Мертвый угол - Олег Игнатьев

Бивший Климова озноб уже прошел, тошнота отпустила,

но теперь в ушах стоял порочный смех озлобленного «Чистого».

— О'кей?

«Медик» подумал, посмотрел на замершую в страхе Юлю, перевел глаза на Климова, оценивающе прищурил взгляд, полез за сигаретой.

— Не спеши.

«Чистый» взревел:

— Да я его, ментяру, на куски… очко распялю!

— Не базлань, — спокойно чиркнув спичкой, сказал «Медик». — Он мне нужен.

«Чистый» врезал Климову ногой, бил по колену, стукнул больно, ухмыльнулся. Посмотрел на Юлю, плюнул Климову в лицо, захохотал:

— Ну, я сейчас жахну ей раскурочу… Дойки оборву и жрать заставлю.

Такого бешенства в глазах Климов не видел. Дернулся и схлопотал по скуле.

— Не взыщи.

Не глядя на «Медика», «Чистый» сгреб Юлю за шиворот и выпихнул из кабинета.

— Пошла, курва!

Климов прикрыл веки. «Медик» обменял его на Юлю. Почему? Что ему надо? Что задумал?

Жуткий женский крик прервал его сознанье.

Климов посмотрел на «Медика».

Тот — на него.

— Все ясно?

В голосе была расслабленность, уверенность в себе и в своих действиях. «Медик» разогнал рукой слоистый дым и сел напротив Климова. Говорил он сейчас больше для себя, чем для него.

— Теперь ты мой. Не говорю, что наш. Спешить не буду. Но своей жизнью ты обязан мне. Уже в психушке я тебя лелеял. Учил разуму. Оберегал от Шевкопляс. Иначе она, ведьма, выцедила бы всю твою кровь… по капле…

Климов понимающе кивнул.

— Редкая стерва.

— Исключительная, — согласился «Медик». — Серости нам не нужны, сам понимаешь. — Он затянулся сигаретой, помял мочку уха пальцем, выдул в сторону и вверх табачный дым. Показывал, что настроенье у него отличное. Все движется но плану, приближает к цели. — Мы с тобой одни, — сказал он дружелюбно Климову, — поэтому я откровенен.

— В чем?

Климов язвительно скривился, склонил голову.

— Во всем, — ответил «Медик». — Я тебя давно и близко знаю. Научился понимать тебя и ты мне нравишься. Как личность редкая, неординарная. Беда твоя в том, что ты умный. А умные других считают дураками. Поэтому не я в твоих руках, а ты в моих. И так будет всегда.

— Посмотрим, — сказал Климов.

— Разумеется, — не стал с ним спорить «Медик». — Поживем-увидим. По крайней мере, у своих, — он ткнул пальцем на верх, — ты числишься, как наш. Я тебя сдал. Спалил. Замазал. Называй, как хочешь. В общем, действуешь согласно нашим планам. — Он впервые улыбнулся. — Заминировал въезд в город, взорвал скалы, начисто отрезал городок от мира. В лоб теперь нас не возьмешь. Штурм не получится. Мы в кольце гор. А сбрасывать десант — пустое дело.

— Почему? — обескураженно пожал плечами Климов. — Вполне можно. Он уже злился на себя за «маленькое шоу».

— Потому, — ответил «Медик». — Думай сам. Если они, — он снова показал наверх, — пойдут на это…

— Запросто.

— …мы взорвем штольню.

— Аммонал?

— Зачем? Взрывчаткой ты уже распорядился. Взорвем газ.

Глаза у «Медика» стали пустыми.

— Какой газ? — не понял Климов.

— Самый настоящий. Боевой. Почти такой, каким ты накачал пакет, отравил парня. — Взгляд «Медика» стал жестким, беспощадным. — Изображал из себя «Чистого», профура… Ну, да ладно: умер Максим и хрен с ним. Удушающий газ. Си-Би-Зет. Знаком с таким?

Пропустив мимо ушей «профуру» и пытаясь догадаться, каким образом в бомбоубежище или в восьмую штольню попали цистерны с мгновенно действующим смертельным газом, Климов потер ушибленное колено, тяжело вздохнул. Десантный «камуфляж» с него содрали, он сидел в своем костюме, без ботинок, босиком. Галстука не было. Брючного пояса — тоже. Нащупав в кармане платок, промокнул лицо, избавился от слюны «Чистого». Все это он проделал вяло, равнодушно, обезволенно.

Сигарета в пальцах «Медика» дотлела, и он прикурил новую.

— Хороший газ. Двадцать секунд агонии и все. Спасибо партии.

— На понт берешь, — вяло ответил Климов. — Лапшу вешаешь. Каждый газгольдер Си-Би-Зет на спецучете. Даже если вывезли его из Польши или из Германии ребята ГРУ, генштабовская контрразведка, охранять боевой газ будут они. Их люди. А не местная вохра или вояки.

— Верно, — польстил самолюбию Климова «Медик». — В идеале так. Но где он, идеал? Союз распался…

— Развалили.

