Тени старой квартиры - Дарья Дезомбре

– В Париже Диор ансамблями продает все под платья: перчатки, туфли, украшения. А у нас так набегаешься за одной только тканью, уже ничего не хочется… – это тетя Лали.

– В Москву-то ваш Диор приехал, меха с жемчугами показал, и все на худых, – хмыкает тетя Вера. – А простые парижанки, разве они на работу в таком виде ходят? Или, может, тощие все, как селедки? Да никогда в это не поверю! Вот вы, Ксения Лазаревна, бывали в Париже в молодости…

– Ах, Вера Семеновна, это ж когда было! Девочкой еще, до революции! Что я помню!

Лерка про себя усмехается: да как такое может быть-то? Чтобы старая Ксения Лазаревна – и в Париж ездила?!

А вслух говорит Кольке:

– Пойдем марки посмотрим? Мне батя две новые серии принес.

– Погоди, не сейчас, – Колька, похоже, внимательно прислушивается к тому, что говорит его мама Тамаре.

– Глицерином протирать кожу! Как можно! Он же сушит! Просто умойтесь, потом жидкий крем – «Бархатный», например. А уж поверху жирненьким – «Спермацетовым» или «Янтарем», там есть витамин А.

Лерка обескураженно смотрит на Кольку: он что, совсем сбрендил? Чего тут интересного?

– Тебе, Томочка, при твоей коже вообще незачем этими глупостями заниматься! – ворчит тетя Вера. – А от пудры только прыщики появляются!

Тома краснеет, быстро бросает взгляд туда, где сидит Лешка. Но Лешка ничего не слышит, хмурит прямые брови и к тарелке, похоже, даже не притронулся.

– Так, всем приготовиться к фотографии! – вдруг объявляет Колька. Он, когда о фотографиях речь, становится как генерал.

Женщины бросаются к трельяжу, чтобы поправить прически и подкрасить губы, даже тетя Вера критичным взглядом оглядывает себя в зеркало. Одна Ксения Лазаревна позволяет Кольке усадить себя на место по центру и с улыбкой слушает его команды:

– Так, Лерка, тебе сюда, вниз. Аллочку – маме на колени. Дядя Леша, тетя Галя – вам в последний ряд. Надо, чтобы все поместились.

В конце концов все расселись. Колька долго пыхтит и наконец фотографирует, грозно прикрикнув: «Птичка!»

После чая Лерка, уже совсем сонный, выходит в коридор, прижимая к себе маленький конвертик с заветным подарком от Ксении Лазаревны. Ему не терпится еще раз его рассмотреть, а заодно проверить новый фонарик, положенный под елку родителями. Забравшись в прихожей на скамейку, он прячется под накрывающую его целиком теплую отцовскую дубленку и только вынимает фонарик, как слышит звонкий, какой-то удивительно юный голос Ксении Лазаревны.

– Извольте объясниться, как они к вам попали! – говорит Ксения Лазаревна так, будто она д’Артаньян, вызывающий противника на дуэль. И голос ее дрожит – но не от страха, понимает замеревший под густо пахнущей овечьей шерстью дубленкой Лерка, а от ярости.

– Вы обознались, – отвечает другой голос, он тоже так изменился, что Лерка не сразу его узнает. – Перепутали.

– О, нет, – говорит старуха. – Нет. Я опознала бы их из тысячи.

Ксения

Никогда не стоит слишком надеяться. Вот и тут: Аллочка, которая по всем расчетам должна была быть еще вполне себе бодрой дамой лет шестидесяти, умерла от сердечного приступа лет двадцать пять тому назад, совсем еще молодой и, если можно судить по детским фото, красивой женщиной. Отец ее, к своему счастью, до этого дня не дожил. Мать, Зинаида Аршинина, оказалась до сих пор жива, но абсолютно недоступна для встречи – проживала, не выходя ни на шаг за обширную территорию элитного дома престарелых.

– Но, в конце концов, дом престарелых – это же не тюрьма? Мы ее сами можем там проведать.

– Бессмысленно, – вздохнула Маша. – В приемной мне по секрету сообщили, что старушка в глубоком маразме.

– Кстати, – нахмурилась Ксюша, поняв, что ее смутило в Машином описании. – А откуда у нее средства на приличный дом престарелых? Ника одно время хотела пристроить в один из таких свою тетку – это стоит сумасшедших денег.

– Все верно, – Ксения услышала, как Маша на другом конце трубки перелистнула пару страниц. – Думаю, дом престарелых оплачивает ее сын, Николай Анатольевич Носов.

– Сын? – нахмурилась Ксения.

– Да. Родился примерно через год после интересующих нас событий.

– И чего я так удивляюсь – Зина ведь была совсем молодой женщиной. Еще и замуж вышла, судя по фамилии сына?

– Еще и замуж. Однако со вторым мужем тоже развелась. Дело не в этом – у нас в истории появилось совсем новое ответвление. Это сын и внук Аршининых. Как тебе кажется, имеет ли смысл ими заниматься?

