Похищенная Зауром (СИ) - Роман Виолетта

Алан резко останавливает тачку. Распахнув глаза, озираюсь. Мы на месте. Друг смотрит на меня, не отводя глаз. Он, как и Элина верит в мою благоразумность. Так же как и моя мать заблуждается. Замечаю на его руке новую часть татуировки. Рукав полностью завершен и теперь смотрится круто. Это подарок Самиры. При мысли о ней под ребрами отдает тупой болью. Но я гоню эти мысли прочь. Все прочь.

Выхожу из машины, закрываю дверь. Алан будет ждать меня здесь. Всего несколько минут и дело сделано. Я отпущу эту боль, я обрету шанс начать все снова.

Захожу в дом, меня встречает его жена. Молодая, слишком худая, с заплаканными глазами.

- Заур, - в ее глазах удивление. Я киваю в ответ.

- Собери всех в спальне Мустафы.

- Всех?

- Да, сына бери и поднимайся. Нам нужно поговорить.

- А Самира?

Она все еще стоит на месте. И это бесит меня.

- Самира нам не нужна. Это ее не касается.

Она кивает и уходит в сторону. Я поднимаюсь наверх. Этот дом давит на меня. Здесь все пропитано этим конченым ублюдком. Моя ненависть возрастает с каждой пройденной ступенькой, а в голове на повторе снова и  снова голос отца.

«За спокойствие надо платить, Заур, и чаще всего кровью. Твоей, твоих близких или врагов – решать тебе».

Я в его спальне. Передо мной сгорбленный, перемолотый раковой опухолью старик. Больше нет наглого и самоуверенного взгляда. Он жалок. И это нравится мне.

- Заур, какая радость видеть тебя, - произносит это отрепье. Мои губы кривит оскал. Мне противно даже находится здесь. Противно дышать с ним одним воздухом. Такие мрази не должны ходить по этой земле.

- А вот я не очень рад тебя видеть, Мустафа. Но скоро все закончится. Потерпи.

Он удивлен. Молчит. В этот момент открывается дверь его спальни. В комнату входит Аиша с сыном за руку. Я делаю ей знак закрыть дверь. Жду, когда она подойдет к постели своего мужа. Теперь все в сборе. Можно начинать.

Достаю из-за пазухи ствол. Раздается испуганный женский вхлип. Но я смотрю только в больные глаза убийцы.

Он замирает, а спустя несколько секунд, в его глазах вспыхивает понимание.

- Это ты… - слетает жалкое, испуганное с его губ.

- Ты совершил ошибку, Мустафа… - мой голос словно наждачка по горлу.

- Не проверил, умер ли тот мальчик, на глазах которого ты убил всю его семью…

Он бледнеет.

 - Алдан… ты сын Алдана…

Он не достоин произносить имя моего отца.

- Ты не сдохнешь от рака, Мустафа. У тебя другая судьба. Ты задолжал моему отцу. И моей сестре…

Он прикрывает глаза. Словно ему больно. Будто этот ублюдок может что-то чувствовать.

- Твоя сестра… она преследовала меня каждую ночь… Самира…

Я вскипаю. Резкий рывок, направляю ствол аккурат на него.

- Даже, бл*ть, не думай произносить ее имя! Пусть теперь твоя жена и сын смотрят на твою смерть! Дырка в твоей башке будет в три раза больше, чем ты оставил моему отцу! Они будут видеть все и будут жить с этим, Мустафа.

Меня трясет изнутри. Словно десятилетний холод вдруг начинает выходить из меня. Нет и капли твердости, ни капли хладнокровия. Я весь – как оголенный нерв. И несмотря на столь долгое ожидание, сейчас я хочу, чтобы все кончилось как можно скорее.

- Отпустите нас, - жалобный вой женщины бьет по нервам. Оборачиваюсь, хоть зарекался не смотреть. Она держит свое дитя. Так рьяно прижимает его к своему тонкому телу. Как и моя мать прижимала отца. Как я прижимал Самиру.

Не могу… Знаю, что не смогу сделать это. Слова слетают сами собой.

- Пусть уходит. Ребенок. Пусть выйдет отсюда.

Она кивает. Подталкивает его к двери. Открывает ее, и заставляет его уйти. Мальчик плачет. Боится остаться без нее. Чувствует страшное и неизбежное. Малыш стучит в дверь, но Аиша послушно остается с нами в спальне.

Слишком много чувств и я должен их побороть. Моя клятва будет исполнена. Мой отец отомщен. И это главное, о чем я должен думать.

