Украина в огне - Глеб Бобров

Демьяненко согласно кивает…

— Понятно. Утром — когда подтянетесь?

— Как скажешь, майор… Местные будут шараебиться по всей очереди до рассвета, пока не бомбанут кого. Потом нажрутся и свалят. Им надо только зубы показать, но и вы первыми не начинайте. На такую толпу и серьезные стволы они сами не попрут — по-любому, но если завалите кого, то отомстят: будут лупить ночью со всех сторон. Машины вам точно изрешетят, могут и народ задеть, прицепом…

— Так, может, сразу ребятишек приморить, пока бед не наделали?

— Шот ты злой сегодня, Аркадьич, чи не выспался?

— Все правильно, Валерий Александрович. Товарищ просто не в курсе… — И, уже повернувшись ко мне, капитан продолжил: — Смотрящие это. Свистни, так еще сотня чумных приедет. Тока по двум крайним поселкам — три банды точно, да вагон левых гопников. Работы с начала девяностых тут толком нет, контрабанду гоняли, металлолом ковыряли да самогон лили, а теперь вот — беженцев трясут.

— Говно все это! Нет работы — езжай в город, Россия рядом — ищи… не грабить же и убивать!

— Кирилл, вернешься — флаг тебе в руки. Только не сейчас, окей?

Понятно… у Демьяненко приказ — умри, но без происшествий доставь семью шефа в славный Ростов-на-Дону. Желательно и остальных подопечных довезти без потерь. Одна задача! На кой ему сейчас даже слушать о ворохе проблем депрессивных районов республиканского приграничья!

— Кто спорит, Дём? Мысли вслух…

Наши менты, явно испытывая комплекс вины: «Кто же знал, что такая накладка выйдет с этой ночевкой», — пытались напоследок помочь, чем возможно…

— На погранцов не рассчитывайте: в семь вечера свалят на базу. На соседей тоже. Вообще к другим машинам ночью не подходите — застрелят. Да и сейчас не ходите. Тут никто никого не знает и никому не верит. Каждый сам за себя. Тем более, вы — блатные, а здесь таких не любят…

Мы это уже заметили!

— Можем пару «АКМов» оставить, с возвратом — если хотите…

Захотел только я. Ваня близоруко смотрел на автомат как на неизвестной породы пишущую машинку. Поскреба в ответ только нежно погладил цевье своего «браунинга»:

— Раз дал — и пол твоего магазина улетело — мясо рвать. Да и картечь тут посерьезней пули будя, в темноте не смажет…

Поделили зоны и часы дежурств для водителей. Наши вежливые мальчики остаются дежурить на всю ночь. Лично я спать не собираюсь. Да и остальные мужики — тоже. Бабы и без информации извне угрозу кожей прочуяли. Детвору быстро загнали по машинам. Сами тоже не показываются.

Пикник — окончен…

С момента отъезда брони погранцов не прошло и получаса, как нарисовался первый разведчик. Пока терли, слышу писк Алены. Поворачиваюсь — какое-то чмо крутится возле моей машины. Блядь, да откуда он взялся?!

Подлетаю. Стоит чучело метрах в двух — лыбится в глубину заднего окна. Девчонки сбились в угол и затравленно молчат. Правильно делают — я их понимаю!

Мелкое — не выше метра семидесяти, худощавое, испитое и грязненькое существо неопределенного возраста. Харя мерзкая, нездоровая — какие-то шрамы под сосульками слипшихся, цвета втоптанной в грязь соломы, волосенок. Левый глаз полуприкрыт веком — забыл, как болезнь называется; второй — нагло пялится с выражением тотального превосходства. Хозяин жизни! В кривооскаленной пасти блестит стальной мост, и тут же рядом — несколько вроде золотых коронок. На пальцах — синие перстни. При всем убожестве недоносок просто светится изнутри агрессивной злобой. Это кто же этого кошмарного выродка посмел на свет блевануть? Ведь какие-то родители, наверное, были… Как им вообще выдали лицензию на размножение?!

— Тебе — чего?

— Ниче. Гуляю…

— Вали на хер отсюда!

Он покосился на автомат в руке, на бронежилет с «АПСом» под мышкой и сделал вывод, что я, видимо, один из охранников нового каравана.

— Да че ты, на! Дай телок зазырить.

— Иди на хер, сказал! — Сделав шаг вперед и примеряясь садануть стволом в ребра, я уткнулся взглядом в носки его замызганных кроссовок — перевел себя на периферийное зрение.

Гаденыш в этих делах оказался не промах. Мгновенно, не уступая мне в скорости, сместился вбок, его рука мелькнула за спину и вылетела оттуда уже с взведенным «пэ-эмом»[100]. Вот сучонок! Я, в ответ, скинул предохранитель и, как бы невзначай приподняв ствол на уровень его паха, глазами вновь уперся в зрачки: надумает стрелять — увижу, рванусь влево, а выблядка поперек одной очередью перепилю.

