О любви ко всему живому - Марта Кетро

И сейчас Катя шла и гадала, понимает ли он, что с ней творится? И как лучше, чтобы понимал или нет? Он парень взрослый, поживший, такие до смерти боятся влюбленных девочек, камнем падающих на хвост «избраннику», чуть только дай слабину. С другой стороны, наверняка к тридцатнику он уже порядком устал от случайных связей и случайных людей, вдруг решит, что Катя с ним просто так спит, от скуки. Надо бы, думала, с ним поговорить, как-то дать понять, что любит, но она не из таких, которые вцепляются, поэтому согласна просто… Но Катя все никак не могла додумать, чего она «просто», потому что его запах, его голос, его присутствие сбивали с толку, кружили голову, обрывали и комкали мысли и заполняли сердце дурацкой щенячьей радостью.

Между прочим, могла бы и не мучиться, Майк отлично понимал, что с ней происходит. Если давал себе труд сосредоточиться и заглянуть в ее ясные серые глазки, видел такую бездну обожания, что тошно становилось. Эта ласковая рыженькая Киска, сменившая глуповатую, зато очень сексуальную черную, нравилась ему очень сильно, но выносить ее молчаливое восхищение иногда становилось тяжко. Выручало только то, что девочка умная, старалась держать себя в руках и не давить. Лишь иногда прорывались странные жесты опеки, несвойственные ее возрасту, – то за сигаретами ему сбегает, то рубашку «случайно» постирает, а один раз украдкой почистила его ботинки. Это уж совсем ни в какие ворота, верный знак, что человек без крыши. Майк, несмотря на королевскую внешность, не был эгоистом или киношным злодеем. Он никому не хотел причинять лишнюю боль, поэтому с женщинами старался быть честным. Честно трахал, честно ничего не обещал, честно предупреждал, что есть и другие. Кто ж из них слушает, конечно… но это уже не его вина. И вот сейчас он никак не мог решить, прекращать эту историю или дать ей еще несколько недель. Девочка, как зайчик, замирает от одного прикосновения, дышать боится рядом. В постели от нее толку, конечно, мало в физическом смысле, но Майк никогда не был толстокожим, поэтому умел наслаждаться не только сексуальной акробатикой, но и нежностью, перехлестом эмоций, которые эта девочка генерировала в своем юном теле (или в сердце, Майк не вникал). В общем, он был склонен подождать, тем более что на голову упала срочная работа, которую надо сдать до конца месяца, поэтому вообще не до женщин сейчас. И не время менять тихую необременительную киску на какую-нибудь требовательную пантеру. Разве что сама появится, ведь он открыт для всего нового – всегда. Майк никогда особенно не возился с женщинами, не слишком много думал о них, но соблюдал некую гигиену отношений, стараясь, чтобы в итоге все получалось ненапряжно. Не больно. Не подло. Потому что женщины приходят и уходят, а ему с собой жить, и чувствовать себя негодяем не хотелось.

Майк был счастливым человеком, занимался интересной работой и получал за нее приличные деньги. С парой друзей они держали элитный автосервис, специализировались на тюнинге машин, превращая скучные серийные модели в произведения искусства. В частности, Майк неплохо рисовал аэрографом и сейчас должен был изобразить на черном джипе заказчика банальное, в сущности, адское пламя, но так, чтобы выглядело оригинально. Он делал эскизы, просматривал клип-арт, лазал в Интернете, но пока ничего изысканно-инфернального не нашел.

– Понимаешь, Киска, люди удивительно однообразны в своем стремлении к оригинальности. Каждый третий владелец старого «фольксвагена» приезжает ко мне с гениальной идеей выкрасить его под божью коровку. Приходится показывать фотографии и намекать, что кто-то украл эту свежую мысль у него из головы. Еще в шестидесятых.

– Люди вообще смешные, – со знанием дела подтвердила Катя.

– А сейчас джип этот. Да я в прошлом году Корейцу «ад» делал на «мерсе». Если пересекутся, с претензиями придут, повторяться нельзя никак.

– А может, чертика там пририсовать? – Катя изо всех сил хотела помочь.

– Ты моя умница. – Добрый Майк спрятал ехидство в карман и поцеловал ее в теплую макушку. – Я вечером еще подумаю, альбомы полистаю.

«Значит, к нему не пойдем, – сообразила Катя, – раз поработать надо». Жалко, конечно, но она и не думала капризничать – совершенно не хотелось, чтобы у Майка были проблемы с крутыми заказчиками.

«Может, правда отослать ее сегодня и заняться делом? – Майк с сожалением посмотрел на милое пухленькое тело. – Хотя, если прямо сейчас поехать, успеем потрахаться, а потом отправлю ребенка к маме». Он огляделся в поисках тачки, и тут из-за угла вырулила старая, пятидесятых годов, «Чайка» в отличном состоянии. Майк сам не свой был до старых машин, он радостно замахал, и красотка остановилась. Дедушка за рулем, явно первый владелец, снисходительно принял восхищение Майка и согласился подвезти их до Фестивальной. К сожалению, рядом с шофером сесть не получилось, хотя Майк и рвался поговорить о машине, но старик твердо предложил пойти к даме в салон, отделенный от водителя перегородкой. Майк не настаивал, чтобы не напугать старика, но рассчитывал, что около дома, расплачиваясь, задаст пару вопросов об этом чуде.

