Добро пожаловать домой (СИ) - Пьянкова Карина Сергеевна

— Читай, Тесса. Читай — и не забивай свою голову ерундой. Анаис не явится в этот дом. И не жалей об этом. Она не была способна на любовь… Не думаю, будто с твоим рождением изменилось хоть что-то… Я понимаю, тяжело слышать такое о собственной матери, но лучше знать правду с самого начала и не обманываться попусту. Тогда избежишь боли в будущем.

Я кивнула, соглашаясь с тетей. Она наверняка знала лучше, эта странная, практически всезнающая женщина. Каждый раз, читая ее книги, я думала, что она также легко читает в чужих душах, как я читаю написанные ею слова… И, кажется, я была права.

До обеда я пробыла в комнате тети, но больше мы с ней не разговаривали, обе занятые своими книгами. Она писала, а я читала. Но все равно было хорошо, спокойно и как-то… тепло. С отцом я такого никогда не испытывала. С ним молчать было тяжело и неуютно.

К обеду я снова спустилась вниз, а тетя Жаннет осталась. Если раньше я думала, что женщина не присоединяется, потому что не может это сделать, то теперь пришла к выводу, что писательница спускаться просто не хочет. Ведь в гостиную писательница явилась, а после самостоятельно вернулась к себе без какой-либо помощи. Значит, тетя на самом деле просто предпочитает одиночество.

Обед проходил в гнетущем молчании. Может быть, из-за того, что дядя Рене все еще не вернулся в «Розу». Не то чтобы он был душой компании, обычно за столом дядя молчал. Но в его отсутствие почему-то замолчали и все остальные. А тетя Шарлотта еще и улыбаться перестала и сидела неестественно прямо.

Близнецы — и те молчали, испуганно глядя на взрослых. Думаю, даже они подозревали, что в доме происходит дурное.

— Жаннет работает? — спросила у меня бабушка.

— Да, — ответила я ей. — Работает.

— Или еще чем-то занимается. Хитрая ведьма, — рассмеялся появившийся напротив меня Джой. Он вальяжно развалился на стуле напротив бабушки. Разве что ноги на стол не положил. Огромного труда стоило не завопить.

И никто, совершенно никто кроме меня его не видел.

В комнате сидело три ведьмы, но видела привидение только я одна, лишенная какого бы то ни было дара.

— Бедняжка Жаннет. Калека. Писатель. Так трогательно… — протянул Джой с издевательской улыбкой. — Неужели ты думаешь, будто она там только свои сопливые книжки пишет? Ты ведь уже поняла, Жаннет по силам равна Рене. Если только не сильней.

Отвечать призраку я, разумеется, не решилась. О том, что я вижу мертвых, я говорила только тете Жаннет. И что-то мне подсказывало, она не говорила родственникам о моих особых способностях. Оставалось только, сцепив зубы, слушать Джоя. Каждое его слово было как капля яда.

— Она должна была сдохнуть в тот день. Шесть пуль в упор. Я знал, что делал. Жаннет должна была умереть, но не умерла… Не хочешь спросить ее, почему? Спроси. И еще о чем-нибудь. Она знает. Она многое знает.

Я принялась старательно разглядывать содержимое тарелки. Смотреть на парня оказалось невыносимо. Я мечтала, чтобы он исчез отсюда, перестал донимать меня своими разговорами, своими мерзкими и такими ужасающе правдивыми замечаниями.

— Лотта, Рене не звонил? — обратилась к Шарлотте Арно бабушка.

Тетя Лотта скорее бесцельно водила вилкой по тарелке, чем действительно что-то ела. Кажется, тетя Жаннет этим утром разрушила ее хрупкий солнечный мирок.

— Нет, Мадам, — тихо ответила женщина. — Не звонил. И он не отвечает на мои звонки. Я волнуюсь.

Бабушка Натали успокаивающе улыбнулась.

— Не переживай, милая. Рене силен. Мало кто может стать ему достойным противником. Должно быть, он занят.

Джой снова рассмеялся.

— О да. Рене Арно. Непогрешимый и несокрушимый. Почти святой. Но только почти. А сыновья родились слабенькими. Их дар куда меньше, чем у отца.

Это должно было что-то значить… Должно было. С огромным трудом удержалась от того, чтобы задать вопрос… А призрак тем временем просто исчез.