- Спасибо тебе, сынок. Ты дашь мне свободу. Я устал. Каждый день жить этим грузом…

Я смеюсь. Этот смех скорей выплеск гнева.

- Зачем же ты взвалил его на себя, жалкий ты человек?

Он пожимает плечами.

- Твой отец оставил меня без денег. Я нашел покровительство у тех, кто сильней. Мне пообещали его бизнес, если я уничтожу семью Алдана. Я был пьян. Трезвым сделать такое просто не мог. Алдан не оставил мне выбора…

Мне противно слушать его.

- Ты жадная свинья. Выбор есть всегда, остаться человеком или стать падалью наподобие тебя.

Меня трясет. Больше не могу сдерживать себя. Направляю на него пистолет. Спускаю курок. Снова и снова. Выпускаю всю обойму в гниющего ублюдка. Слышу крики и визг, и они для меня ничего не значат. Но не один. До боли знакомый, от которого разъедает кожу. Этот крик  пробирается в самое сердце, разбивая его.

Оборачиваюсь и подыхаю заживо. Она в нескольких метрах от меня. Прижимает к себе малыша, закрывая ему глаза. На ее прекрасном лице гримаса боли. Страх уродует ее красивые черты лица.

Твою мать!

Я понимаю, что сломал. Только что, бл*ть, я потерял все, что у меня было.

- Сами…

- Нет, не приближайся ко мне… - ее рот кривится в немом крике. Она пятится от меня, бросая мелкого паренька.

Рванул к ней, а она к дверям. Сердце замирает. Перед глазами темно, все пульсирует, на грани. Я не чувствую ничего, не вижу ничего кроме ее спины, ее растрепанных волос.

- Сами!

Я хватаю ее. Руки, плечи, прижимаю к себе. Она кричит. В ней столько страха, столько злости и ненависти.

- Не трогай! Не трогай меня, ублюдок! – бьет по спине, по лицу. Напираю, валю ее на пол, руки ее прижимаю. Нет. Только не это. Только не холод и страх в глазах.

- Сами, он заслужил.. он заслужил, - голос рвется, дрожит. Мне хочется расплакаться. Хочется рыдать, словно я опять десятилетний мальчишка. Я один. Я снова один. Она оставляет меня.

- Ненавижу тебя! Чудовище! Ты – чудовище! – кричит, а я к губам тянусь.

Она нужна мне. Только она. Только вкус ее, запах. Только руки ее. Только любовь в ее глазах способна снять боль.

- Не трогай! Не трогай! Ублюдок! Ненавижу тебя!!! – кричит до хрипоты, вырывается, несется по лестнице вниз, а у меня внутри зверь ревет. Разрывая сковавшие его путы, воет во всю глотку от бессилия и боли.

Глава 27

Меня тошнило. Внутри меня словно поместили огромный керамический шар и разбили его и сейчас его острые твердые осколки больно впивались в мое тело, причиняя боль при каждом вдохе.

Перед глазами все плыло. Ужасающая картина моего убитого отца заставляла кровь стыть в венах. Я не верила в происходящее. Я отказывалась это делать, но разве можно не верить в правду, в действительность?

Сейчас, спустя шесть часов после всего произошедшего, сидя в закрытой спальне дома убийцы, я задавалась вопросом. А что было бы, если б я не решила пригласить с собой на примерку свадебного платья Аишу? Если бы не нарушила планы и не вернулась в дом Мустафы? Что если бы не поднялась в его комнату и не встретила бы у закрытой двери плачущего брата? Как много «если» крутилось в моей уставшей голове. И с каждым новым ответом, с каждой новой построенной реальностью мне было еще страшнее, еще больней.

Облитое кровью, изуродованное выстрелами в лицо тело отца до сих пор перед глазами. Чувствую, как снова к горлу подступает желчь. Вскочив, несусь в ванную. Открыв крышку унитаза, извергаю в него скудное содержимое желудка. Это уже в третий раз за последние два часа. Мне кажется, я умираю. Долго и мучительно. Не так быстро, как мой отец.

Когда спазмы стихают, я поднимаюсь на ноги и умываю лицо под проточной водой. Мне ни капли не легче, но я должна что-то делать. Каждую секунду должна, чтобы не сойти с ума. Чтобы не дать истерике снова затопить меня.

Позади страшная ночь. Ночь, проведенная в этой комнате. Ночь криков, истерики и плача. Ночь, полная боли, от осознания того, во что превратилась моя жизнь. Во что превратил ее он. Красивый снаружи и настолько же уродливый изнутри человек.