«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века - Владлен Измозик

В последующие годы Министерство внутренних дел, которому с марта 1868 года (за исключением краткого периода с августа 1880‐го по март 1881‐го) подчинялось почтовое и телеграфное ведомство, все более добивалось успеха в этой внутриведомственной борьбе. В самой организации перлюстрации почтовой корреспонденции шел процесс централизации. Хотя уже с 20 января 1851 года почтовое управление Царства Польского было подчинено главноначальствующему над Почтовым департаментом, но лишь 29 января 1867 года государь утвердил предложение министра почт и телеграфов графа И.М. Толстого о передаче перлюстрации в Варшаве в ведение министерства. «Черный кабинет» в Варшаве находился до этого «в полном распоряжении Наместника в Царстве Польском» и теперь передавался в ведение министерства, чтобы ввести «в Варшавскую перлюстрацию новый элемент наблюдения за проявлениями общественного мнения относительно последних коренных реформ в Царстве и [чтобы она] обнаружила бы степень искренности и действительного успеха, сопровождающих слияние Царства с Империей; ибо трудно предположить, чтобы между здешними и тамошними общественными деятелями, как явными, так и скрытыми, не существовал обмен мыслей, могущий интересовать высшее правительство»464.

Эту линию продолжил министр внутренних дел А.Е. Тимашев. Дело в том, что 22 сентября 1867 года было удовлетворено ходатайство наместника Царства Польского фельдмаршала графа Ф.Ф. Берга выделять ежегодно «в его безотчетное распоряжение на усиление Секретной экспедиции в Варшаве» 4700 руб. Причина была в том, что при преобразовании почтовой части были упразднены должности двух чиновников особых поручений при Управлении Западного почтового округа, которые занимались перлюстрацией. Так что на эти деньги содержались те же чиновники, освобожденные от других обязанностей. Но 11 февраля 1874 года наместничество в Царстве Польском упразднялось, заменяясь Варшавским генерал-губернаторством. Вместо Берга был назначен П.Е. Коцебу.

Тимашев, опытный бюрократ, воспользовался данной ситуацией. 1 февраля 1874 года он обратил внимание императора на то, что от этих чиновников поступает «очень незначительное количество выписок». Поэтому предложил: установить в Варшаве штаты секретной экспедиции, общие с другими перлюстрационными пунктами; передать 4700 руб. в ведение МВД, ибо выписки в других пунктах «обходятся правительству несравненно дешевле»; наконец, в связи с заменой наместника Царства Польского генерал-губернатором «секретное почтовое дело подчинить <…> министру внутренних дел». Теперь выписки вообще не должны были предоставляться генерал-губернатору. Ему предполагалось оставить только право лично (не через подчиненных) сообщать управляющему почтовой частью сведения о лицах в Царстве Польском, «за которыми надо иметь наблюдение». Все эти предложения получили высочайшее одобрение465.

Менее чем через семь месяцев Тимашев одержал победу над другим генерал-губернатором. Предлогом стала смена генерал-губернатора Виленского края. Вместо А.Л. Потапова 22 июля 1874 года был назначен П.П. Альбединский. Через четыре дня, 26 июля, Тимашев на докладе у государя, ссылаясь на прецедент с Царством Польским, предложил «в видах единства и полноты перлюстрационной деятельности» распространить этот пример на генерал-губернаторства Виленское и Киевское «по мере перемены тамошних главных начальников края» и сделать это немедленно относительно Вильно. Александр II надписал: «Исполнить»466. Таким образом, к концу 1870‐х годов Министерство внутренних дел стало формальным монополистом в деле осуществления тайного контроля за перепиской, шедшей через российское почтовое ведомство. Существование с 6 августа 1880‐го по 16 марта 1881 года самостоятельного Министерства почт и телеграфов, которое возглавлял бывший министр внутренних дел Л.С. Маков, почти не нарушило этого влияния.

К тому же для сохранения тайны перлюстрации другие государственные структуры к делам почтового ведомства допускались все более ограниченно. Данная проблема возникла, когда с 1 января 1868 года так называемая ревизия по следам действий, состоявшая в поверке по документам получаемой и отправляемой корреспонденции, перешла от почтовых чиновников в ведение Государственного контроля. В ответ А.Е. Тимашев, на тот момент еще министр почт и телеграфов, подал записку императору, где указывал, что это грозит сделать дело перлюстрации известным «посторонним почтовому ведомству лицам, а такая огласка неминуемо парализует деятельность секретных экспедиций». Поэтому он считал необходимым «установить для всей иностранной (приходящей и отходящей) корреспонденции и для простой внутренней (приходящей и отходящей) корреспонденции, чтобы ревизия по следам действий оставалась, по‐прежнему, на обязанности Почтового ведомства». 1 апреля 1868 года появилась резолюция: «Государь Император Высочайше повелел исполнить»467.