— Это в любом случае не Андре, — пожала плечами тетя Вирджини. — Жаннет в таких вещах никогда не ошибается.

Тетя Лотта поморщилась.

— Ты веришь в Жаннет как в Бога, — едва ли не с презрением произнесла она.

Вирджини Дюпон фыркнула.

— Да нет, милая, больше. Куда больше. Бог мне пока никаких чудес не являл. В отличие от сестры.

— Она сказала неправду… Я не мучаю Рене. Это неправда.

Вирджини усмехнулась и развела руками.

— Хочешь правды — спроси самого Рене. Но ты же не хочешь правды, верно?

На этом разговор просто умер.

После обеда я решила прогуляться по саду. Конечно, в декабре он не выглядел так красиво, как мог бы, никакого более интересного развлечения у меня не было, а сидеть весь день у компьютера казалось глупым.

За оградой уже почти привычно маячил Кройц.

— Эй! — окликнула я его, сама не знаю почему. — Почему бы тебе просто не оставить меня в покое? Я ведь ничего тебе не сделала.

Парень поймал мой взгляд, и меня пробрал озноб, настолько злым и отчаянным был его взгляд.

— Ты убила троих моих друзей.

Должно быть, он говорил о тех парнях, от которых я убегала.

— Каким образом? — возмущенно спросила я. — За кого ты вообще меня принимаешь?!

Он подошел вплотную в ограде и схватил решетку так, будто желал ее выломать. И у меня сложилось впечатление, что пожелай он этого — его бы действительно не остановил забор «Белой розы».

— За дочь Анаис Дюпон! — с яростью произнес он.

Я устало закрыла глаза. Как же я устала… Устала от всего этого… От грехов моей матери…

— У меня нет сил! Никаких! Абсолютно. И я даже не помню свою мать. Просто оставьте меня в покое. Я ни в чем не виновата!

Почти сорвалась на крик. Сил едва хватило, чтобы не опозориться окончательно… Но было так больно, так обидно, что на меня ополчились только потому, что меня родила Анаис Дюпон.

— Я тоже не помню мою мать. Потому что однажды Анаис Дюпон решила, что ей стоит умереть.

Да. Я оказалась права. Причина ненависти Кройца была личной. Очень личной.

Когда он говорил о своей матери… Когда он говорил о ней, в бесцветных глазах Кройца как будто пылало адово пламя.

— Соболезную, — тихо выдавила из себя я. — Но я в этом точно не виновата. И я не моя мать.

— Порченая кровь, — процедил светловолосый, вжимаясь в ограду. — Не такая? Так почему троих моих друзей будут хоронить в закрытых гробах? Что ты за тварь такая, а, Дюпон?

Он просто не хотел меня слушать, этот парень, о котором я знала только три вещи: его фамилия Кройц, он пес и его мать была убита моей. Он уже все для себя решил…

Я вздохнула, развернулась и пошла прочь. Пусть остается наедине со своей ненавистью. Мне было жаль его. Почти до слез жаль. Еще один человек, жизнь которого оказалась походя разрушена. Кройц все эти годы рос, зная, что его мать убили. Мою жизнь такие мысли не отравляли: я всегда знала, что моя мама погибла в обычной аварии, что это был просто несчастный случай. Я никого не обвиняла, не желала отомстить…

— Я все равно доберусь до тебя, Дюпон! — крикнул мне вслед Кройц.

Последний раз взглянув на моего преследователя, я с грустью ответила:

— Может быть. Но даже тогда тебе не станет легче. И мама твоя от этого точно не воскреснет.

Ненависть может только разрушать. Тетя Вирджини ненавидела мою мать так люто, как будто в этом и состоял смысл всей ее жизни… И теперь у нее не было ничего другого, кроме ненависти.

Но я так глупо надеялась, будто можно все проблемы решить только одним разговором. Смешно…

Я зашла за дом… и испытала настоящий шок. На скамье под деревом сидел Ди. Сидел как ни в чем не бывало и просто курил сигару, задумчиво глядя в серое декабрьское небо.

— Ди?! Что ты тут делаешь?! Как ты попал внутрь?!

Он искоса глянул на меня и ухмыльнулся.

— Перелез через забор.

Как у него все просто. Вот только…

— Но это же «Белая роза»!!!

Мой странный знакомый только развел руками. А у меня едва мозг не взорвался. Это же «Белая роза»! Сюда нельзя войти вот так вот запросто.