– Я не знаю, – нахмурилась Ксюша. – А ты как считаешь? Имеет?

Маша помолчала:

– Думаю, да. Информации у нас все равно с гулькин нос, поэтому стоит хвататься за любую ниточку. Сами они помнить ничего не могут, да и мать вряд ли им что-нибудь рассказывала. Но вполне возможно, что эти Носовы хранят старые семейные альбомы и у них тоже может заваляться парочка-тройка любопытных фотографий.

– Ты права, – закивала Ксюша, забыв, что Маша ее не видит.

– Только есть одно «но», – голос у Маши стал весьма озадаченным. – Этот Носов – не просто состоятельный человек. Он очень состоятельный человек. Совладелец банка «Русь», финансового холдинга «Астрель» и группы «Стройнефтьтранс».

– Ого! – присвистнула Ксюша.

– Да, «ого» – то самое слово. Пытаться пробиться к нему через армию секретарш с нашей, прямо скажем, совсем не банальной историей – абсолютно бессмысленное мероприятие.

– И что же делать? – растерялась Ксюша.

– Идти к его сыну, думаю, – хмыкнула Маша. – Хотя Носов и сам давно в разводе, а сын почти не жил с отцом.

– И кто у нас сын?

– Сын у нас, как ни странно, не бизнесмен, а врач. Хирург. Зовут Иваном Николаевичем. Работает совсем недалеко от твоего бывшего места жительства – в районной больнице в Веселом Поселке.

– Хм. Интересные дела. Что ж он с таким папой не оперирует в какой-нибудь частной клинике?

– Вот и узнаешь при личной встрече. Удачи!

Хирург Носов освобождался в семь. Ксения выяснила это в регистратуре, но ждать решила с черного хода, где ободранная лавочка – приют курящих эскулапов – позволяла обозревать всю больничную парковку. Неизвестно, какая машина имелась у доктора, но его толстую круглую физиономию она успела увидеть на Доске почета рядом с той же регистратурой. «Наши врачи» – гласила доска. То ли фотограф был бездарен, то ли коллектив так «удачно» подобрался, но ни одной симпатичной физией среди «Наших врачей» и не пахло. Все лица казались либо слишком слащавыми, либо угрюмыми и отталкивающими, как у того же Носова. Запах в клинике стоял тоже не из приятных и наводил Ксению на недавние больничные воспоминания, потому она и решила сторожить хирурга на улице. Однако мысль, вроде как вполне здравая: вечер, звезды, свежий воздух городских окраин – оказалась неудачной. Ксюша закоченела. Кроме того, репетируя про себя шепотом знакомство с неизвестным хирургом, она постоянно сбивалась: он явно примет ее за умалишенную. Зря она не попросила пойти с собой Машу. Захотела проявить самостоятельность. Тем временем дверь черного хода распахнулась, и на крыльцо вышли двое: один – огромный, медведеобразный, с коротким ежиком волос на голове. Вторая – субтильная блондинка, из-под зимней парки виднеется кромка белого халата. Медведь вынул из кармана сигареты, предложил блондинке, та вытащила одну и, откинув голову, кокетливо рассмеялась. Он дал ей прикурить – при этом его лапища заслонила ей пол-лица. Ксения выдохнула, встала со скамейки и, оправив пальто, подошла к крыльцу.

– Доктор Носов? – спросила она, поднимаясь на первую ступеньку.

– Он самый, – хирург с явным наслаждением выдохнул дым от сигареты в морозный воздух.

– Девушка, – строго сказала Ксении блондинка, – если вы по поводу прооперированных, то тут не место и не время. Иван Николаевич только что простоял шесть часов за операционным…

– Саш, брось, – толстый повернулся к Ксюше. – Что случилось?

– Я не по поводу ваших больных, – сглотнув, сказала Ксюша. – У меня… личный вопрос.

Блондинка бросила на нее быстрый ревнивый взгляд.

– Ну, я пойду, раз так, – проговорила она, сделав вопросительную паузу в конце.

– До завтра, – Носов похлопал ее по плечу. – Береги себя.

– Постараюсь, – простучав каблучками по ледяному бетону, блондинка спустилась с крыльца. Пикнув, ожила маленькая машинка в первом ряду. Ксения почему-то дождалась, когда та выедет с парковки. И только когда красные огни дамского «Фиата» влились в поток огней на проспекте, вновь повернулась к Носову. Он докуривал сигарету и смотрел на нее, сощурившись, явно пытаясь опознать.

Ксюша улыбнулась:

– Зря стараетесь. Мы никогда раньше не встречались. – Она сделала паузу, вздохнула и решилась: – У меня для вас есть история. Очень странная, но любопытная. Однако я не готова излагать ее вам на голодный желудок. Вы же голодны? Давайте я угощу вас ужином, а сама буду рассказывать. Есть здесь поблизости какое-нибудь теплое место?