…Надо ли говорить, что вместо Фестивальной они оказались у тех же ворот, а в качестве забора, вы не поверите, было там что-то вроде небольших противотанковых ежей. Во как.

6. «Голоса в моей голове мне не мешают»

Они вошли в ворота.

Солнце садилось быстро, слишком быстро, будто его стаскивали с неба нарочно. Сумерки надвигались на глазах, территория, где они оказались, погружалась в темноту, и оценить ее размеры не удавалось. Как уже было сказано, более всего она напоминала кладбище старых автомобилей, потому что повсюду торчали искореженные и проржавевшие куски железа, обгоревшие остовы машин. Неподалеку стоял трейлер – почти целый, за исключением кузова, на который будто бы наступили ногой. Очень большой ногой, конечно. Чуть дальше виднелась деревянная будка, и если существовал какой-нибудь сторож, то он сидел именно там. Где-то на пределе слышимости выла собака. Хороший знак – есть надежда, что и люди могут быть. Место казалось заброшенным, кое-где сквозь железные скелеты уже проросли колючие кусты ежевики, но некоторые машины появились здесь явно не слишком давно. Свалку регулярно посещали, это очевидно.

Похолодало, от земли начал подниматься туман, сначала легкий, но постепенно густеющий. Катя поежилась, и внимательный Майк набросил ей на плечи свою куртку.

– Не волнуйся, детка.

– Майк, я с тобой куда угодно, ты же знаешь.

«Ну и зря, – подумал он, – без тебя проще было бы», но вслух, конечно, ничего не сказал. Он мало чего боялся (кроме собак), но предпочитал отвечать только за себя.

– Мам, че-то мне как-то не по себе… Пошли отсюда, а?

– Антош, а куда деваться? Надо понять, где мы. Сейчас найдем тут охрану и спросим, – Вера взяла сына за руку, – извини, что я тебя в это втравила, ладно?

– Да чего уж там…

– Куда ты меня затащил?! – Стэлла начисто забыла, кто из них явился инициатором поездки. Ей стало страшно, как тогда, позапрошлой зимой, когда незнакомый бомбила «подвез» ее за город и пригрозил раздеть и выкинуть из машины, если будет «выделываться». Конечно, она не «выделывалась», он потом даже домой ее доставил, но ужас запомнился надолго. Стэлла тогда вообще перестала ловить тачки, перемещалась исключительно пешком или на автобусе и сегодня чуть ли не впервые за полтора года села в чужую машину. Зачем, Господи, ну зачем?! С чего вдруг решила, что чудеса – бывают?

– Стэлл, я с тобой, не бойся ничего. Вон там вроде домик какой-то, пошли. – Костик попытался обнять девушку за плечи, она сердито оттолкнула его и поковыляла, спотыкаясь на тонких высоких каблуках.

– Машка, не паникуй. Не разбредаемся, народ, а то стемнеет скоро. Девчонки, не замерзли?

– Замерзли! Бежим отсюда!

– Куда побежим-то? Ты хоть примерно понимаешь, где мы?

– Мне страашно! – Машка заплакала, и Леша полез за носовым платком.

– Не реви, все будет хорошо.

– Кто тут хотел приключений на свою жопу – получите. И на мою заодно.

– Нормально, Серый, разрулим. Вооон там…

Но туман наконец набрал сил, поднялся и уплотнился так, что люди потеряли друг друга из виду. Их будто качнуло и отнесло в разные стороны, руки разжались, чье бы то ни было присутствие перестало ощущаться, а все звуки исчезли, и кроме собственного тяжелого дыхания никто ничего не слышал.

Невозможно оценить, сколько секунд или минут прошло в полном безвременье.

Нестор впервые по-настоящему почувствовал, что такое одиночество. Сколько раз он думал о том, чтобы хоть на несколько дней уехать, спрятаться от людей и обязательств, побыть совершенно одному, понять наконец самого себя – найти свои, а не навязанные другими цели и желания. Ну и вот, как заказывал – один, совсем один, как в анекдоте. «Осторожнее с мечтами, они могут сбыться». Нестор посмеялся бы, но «сбыча мечт» оказалась такой, что не до шуток. Чистейшее божественное одиночество обернулось нечеловеческой жутью, от которой хоть вой, хоть обосрись, а спасения нету. Уже нельзя было понять, откуда идет этот сухой азотный холод. Собственное тело показалось тонкой оболочкой, и космическая пустота снаружи равнялась пустоте в нем. Ни радости, ни освобождения это ощущение не принесло.