Жил-был сталкер - Тамара Воронина

Образовавшуюся пустоту чем-то надо было заполнить. Вот Маркиз и ввязывался во все подряд. На задержания ходил лично, хотя в его чинах и летах это делать было не положено. А он расталкивал гренадеров из группы захвата и пер на вооруженных до зубов отпетых уголовников. Хоть бы раз глаз подбили! Хоть бы раз пуля поцарапала! Тоже своего рода намек господа бога: тут что хочешь твори, только в Зону не суйся.

Где он тратил больше этой своей треклятой энергии, при задержании или на ковре у начальства, сказать трудно. Пожалуй, все-таки на ковре, где его крепко взгревали за самодеятельность, выход за рамки и превышение полномочий. Вот уж неправда, потому что вырубать Маркиз умел без всякого членовредительства. Но не станешь же объяснять начальнику, что твое нутро заранее знает, в какую сторону пуля полетит и за какой табуреткой нужно от нее спрятаться, потому что нутро у тебя не простое, а сталкерское. Зона с ее фокусами пострашнее маньяка с автоматом Калашникова.

Не спасало это, впрочем, как не спасало и все остальное. И пить он стал значительно больше, что все не преминули заметить.

Сорок три есть сорок три. Не много. И не мало. В самый раз подводить первые итоги. Или начинать жизнь сначала.

Только Маркиз был максималистом. Для него «сначала» значило «с нуля», а оставить за бортом семью и Карлоса он не хотел. Хотя Карлос – порядочная свинья и имеет неискоренимую привычку лезть в душу. Маркиз оберегал свою душу от постороннего вмешательств! Всех к этому приучил, даже инопланетян, хотя это было труднее всего. А Карлос лез, невзирая на маркизово сопротивление.

Маркиз завалился в любимое кресло, мягкое, широкое, обитое коричневой кожей, необыкновенно удобное. Маркиз в нем казался еще меньше, чем был на самом деле. В свое время пара таких кресел и диван обошлись ему в четыре ходки в Зону, то есть в астрономическую сумму, но он ни разу не пожалел. В кресле было так комфортно, особенно с коньяком и сигаретой…

Коньяка, увы, не было, но в пачке болтались еще три «голуаз», так что Маркиз закурил и посмотрел на невозможно юную рожу Карлоса.

– Шарло, – сказал он проникновенно, – я тебя прошу, не лезь в душу.

– Буду. Твою душу нельзя оставлять в гордом одиночестве, – безапелляционно заявил Карлос. Маркиз опешил:

– Почему?

– Она сопьется вместе с твоим телом. Я выступаю в качестве голоса твоей совести. Ни больше, ни меньше.

Маркиз несколько обалдел. Насчет возможности спиться он был согласен. А насчет совести Карлос перебдел. Не может иметь голоса то, чего нет в принципе. Впрочем… только он и говорил Маркизу все, что считал нужным. Даже великий гуманист Шарль этого не делал. Жалел, наверное. А Карлос не жалостливый. И правильно.

– Надоел ты мне, голос совести.

– Еще бы, – хохотнул Карлос. Лель тоже хохотнул, и Маркиз его выгнал. Еще не хватало, чтобы собаки, пусть даже разумные, над людьми, пусть даже неразумными, смеялись. Тоже… Лай совести… или вой… Нет, скулеж из-под двери. Вот как сейчас.

Пить, конечно, и в самом деле надо меньше. И чем меньше, чем лучше. Пусть тошно без Зоны, но ведь и когда ходил, тоже пил – расслаблялся.

Карлос встал, выпрямился во весь свой ставосьмидесятисантиметровый рост, расправил мощные плечи, тряхнул золотыми локонами, крякнул, протянул левую руку, сгреб Маркиза за грудки и без малейшего усилия поднял его, помотал вправо-влево, оторвал от пола, и швырнул назад. И даже не запыхался, хоть Маркиз и слегка трепыхался. Что ему жалкие шестьдесят килограммов… или меньше, потому что Маркиз всегда худел, будучи в депрессии или в азарте. Это состояние называлось «минус три» (имелись в виду килограммы). Карлос улегся на диван, со вкусом откусил яблоко, похрустел и нормальным голосом сказал:

– Давай, давай, выкладывай, какая тебя мысль обуяла. Невооруженным ведь глазом видно: ты что-то задумал.

– Тебе не все равно? – буркнул Маркиз, поправляя смятую рубашку. Бугай чертов.

– Не все, – пожал плечами Карлос, – и ты это прекрасно знаешь. Для реализации твоих идей чаще всего бывают нужны подручные средства. Например, я.

Забавно, однако. Подручное средство с экстрасенсорными, телекинетическими и черт знает еще какими способностями у вполне заурядного типа, который никогда не знает, что думают окружающие и совершенно бессилен против пришельцев.

– Комплексуешь?– проницательно спросил Карлос. – Не надо. Мысли читать и стулья без помощи рук двигать ты не умеешь, но я все равно при тебе подручное средство, потому что ты генератор идей. Мне твои идеи ни в жизнь в голову не придут. Что ты хочешь?

Маркиз поднял голову. Он знал, что тоскливые его глаза сейчас меняют выражение. Карлос оживился, устроился в позе пирующего эллина и тал ждать ответа. Временами он был очень упрям. Восьмидесятикилограммовая пиявка. Теперь не отвалится, пока крови не напьется. Их пиявок, говорят, спичкой подпаливать надо, чтоб отцепились. Это можно.

– Видишь ли, Шарло, – по мере возможности проникновенно сказал Маркиз, – в том, чего я хочу, мне нужны иные подручные средства. Не ты. Дело в том, что я хочу пойти в Зону.

Карлос даже подпрыгнул и вытаращил глаза.

– У тебя температура? – осведомился он. – Высокая?

Маркиз его добил:

– Я хочу пойти за Барьер.

Карлос всерьез содрогнулся и жалобно спросил:

– Ты правда здоров?

– Не знаю, – честно признал Маркиз. За Барьер не ходил никто. Даже пришельцы, хотя всю доступную часть Зоны они исползали на карачках, обнюхали и попробовали на зуб. Сталкеры не ходили ба Барьер, потому что оттуда не возвращались. Инопланетяне не ходили, потому что за Барьером у них отключались диски связи и не срабатывала защита, а рисковать они не любили. И найти дорогу к Барьеру у них получалось не всегда, Барьер – он не шлагбаум, его не всегда видно. Никто не знал, что там, за Барьером. Пришельцы запустили туда робота года четыре назад, до сих пор ждут. Маркиз в бытность свою активным сталкером совался за Барьер пару раз, но очень недалеко, потому что его охватывало какое-то странное чувство, ничем не объяснимое ощущение легкости, иллюзорности, чуть ли не небытия. Зона вся по первости кажется нереальной, а за Барьером… не мог Маркиз понять, что там, вот и не осмеливался идти далеко без напарника, а туда напарника нельзя было найти даже в счастливые времена. Страшно было за Барьером. Будто нет тебя.

Инопланетяне строили множество гипотез, большая часть из которых была Маркизу непонятна. А чего стоят неподтвержденные гипотезы? Маркиз и сам на них был горазд, на службе сочинение версий было как раз его специальностью: выдумать с полсотни и по очереди отсеивать неправильные, пока одна не останется, верная, причем порой наиболее невероятная.