— Это сути не меняет. Главное, что его нет. И все, что было раньше, более не существует, не работает, не действует. Законы, порядки, инструкции… Россия с голой задницей, а ты мне про какую-то особую секретность, подчиненность, согласованность… херня на постном масле! — «Медик» стряхнул пепел, посмотрел на Климова с издевкой. — Выхарила партия таких, как ты, и подтереться не дала. Жуй теперь сопли. — Он швырнул пустую пачку в угол. — А вывезли эти газгольдеры сюда пять лет назад. Уфаловали немцы Горбача, взяли за эти… — «Медик» показал, за что взяли любимца всего мира, и все так же: вбок и вверх выпустил дым. Сама беспечность, откровенность и уверенность в успехе.

— Запрятали в рудник?

— Да, в восьмой штольне.

— И никто не охранял?

— Нет, почему же, — снова затянулся сигаретой «Медик», — охраняли. Но уже не так, как было раньше. Один пост.

— Дублированный или одинарный? — потирая сердце, глухо спросил Климов и почувствовал, что в пиджаке кармана что-то есть. Кроме бумажника.

— Конечно, дубль. Но подчинен уже не ГРУ, а МВД;

сплошная лажа. Так что, никаких проблем. Взяли жену с пацанкой одного из постовых, он и увял. Тревогу поднимать не стал. Сказал, где код замка.

— И где он? — спросил Климов. Он припомнил, что лежит в его кармане. Прижал веко.

— Постовой?

— Нет, код.

Такого хохота давно не приходилось слышать. «Медик» всхрапывал, постанывал, сгибался пополам и грохотал голосовыми связками. Даже сучил ногами.

— Ох, ты злыдень! Уморил до колик. Ха-ха-ха! Пошел по следу.

Климов сидел молча.

Отхохотавшись, «Медик» встал, неспешно подошел к большому сейфу, вставил ключ и открыл дверцу.

— Вот он, код. Иди, взгляни.

— Т-ты что, с-серь-езно?

Климов внутренне оторопел. Даже почувствовал симптомы заикания. Так дети, внутренне робея перед школой, начинают вдруг сюсюкать и неправильно произносить слова, желал, видимо, запомнить себя в детстве. Прощание с беспомощностью тела и косноязычием души. До старости. Чтоб легче было в будущем не чувствовать себя большим, разумным, сильным. Чтоб у черты небытия, у края смерти предстать ребенком, который проживает в памяти непрожитую жизнь, нисколько не испытывая страха перед смертью: человек защищается от нее памятью.

Приглашение взглянуть на код значило многое и, прежде всего, эта вольность «Медика» таила в себе смерть. Немедленную и неумолимую. Если тайну знают двое, это уже не тайна. Это бред. Беспамятного человека.

— Ну, чего же ты? Иди… — «Медик» приглашающе повел рукой. — Смотри. Запоминай. Я разрешаю.

Нотки садизма прозвучали в его тоне. Любил санитар Сережа держать головы больных, когда на них накладывали электроды. Обожал видеть конвульсии. Страдания. Мученья. Маску смерти.

«Если встану, он меня убьет, — зажался в кресле Климов. — Или отдаст «Чистому». На растерзанье».

— Я пас. — Развел руками Климов. — Мне это до лампочки.

— Увял?

— Хочу пожить.

— Похвально, — сказал «Медик», но в его горячем одобрении сквозило больше сожаления, чем похвалы. — Не хочешь много знать?

— Считаю лишним.

— Будешь на меня работать?

«Медик» закрыл сейф, убрал в карман ключи.

— Мотор не тянут, — глухо сказал Климов. — Не сейчас.

Запищавший на столе японский радиотелефон заставил

«Медика» взять его в руку.

— Да, Зиновий. Хорошо. Сидит напротив. Что ты… парни «Чистого» собьют рога любому… Да… И Слакогуз вернулся… пятерых… работают на нас, играют в руку… Да… А как там абвер?.. Дают «Боинг»?.. Только вертолеты?.. Ну, ослы…

Дверь в кабинет открылась, и на пороге вырос Слакогуз.

— Я нужен?

— Заходи, — «Медик» повел рукой в сторону Климова. — Знакомься. — И снова начал говорить по телефону. — У меня.

Теперь на Слакогузе был такой же «камуфляж», как и на «Медике, только промокший, грязный, порванный на локте и бедре.

«Значит, Петр пятерых в горах оставил, — разгадывая смысл отрывистого разговора «Медика» с «Зиновием», решил про себя Климов. — Обошел группу, разоружил крайнего, а там уже сшибал по-одному. Как мух резинкой. Слакогуз, конечно, не сглупил: в бой не попер, слинял тихонько. Брюхо подвело. Вон, как присел на стульчик смирно: глаз не поднимает».

«Медик» глянул на часы, сказал, что «время терпит», пожевал губами, неожиданно повысил голос.

— Решили штурмовать? Включают «Альфу»? Лично преданные президенту спецподразделения? А как же быдло в штольне? Баксов жалко? Ах, не желают выпускать «козырных»? Семьдесят «авторитетов» для них много? Чеченам больше платят, откупаясь… Вшивота… Ты передай им, передай по-свойски… Если они пожертвуют… ага… тем самым, кто их любит и им верит, я сам взорву… ты слушай… нет, Зиновий… доберусь… код у меня есть… взорву гранатой… Передай… Да я спокоен… До эфира.