Игра с судьбой - Галина Ландсберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос об отстранении с должности центрального разводящего не поднимался, а если и были моменты, то дальше теории дело никогда не заходило. Вермут всегда находил множество «против», одним из которых было то, что техника готовили к должности. Он сам кропотливо год за годом подводил Физика к тому, что тот однажды должен будет занять его место. Подразумевал, правда, несколько иные обстоятельства, при которых это произойдёт, но… Жизнь – странная штука. Иногда.
А иногда – вполне понятная, хоть и кажется жестокой. В долгу никогда не остаётся, и сама должников не любит: если что-то даёт, то что-то забирает, и наоборот. Вот он – стал главой Синдиката, но потерял покой и не знал, чего должен лишиться, чтобы вновь его обрести.
Когда информация, необходимая для отслеживая была передана Физику, и разговоры о работе сменились бытовыми беседами, в темах которых Вермут не разбирался, он поднялся на ноги и решил отойти в сторону. Хотел пока есть возможность связаться с Агропромом, узнать, как там дела.
- Ты куда? – Если от кого-то мужчина и ждал подобного вопроса, то никак не от Морфея. Тот наблюдал за ним, подозрительно сощурив свои кофейного цвета глаза. Было в этом мужчине что-то такое странное, но что – понять наёмник не мог.
Сказать, что позвонить по работе – звучит глупо; отослать куда подальше – вполне, но сталкер итак подозревает его во всех мировых бедах, не отцепится. Вермут почувствовал, что непривычно хмурится и выдает свою неприязнь к любопытству мужчины. Исправляясь, тут же расслабился и позволил себе фривольно ухмыльнуться.
- Отлить. Хочешь посмотреть?
- Без лупы не рассмотрю. – Губы военстала растянулись в наглую улыбку, Минор на его выпад, не удержавшись, весело рассмеялся.
Вермут продолжать перепалку не стал: он понимал сталкера. Понимал его желание задеть, показать себя как что-то опасное, чтобы невербально намекнуть на возможную расправу. Разница лишь в том, что наёмник со своими эмоциями был в ладах и это всегда давало ему над противником преимущество.
Мужчине казалось странным и непонятным, что военстал не мог верно расставить приоритеты: обменивать жизнь одного на жизнь многих… Друзья, любовники – они приходят и уходят, и их благополучие, всё же, казалось наемнику менее приоритетным, по отношению к массовому благу. Не смотря даже на то, что эта самая масса может никогда и не вспомнить, что ты для них сделал.
Администратор борделя, Лада, иногда называла его сухарём – чёрствым, безжизненным; называла совершенно пустым, словно какая-нибудь полая керамическая фигурка. Он не обижался, ведь в чём-то девушка была права. Но даже у той же самой фигурки есть мало-мальски хоть какой-то смысл в существовании, неизменная заложенная функция. А он… Он просто есть. Есть, пока существует Синдикат, на границах которого прерывалась функция наёмника, и начиналась та самая полость, которую заполнить мужчина никак ничем не мог.
Дела на предприятии шли гладко, проблем не возникало: Вермут ни секунд не жалел, что выбрал себе в администраторы именно эту девушку. Она справлялась со всем, что бы не взваливалось на её худые сильные плечи, и отчасти наёмник понимал, что Физик в ней нашёл. Хотя, казалось бы, такой род деятельности… Нет, мужчина не был ханжой, но поначалу был обеспокоен рьяной заинтересованностью его друга проституткой, но со временем решил, что проблем и бед его бывшему заместителю итак хватает, и раз он нашёл утешение в объятиях Лады – пусть.
Утреннее солнце то и дело сменялось мелким раздражающим дождём и тяжелыми серыми тучами, на короткие периоды застилающими бескрайний небосклон. В такие дни наёмник благодарил свой организм за то, что тот не был метеозависимым, и не мучал его недомоганиями: будь оно по-другому, мужчина не стоял б сейчас здесь, на окраине очередного болотистого высыхающего пустыря, и не смотрел бы на грозно надвигающуюся очередную массивную тучу. Её отражение уже практически достигло середины грязной водной глади не успевшего ещё окончательно обмельчать озера, когда на граничащем с параллельным берегом холме возникла человеческая фигура.
Небольшой человек в плаще спешил и его лёгкая быстрая походка невольно всковырнула в наёмнике воспоминания, которые он старательно хоронил как можно глубже внутри. Словно бы пряча что-то очень ядовитое в далеком глубоком могильнике.
Он не произнёс её имени ни разу за эти годы. Помнил, но постоянно выкидывал из внимания, чтобы оно не мельтешило в сознании осуждающим призраком, и не тянуло за собой весь тот склеп из воспоминаний, что мужчина собрал глубоко за своим сердцем и запечатал, казалось, нерушимой печатью. Сдерживал память и вместе с ней боль, которую та навязчиво таила в себе, даже будучи приятной.
Вермут понимал, что это всего лишь наваждение и оно отступит, как обычно бывает, но никак не мог заставить себя отвернуться и уйти. Человек стал спускаться к озеру и по мере его приближения, разумная часть наёмника ослабевала, уступая место тупому ступору и иррациональному желанию остаться. Ему было больно видеть какие-то её черты в ком-то постороннем, но желание их всё же видеть, цепляться за них, доставляло извращение мучительное удовольствие. Мужчина похоронил все воспоминания о девушке, но отпустить её окончательно так и не смог.
Когда незнакомец спустился с холма и стал виден лучше, наёмник отметил, что это тот самый сталкерёнок, который прятался на базе бандитов в холле, и которого он пытался подстрелить, но странное поле помешало. Человек добрался до крупного валуна, озираясь по сторонам; бросил у ног мешковатого вида рюкзак и сел на траву рядом, уткнувшись всем своим вниманием в походный инвентарь. Вермут решил подойти ближе. Происходящее стало походить на какую-то чертовщину, словно кто-то очень злой решил сыграть с ним эту мерзкую шутку, а он как баран ведется.
Наёмник подошёл к самому краю берега, вода поглотила его стопы. Обзор значительно улучшился и стало ясно, что уже откинувший снова в