— Ты че, мужик, в натуре?! Я тя — трогал?!

— Вали мимо, сказал!

Он мельком покосился мне за плечо…

— Че вы, городские, такие дерганые… — пока говорил, даже не поставив на предохранитель, спокойно засунул ствол за ремень и отрицательно качнул головой своим на верху холма… — Пришел — на подлечиться попросить по-хорошему, а ты — за волыну сразу!

Самообладания — не отнять, хоть и уродец…

Меня обогнул Дёма со своими бойцами:

— Что, гунявый — своих пишем, чужих колем? Давно, баклан, на шконку не падал? Так кума нет больше — очко прижмурил. Понял?! Без протокола паскуду урэкаю! В момент пропишу — вазелин от геморроя!

Местный, пытаясь вставить слово, открыл было рот, но Дёма навалился от души:

— Ты что там базлаешь, бык?! Регистр свой базарный выключи, пока метлу на заливное не пустили. От хари до сраки попишу, падла, на маляву прокурорскую! Всосал — тему? Спрыгнул на хуй! Быстро!!!

Всем своим видом урало-кавказец пытался показать независимость: щербато, обнажая фиксы, кривил не раз рубленные губы, что-то пытался вставить в ответ, но по всему было видно — подействовало. Он встретил более сильного, причем — внутренне, самца из соседней стаи, сцепиться с которой по-серьезному вообще не собирался.

От мотоцикла на холме вдруг закричали:

— Сява! Шо там, кореш, за движняк?! — Дважды горец отмахнулся, последний раз развел растопыркой перед нами, мол «ладно — закончили», и, промурчав что-то нечленораздельное, двинул восвояси.

Демьяненко развернул ко мне вдруг просиявшую, веселую рожу и выдал:

— Спасибо, Кирилл Аркадьевич! — Ни по дыханию, ни по выражению лица и следа не видно, что этот парень только-только, буквально — секунду назад, брызгал слюной и заходился в яростном оре.

— ?..

— Ну, в смысле, что не пристрелил соколика! Хотя, как показалось, ты вроде собрался с ним спарринг затеять? Или — померещилось?

Жаба! Уел, глазастый ты наш! Я неопределенно пожал плечами… Спарринг! Да если эту глистоношу разок надеть на кососрезанный компенсатор ствола, от души, то и достреливать потом не придется.

— Добро. Пойду я с люмпенами пообщаюсь — закреплю результат. Чувачок, кажется, предводитель здешних бабуинов…

Демьяненко вернулся через полтора часа. За ним тяжко плыли ароматы местного плодспиртпрома. Приказал своим разбудить ровно в девять и увалился, в охапку с «АКМом», на спальник под колеса «Круизера». Бурля минут за пять достал все без исключения население джипа, и его, поджопником, выпустили наружу. Дурко совсем не обиделся и, радостно вертя во все стороны рыжей камчой, полез своей мокрой, пожмаканной мордой прямо под бок слабо запротестовавшего Валерки. Да и смысл протестовать? Тут сопротивление бесполезно — проверено!

— Кирилл Аркадьевич! Иди к нам…

Начинались сумерки. Бесконечная очередь, предвкушая очередную ночь, судорожно заскублилась в убогой бытовухе. Шакалье, оставив на холме два мотоцикла, расползлось по норам. Спала обжигающая жара.

Поскреба разложил на капоте своей «ласточки» наш рупор номер раз — «Набат Малороссии». Ну, то для нас — трибуна. Для него — просто обычная подстилочка под красавца леща — граммов так на семьсот. Небольшим, добротным «охотником» он вмиг распластовал его на пять кусков. В воздухе, дурманя ценителей, поплыл дух вяленой рыбы.

— Подходи, дорогой, не стесняйся. Водочки нам на посту не положено, а пивком побаловаться — самое то.

— Понятное дело, Вадим Валентинович, как раз — по теме…

— По какой?

— Ну, как: пиво — шампанское пролетариата!

— А-а-а… Бери, Деркулов, рыбку и голову мне не морочь. Правда, она как вареная, да и нет ее сейчас — нормальной… — Поскреба скроил несчастную рожу и, чуть ли не охая и не вздыхая в голос, закончил: — Лето!

Подумалось… Какой мы, мужики, интересный народец! Под сраку лет уже, а все, как зеленые пацанята, на похвалу напрашиваемся.

— Ну, это ты, Вадик, загнул, слушать не могу: у тебя — и нет! Роскошная рыба. Донская, не пересоленная, мягкая — отрыв башки просто… — Смотрю — сияет наш угольщик… — Да и пиво за день так и не нагрелось, вообще — фантастика… — Нагло потащил из автохолодильника еще одну ледяную бутылочку: пусть рядышком постоит — целее будет, пока я с первой управлюсь.

Наш корректор, тыльной стороной руки поправляя на длинном носу очки, по-моему, временами даже урчал от удовольствия. Я не выдержал…