Среди дикарей и пиратов - Уильям Кингстон

— Мы молились Богу о помощи, но думали, что она придет со стороны моря, — сказала Эдит, как только к ней вернулась способность говорить. — Как ты узнал, что мы здесь? А бедная мама — как, должно быть, она испугалась, не видя нас. Для нас эта мысль была всего, всего тяжелее в долгую ночь. У нас была с собой еда, так что мы не голодали; а вот тут из утеса выходит источник, и мы могли пить. Но мы очень испугались и сознавали, что поступили нехорошо, уйдя без спроса. Мы дошли до этого места и сели здесь, чувствуя себя очень счастливыми; потом мы подумали, что пора идти домой, но только что отошли недалеко, как заметили, что вода подходит к самому утесу, и мы не можем пройти дальше. Вода подымалась все выше и выше. Мы побежали назад и попали в эту пещеру. Сначала мы думали, что вода проникнет и в пещеру, и мы утонем. Она поднималась все выше и выше, а мы отходили все дальше и дальше. Как благодарны мы были Богу, когда, наконец, увидели, что вода перестает прибывать!

Я не бранил Эдит и Пирса и сам испытывал чувство благодарности при мысли, что погода была такая тихая; в противном случае прилив, наверно, ворвался бы в пещеру и унес детей.

Нужно было подумать о возвращении. Я предложил Дойлю подождать, пока вода спадет, и затем пойти по берегу по тому пути, которым пришли дети.

— А может быть, вода не спадет так низко, как вчера; в таком случае во многих местах нельзя будет перейти, — сказал Дойль.

— Тогда лучше всего послать кругом за лодкой, — заметил я. — Если вы подыметесь на вершину утеса, я останусь здесь с братом и сестрой.

— Сказать правду, мистер Годфрей, по-моему, это не так легко сделать, как кажется, — сказал Дойль. — Я попробую, чтобы угодить вам, но полагаю, что наш друг Пуллинго хотя и не моряк, но лучше исполнит это дело.

— Но как он объяснит, что мы нашли детей и нам нужна лодка? — спросил я.

— Нет ли у тебя карандаша и бумаги? — сказала Эдит. — Напиши записку мистеру Меджу и поручи Пуллинго передать ему.

— Блестящая мысль, — заметил я и, взяв записную книжку, написал несколько слов.

Пуллинго сразу понял, что ему надо передать записку и, по-видимому, не задумываясь, решил подняться по канату. Я остался с Эдит и Пирсом, а Падди пошел с чернокожим и вскоре вернулся в пещеру. Он сказал, что Пуллинго без малейшего колебания и страха схватил канат и начал подыматься так ловко, как будто был обезьяной или родился и вырос на море. Падди дождался, пока он взобрался на вершину; сверху крикнули, что записка моя получена.

Мы сели, смотря на воду, которая продолжала прибывать.

— А что, если вода подымется выше, чем вчера? — заметил я. — Места у нас будет немного.

— Не думаю, чтобы Пуллинго оставил нас здесь, если бы думал, что это может случиться, — сказал Дойль. — Он все знает. Удивительный малый! Как это он узнал, что дети здесь?

— Мы видели вчера его сына; может быть, он догадался, куда мы шли, — сказал Пирс, объясняя, каким образом чернокожий узнал, где находились дети.

По мере того как увеличивался прилив, я становился все тревожнее и начинал думать, не лучше ли было бы подняться по канату.

Эдит сидела совершенно спокойно.

— Я вполне уверена, что вода не подымется выше этого, — сказала она, кладя на землю камень.

— Почему ты так думаешь? — спросил я.

— Потому что Господь управляет волнами. Он может остановить их, где пожелает, — ответила она с полным спокойствием.

Она оказалась права; вода поднялась немного выше камня и стала убывать.

Дети взяли с собой на пикник большой запас провизии, так что им не пришлось страдать от голода. Они предлагали поесть Падди и мне, но мы, понятно, отказались, хотя, сознаюсь, я был несколько голоден.

Наконец, к великому моему удовольствию, я увидел лодку, быстро приближавшуюся к нам. Бертон вышел из лодки; засучив штаны, прошел по воде к берегу и, взяв на руки Эдит, перенес ее на лодку; Падди взял Пирса на спину и посадил его рядом с сестрой. Я последовал за ними, и лодка отплыла от берега; я с радостью узнал от приехавшего за нами Меджа, что нашей матери стало гораздо лучше.

Отец встретил нас у пристани и не сказал ни слова упрека Эдит и Пирсу. Он чувствовал, что они и так достаточно наказаны за свое легкомыслие. Бедная мать встретила их со слезами радости.

— Мама, мама! Как мне грустно, что мы так встревожили вас, — вскрикнула Эдит, обвивая руками шею матери. — Мы воображали, что совершаем героический подвиг, и ожидали открыть другую реку или прекрасную гавань, не думая об опасности, которой мы подвергались.

— Мы должны благодарить Бога за ваше спасение, дитя мое, — ответила мать. — Если бы вас застигла буря, вы непременно погибли бы.

Она и не подозревала, как близка была опасность. Только что мы вышли на берег, вид неба изменился; на горизонте показались облака, черные как чернила, и менее чем через час разразилась одна из бурь, свирепствующих иногда на берегах Австралии, известных под именем «черного урагана» или «черного шквала».

Эта буря была гораздо сильнее той, которую мы испытали вскоре после нашего приезда. Морские волны врывались в реку и прогоняли обратно прилив. Мы опасались, что весь полуостров будет затоплен. В воздухе неслись громадные ветви, оторванные с деревьев, гнувшихся от бури. Каждую минуту мы ожидали падения этих деревьев.

Наступившая ночь еще увеличила ужасы этой сцены. Несколько раз отец ходил на берег, чтобы посмотреть, насколько вода поднялась. Бертон оставался там, чтобы доложить отцу, в случае если вода подымется до известной точки. Понятно, никто не думал ложиться спать; мать и Эдит сидели одетые для путешествия, и всем велено было быть наготове. Каждый из нас взял ружье, порох и патроны, так как от них зависело наше существование, в случае если бы мы лишились запасов. У нас было заготовлено также немного провизии, по паре запасных сапог на каждого и по несколько вещей из одежды.

— Следовало бы отправить людей с провизией и припасами в безопасное место на утес; но я надеялся, что буря стихнет, прежде чем начнется прилив, — заметил отец. — Пожалуй, это самое благоразумное, что можно сделать. Я еще раз сойду вниз и посмотрю, продолжает ли вода прибывать; если да, то следует отправляться немедленно, хотя мне жаль, что тебе и Эдит придется выносить дождь и ветер.

Отец говорил это в гостиной нашего дома, где собрались все мы.

Вошел Медж; потоки дождя струились с его шляпы.

— Я нагрузил лодку таким количеством провианта, какое она только в состоянии вынести, — сказал он. — Пора отправляться, сэр; вода дошла до высоты одного фута от берега; если с устья реки докатится тяжелый морской вал, он может затопить весь поселок.