Одновременно руководство почтового ведомства и службы перлюстрации готово было оказать помощь другим властным структурам. В сентябре 1866 года петербургский обер-полицмейстер Ф.Ф. Трепов обратился к почт-директору Н.И. Лаубе с просьбой: «С политической точки зрения необходимо мне знать, из каких почтовых ящиков вынимаются письма на мое имя» – и просил распорядиться, чтобы городская почта предоставляла ему такие сведения. В ответ Лаубе сообщил, что это будет делаться468.

В феврале 1880 года военный губернатор столицы И.В. Гурко обратился к почтмейстеру Кронштадта А.И. Сухоцкому с просьбой переписку студента И.Г. Польского и мастерового И.П. Бондина передавать кронштадтскому полицмейстеру. Почтмейстер запросил указаний у петербургского почт-директора и руководителя службы перлюстрации В.Ф. Шора. Последовала резолюция: «Если будет письмо, тотчас предоставить его мне»469. Таким образом, в дело перлюстрации были вовлечены и надежные начальники почтово-телеграфных контор. В феврале 1886 года, видимо в связи с кончиной Шора, начальник Кронштадтской почтово-телеграфной конторы просил указаний у начальника Санкт-Петербургского почтово-телеграфного округа, продолжать ли контроль над корреспонденцией двенадцати человек, в том числе девяти офицеров. Тот в свою очередь запросил начальника Главного управления почт и телеграфов. Наконец, 7 мая последовал ответ, что надобности «в дальнейшей выемке и осмотре в Кронштадтской почтовой конторе корреспонденции на имя указанных лиц… не представляется»470.

Государственные интересы требовали расширения контроля за частной перепиской. Начавшийся процесс превращения аграрного общества в раннеиндустриальное, рост городов, строительство железных дорог, открытие все новых и новых учебных заведений повышали «температуру» общественной жизни. Проблески будущих социальных потрясений уже различались в российской действительности. Почтово-телеграфная связь в новых условиях становилась важнейшим средством общения членов нелегальных организаций. Одновременно урбанизация России, а следовательно, рост почтовой связи, рост уголовной и политической преступности, заставляла власть допускать, пока еще секретными указами, к тайне почтовой переписки другие ведомства, прежде всего судебные, о чем шла речь выше. По докладу министра юстиции 24 февраля 1868 года государь повелел, чтобы судебные учреждения за получением сведений о переписке и телеграфных сообщениях обращались в Министерство юстиции. В свою очередь министр юстиции после этого должен был «снестись» с министром внутренних дел471.

В то же время новое законодательство создавало неудобства для розыскной деятельности III Отделения и Корпуса жандармов. Начальник Московского ГЖУ 21 ноября 1873 года писал управляющему III Отделением А.Ф. Шульцу, что он обратился к московскому почт-директору С.С. Подгорецкому с просьбой сообщить, откуда и от кого поступали деньги на имя студента (Н.П.) Цахни и дворянина (Л.А.) Дмоховского. В ответ он получил разъяснение, что «ввиду Высочайшего повеления о неоглашении частной переписки» такая информация может быть предоставлена только через МВД с особого высочайшего разрешения472.

Поэтому 22 декабря 1875 года начальник III Отделения и шеф Отдельного корпуса жандармов А.Л. Потапов направил записку министру внутренних дел А.Е. Тимашеву. Он доказывал «необходимость быстрого и своевременного задержания корреспонденции лиц, привлекаемых к делам политического характера, так как часто эта корреспонденция служит единственным вещественным доказательством преступных замыслов авторов ее и указывает на их соучастников». Потапов просил «дать право начальнику Третьего отделения <…> по предварительному соглашению с министром внутренних дел получать как самую корреспонденцию частных лиц, так и сведения о таковой». 3 января 1876 года на основании доклада Тимашева император дал на это принципиальное согласие. Но задержка корреспонденции и выдача ее начальникам ГЖУ разрешалась только по отношению к арестованным. При формальном ограничении (в соответствии с резолюцией императора) права жандармов на ознакомление с перепиской подозрительных лиц одновременно шефу жандармов предлагалось указывать тех, за чьей перепиской следовало бы «иметь в перлюстрационных пунктах самое строгое секретное наблюдение», а выписки сообщать через министра внутренних дел. Сведения «о подозрительных телеграфных сношениях» было предписано собирать через директора телеграфов от начальников станций «без объяснения причин» в виде копий депеш, передаваемых министром внутренних дел шефу жандармов473.