Победитель - Лео Яковлев

Рассказав многое, Фима в своих записках не упомянул о своем напарнике, находившемся рядом с ним на злосчастном снопе, когда возле них разорвался снаряд. Дополним же его рассказ: его боевой товарищ, появившийся в его отделении еще под Кировоградом, — Миша Голод — тоже был ранен осколками этого же снаряда. Но, в отличие от Фимы, раненного в голову, Мише осколки повредили филейную часть. У тех, кто знал их историю, это обстоятельство на долгие годы стало предметом шуток (когда на эти темы за давностью лет уже можно было шутить). Однако, в связи с тем, что оба пострадавших были евреями, никто не мог сказать по адресу Миши: «Вот хитрый еврей — знал, что подставить врагу!», и поэтому упражнения в остроумии по поводу этого фронтового эпизода не имели национального оттенка.

Им обоим Всевышний подарил долгую жизнь. Медаль за город Будапешт, о которой говорилось в песне, жалобно распевавшейся в пригородных поездах Советского Союза нищими военными инвалидами при сборе доброхотных даяний, Фима так и не получил. За свой военный год он вообще не удостаивался никаких наград. В это время при составлении наградных списков уже производилась селекция, чтобы их (некоторых нежелательных нацменов, в том числе евреев, уже и так к тому времени, по мнению руководства страны, щедро одаренных высшими наградами) было не так много.

«А мой хозяин не любил меня — / Не знал меня, не слышал и не видел», — писал через много лет после войны мой земляк Слуцкий. Но Фима тогда не ощущал никакой наградной избирательности, так как в его окружении — в отделении и взводе — не награждался никто. Хозяин их не видел, а если видел — то в гробу, вернее — в братских могилах. Возникла странная ситуация: генерал-фельдмаршал фон Манштейн, которого гнали на запад Фима и его однополчане, получал рыцарские регалии, а его победители оставались ни с чем. Страна не приказала им быть героями.

Вероятно, они просто оказались не на главном направлении, потому что в 44-м Советский Союз вовсе не был скуп на награды. Так, например, участники «одиннадцатого сталинского удара» — «освобождения» Крыма от татар, болгар и греков — отважные бойцы НКВД и помогавшие им общевойсковые соединения, еще недавно штурмовавшие Севастополь, за выполнение этого особого боевого задания получили более четырехсот наград. Конечно, их «военная» работа была трудной и опасной: нужно было, имея тут же в обозе новых поселенцев, подъехать к каждому татарскому дому, выгнать оттуда женщин, детей и стариков, погрузив их в «студебеккеры» и полуторки, а все их хозяйство тут же торжественно вручить новым поселенцам (о моральном облике и нравственности эти пришлых «хозяев» умолчим). Дело, конечно, было рисковое: ведь во время этого государственного бандитизма на отважных бойцов мог напасть какой-нибудь татарский баран или клюнуть татарский петух. Так что, можно сказать, награды нашли героев.

Столь же щедрым был советский режим и по завершению «двенадцатого» сталинского удара — спланированного гением всех времен и народов и осуществленного под его непосредственным руководством убийства Соломона Михоэлса: несколько убийц — непосредственных исполнителей этой благородной задачи — получили ордена Отечественной войны I степени. Вот где, как оказалось, находились главные фронты «отечественной» войны, а совсем не там, где Фима и его однополчане проливали свою кровь!

Эпилог

І не встануть з праведниками

Злії з домовини.

Діла добрих обновляться,

Діла злих загинуть.

Побежденный — генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн фон Левински — в конце марта 1944 года, как уже говорилось, был отстранен от командования группой армий «Юг», которая после его ухода получила название «Северная Украина», и более в тысячелетнем рейхе по службе не использовался. Он чувствовал, что расплата приближается, но действительность оказалась более благоприятной, чем его ожидания: проведя после окончания войны несколько лет в тюрьме как военный преступник, он только в 1950 году был судим британским военным трибуналом и приговорен к восемнадцати годам тюремного заключения. Однако, уже в 1953 году был освобожден и принялся за свои мемуары, пытаясь в них рассчитаться с мертвым и потому уже безопасным для него фюрером, взвалив на него всю вину за утраченные победы. Последние двадцать лет своей жизни он провел на свободе, в покое и благополучии, и умер в Мюнхене в 1973 году на восемьдесят шестом году жизни.

Автора могут упрекнуть в чрезмерно пристрастном отношении к «простому солдату» Эриху фон Манштейну. Но я это свое отношение не считаю пристрастным, потому что я всегда помню, что любой тоталитарный режим преступен в своей основе и что такой режим, как правило, беспредельно раздувает свою единственную «правящую партию» типа национал-социалистической в гитлеровской Германии (есть и другие примеры). Делается это не потому, что тоталитарный режим хочет поделиться своей властью с народом: «власть» «партийной массы» есть фикция, а вся полнота реальной власти остается в руках уголовной верхушки тоталитарного режима. Но эта правящая верхушка, руководствуясь известным уголовным приемом, старается как можно больше людей и нелюдей «повязать кровью», пролитой в организованных ею преступлениях против собственного населения, жертвы которых отбираются по социальному, политическому или национальному принципу. Поэтому каждый, кто делал карьеру при таком режиме — карьеру государственную, политическую, дипломатическую, военную, или участвовал в его идеологическом и культурном обслуживании, непременно несет свою часть вины за все содеянное этим режимом, так как не будь таких «коллаборационистов», он просто бы не состоялся или развалился в самом начале своего существования.

Но если речь идет о войне, то вина того криминального режима, который ее начал, увеличивается многократно, поскольку инициатор столкновения, в данном случае — Гитлер, к ужасному бремени людей, находившихся под гнетом коммунистического режима, да и, в конечном счете, к участи своих соотечественников, терпящих столь же ужасное нравственное и физическое насилие нацизма, добавил неисчислимые беды и тяготы войны, миллионы безвинных и безвременных смертей. И те, кто усердно помогал «фюреру» в этих делах, из виноватых только в существовании обслуживаемого ими криминального режима превращаются в уголовных преступников, чья вина доказана их действиями, которыми, как свидетельствует лавина мемуаров нацистских военачальников, они даже гордятся.

Именно таким, в первую очередь, уголовным, а не военным преступником является в моих глазах генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн фон Левински, потому что как бы он постфактум не корректировал свое отношение к Гитлеру, он вел себя перед бесноватым как безгранично преданный своему «фюреру» верный пес и подонок-нацист: лебезил перед ним даже в те моменты, когда вроде бы (как ему казалось много лет спустя, когда он засел за воспоминания) даже слегка огрызался, с трепетом принимал из его кровавых лап «рыцарский (эти недочеловеки считали себя „рыцарями“!) крест», а потом, за очередные «подвиги» и виде приложения к этому «кресту» — «дубовые листья» (возможно, уместнее было бы подсыпать желудей) и «мечи». Манштейн «творил» свое «военное искусство» под портретом Гитлера и в личных беседах нежно именовал этого выродка «мой фюрер», орал «хайль», щелкая каблуками и выбрасывая вперед руку.