой роскоши лежали крупные бусы. Поправив закрученные в сложную прическу обесцвеченные локоны, она мелко засеменила навстречу гостям.

— Здравствуй, здравствуй, дорогая Яночка! Боже, такая дюймовочка, совсем не изменилась! — обхватив мои предплечья пухлыми ладошками, тетя Марина прикоснулась нарумяненной щекой к моей, имитируя видимость поцелуя.

С тех пор, как я видела ее в последний раз, она стала еще больше. Юбка-карандаш обтягивала пышные бедра, пухлые ножки, обутые в розовые тапочки с пушистым помпоном, совсем не вовремя напомнили мне две палки докторской колбасы. В желудке тихо заурчало — кроме двух ложек остывшего борща в обед я так больше ничего и не съела.

— Вы тоже прекрасно выглядите, — без зазрения совести соврала я.

— Проходи, проходи, дорогая, не стой в дверях, мы всегда рады гостям! — похлопывая по плечу, тетя Марина повела меня в сторону зала. — Тимоша, принеси Яночке тапочки.

В зале обстановка была еще вычурнее. Мягкая мебель с массивными подлокотниками, старинный журнальный стол с резными ножками, чехословацкая стенка — безумно дорогая и чрезмерно заставленная разнообразными безделушками. За стеклом сияло обилие хрустальных фужеров, вазочек, статуэток. Довершали картину тяжелые портьеры из красного бархата и огромная люстра, состоящая будто из тысячи прозрачных капель.

Среди изобилия этих вычурных и непривычных для меня предметов, стало сразу жутко неуютно. Еще этот запах... приторный аромат духов, который не могли перебить даже ароматы, доносящиеся с кухни.

Обладательницу амбре я увидела не сразу: щуплая женщина преклонных лет, с полностью седой головой, но держащая великолепную осанку, буквально утопала в одном из мягких кресел. Положив ладони на подлокотник, пристально уставилась на меня, внимательно изучая. Если бы я не знала, что объектом ее внимания являюсь я, то непременно бы решила, что старушка увидела что-то неприятное, даже противное.

— Яночка, это моя бабушка — Изольда Генриховна, — представил подоспевший Тимур, держа в руках тапки такие же, как у тети Марины.

— Это она, что ли? — вместо приветствия проскрипела «железная леди», не отводя пристального взора.

— Да, бабуля, это Яночка, я тебе о ней рассказывал...

— Да помню я, не повторяй.

Судя по ее тону, чихвостили они меня и в хвост, и в гриву.

Я была наслышана о бабушке Тимура — матери его отца. Чистокровная немка, педантичная и чопорная, генеральская жена, ни дня в жизни не работала. С очень сложным характером и крутым нравом. Истиной хозяйкой дома была именно она.

После смерти мужа, который был старше ее на много лет, перебралась жить к сыну. Несмотря на то, что имела собственную квартиру в Петербурге. Тетя Марина, желая услужить властной свекрови, делала вид, что ее все устраивает, хотя я была уверена, что терпела она все это через великую силу.

Встречи с Изольдой Генриховной я не хотела и боялась больше всего, и все мои самые страшные ожидания подтвердились — старуха была невероятно неприятной личностью, и я сразу поняла, что мы никогда не поладим.

— Кхм-кхм, здравствуйте.

Обернувшись, увидела у порога копию Тимура, только чуть старше и с усами. Сын и отец как две капли воды — серые и глубоко посаженные глаза, одинаковые пшеничные волосы с косым пробором, идентичная улыбка.

Пройдя в зал, отец протянул руку для приветствия. Смутившись, подала ладонь и крайне удивилась, что вместо рукопожатия он легко коснулся губами ее тыльной стороны: