Сказания Чёрного Ворона - Мирослава Беляева

— Мы слышим его. Оно приходит в голову чужим голосом.

— К психиатру пробовали обращаться?

Глаза Ратимира сузились. Он устремил на Ярослава грозный, практически испепеляющий взгляд. Голос сделался ледяным.

— Я тоже считал рассказы отца чепухой. Из-за моего неверия твою мать убили. — Он замолчал. Яр тоже. Желание ехидничать пропало. Раньше они не разговаривали о маме. Как только ее не стало, сколько бы Яр ни пытался завести этот разговор, Ратимир уходил от темы. Теперь, видя на мгновение треснувший лед в его глазах, Яр понял, почему. Смерть мамы сломила не его одного. — Все, что я расскажу тебе сейчас, рассказывал мне и твой дед. Я отмахивался от его слов, думал, он верит в какие-то семейные сказки. В ночь перед твоим рождением я услышал голос, который назвал мне твое будущее имя. Оно понравилось мне. Мы долго не могли подобрать имя, и я решил, что оно приснилось мне после всех поисков. После твоего рождения мы с Миланой были счастливы пять лет. Однажды мы уехали в отпуск, и ты, гуляя с нами по вечернему городу, перевозбудился, и убежал, играя. Мы нашли тебя, спустя два часа. Ты сидел в плохо освещенном переулке на руках окровавленной девушки. Милана бросилась к тебе первая. Она решила, что ты ранен, но стоило ей приблизиться, девушка заговорила нечеловеческим голосом. — Ратимир медленно втянул носом воздух. Ярослав понял, что он сдерживал непривычный для себя гнев. — Вместо зубов у нее были клыки. Острые, как иглы. Она оказалась такой быстрой… Мы пытались забрать тебя, но она, хохоча, металась между нами. В какой-то момент она оттолкнула меня и замахнулась на Милану. Мне так сильно захотелось помешать ей, что я вскочил на ноги и набросился на нее, не сразу осознав, что в моих руках был меч. Он появился сам по себе. Мне удалось задеть им то существо. Оно испугалось меча, пронзительно заверещало и убежало. Я думал, нам удалось одолеть ее, но ошибся. Я опоздал. Милану укусили в шею. Она истекла кровью на моих руках.

Никогда бы Ярослав не подумал, что его руки будут дрожать. Лет с двенадцати он запретил себе быть слабым. Одноклассники, местные хулиганы, никто не должен был видеть его таким. Много воды утекло с тех пор. Яр научился справляться со своими эмоциями, поэтому, развернув ладони к себе, он сжал их в кулаки, изо всех сил стараясь унять испытываемое чувство. Злость, страх, раздирающая на куски печаль. Все эмоции смешались воедино.

Он жил со знанием того, что его мама и другой водитель, скончавшийся на месте, попали в случайную автокатастрофу. Отец сказал ему, что второй напоролся на осколок битого стекла на дороге, машину вынесло на встречную полосу. Он винил его в этом, хотя Рамтимир сказал ему, что никто не виновен в произошедшем. Теперь Яр понимал, почему. Лет в пятнадцать он простил водителя, которого, судя по всему, никогда и не существовало.

— Я не помню этого, — сказал он, не сумев вытащить из головы ни одного воспоминания о том вечере.

Если бы не прекрасное умение старшего Громова держать себя в руках, его бы тоже затрясло. Яр видел, что он не врал. Теперь нет.

— Конечно, ты не помнишь, — горько усмехнулся Ратимир. — Твоя детская психика защитила тебя и стерла это воспоминание. А я забыть не смог.

— Так вот, почему ты избегал моего присутствия. — Ярослав покачал головой. Он взглянул на отца, надеясь увидеть оправдание или хотя бы нечто похожее на сожаление в его глазах, однако те, прогнав печаль, стали стеклянными. — Я напоминал тебе маму?

— У тебя ее глаза, — только и сказал он. — Каждый раз, когда я смотрел на тебя, я видел ее.

— Тебя это убивало?

Ратимир не ответил. Ярослав закивал своим мыслям. Неприятное чувство, спрятавшееся глубоко в сердце, остро кольнуло. Он не испытывал его с подросткового возраста. Он думал, отец ненавидел его. Оказалось, ему было больно на него смотреть. Неужели он любил ее все эти годы, и эта злосчастная ночь при виде сына постоянно вставала у него перед глазами?

— Если бы я послушал отца еще до того, как женился на твоей матери, я был бы готов. Я бы не позволил этому случиться. После похорон я, наконец, поговорил с ним. Знаешь, сын, этот мир не такой простой, каким кажется. Я хотел рассказать тебе об этом, когда ты поступил в университет. Ты не стал меня слушать, повторив мою ошибку. Я дал тебе время. Я наблюдал за тобой издалека. Ты ведь познакомился с этой частью мира без меня?

— Ты так уверен в этом?

— Ты не считаешь, что я сошел с ума. Я вижу это по твоим глазам. — Его взгляд упал на перстень на правой руке Яра. — Меч перешел к тебе тогда, когда ты больше всего в нем нуждался, верно? Наверняка ты защищал эту девчонку, как я твою маму тогда. Вот только Милана была обычным человеком. Она не имела никакого отношения к этому безумию.

— Ты следил за мной? — вспыхнул Ярослав.

— Ты отказался перейти к семейному делу. Мне пришлось нанять человека, чтобы он доложил мне, если с тобой случится нечто необычное. Сначала она просто крутилась вокруг тебя. Я решил, что это мимолетное увлечение, но она появлялась с тобой все чаще, а потом исчез меч. — Ратимир указал на свой нагрудный карман. — Помнишь, ручку, которую я все время носил с собой?

— В те редкие времена, когда мне удавалось тебя увидеть? — огрызнулся Яр. Мысль о том, что родной отец шпионил за ним, была ему противна. — Помню. Чересчур дорогая черная ручка, до которой ты не разрешал дотрагиваться?

— Меч приобретает форму того, что ты постоянно будешь носить с собой, и того, что тебе больше всего подходит.

— Значит… меч раньше принадлежал тебе?

— А до меня твоему деду. А до него — его отцу. — Ратимир тяжело вздохнул. — Сейчас я расскажу тебе о том, чем занимается наша семья испокон веков. И это куда важнее мирского бизнеса, за который я получаю деньги.

* * *

Если бы можно было оторвать руку от подлокотника, Василиса приложила бы ее ко рту. К горлу подкатил ком. Она резко втянула носом воздух и также резко выдохнула.

— Не может быть, — прошептала она, пока мысли метались в ее черепной коробке от неожиданного и самого худшего за всю свою жизнь осознания, — ты не можешь быть моим отцом.

— Почему? — улыбнулся мужчина. — Потому что я злодей?

Морозова замотала головой, не желая соглашаться с очевидными фактами.