Ночная смена. Остров живых - Николай Берг

Не сговариваясь, делаем шаг к нему и мне приходит в голову, что вообще-то при таком разгуле недоморфов живому тут уцелеть было невозможно. Прихватываю Надю за локоть, она непонимающе оборачивается.

Мужичок еще ползет, но видно, что сейчас выдохнется полностью.

— Демидов, у тебя зачинки с собой есть?

— А то!

— Кинь одну слева от мужика!

Демидов кидает обрезанную ракету и та укатывается в сторону слева от раненого.

— Зажженную кинь!

— Так бы и сказал! — и на этот раз стажер поджигает свою фиговину, бросает ее, и она через пару секунд начинает гореть пышным малиновым огнем, шипя, словно рассерженный кот.

— Твою ж мать! — булькает горлом наша медсестричка, хватаясь за автомат.

Огонь я успеваю открыть чуть раньше, все-таки ждал чего-то такого.

"Раненый" поднял, наконец, голову и глянул на пылающую в паре метров от него таблетку ракеты. Нам отчетливо видно, что лохматая шапка скрывала за свалявшимися грязными сосульками меха — уже нечеловеческую зубастую харю.

— Тикай!!! — очень грамотно подает совет Демидов, пускаясь наутек — получив несколько пуль кадавр стремительно кидается на нас — причем оказывается, что волочившиеся ноги все же работают — он шустро прет на четвереньках, резко вихляя всем телом, отчего становится похожим на атакующего крокодила.

Бегство наше вряд ли выглядит героически, мы бежим стремглав, понимая, что эта зараза бегает ну разве что чуть медленнее нас, очень уж рывок получился впечатляющим.

— Робя!!! Атас!!! Морф!!! — верещит как резаный поросенок Демидов.

С громадным облегчением слышу грохот разнобоистой пальбы, причем особо радует длинный гром пулемета, но то, что чвакающие шлепки раздаются совсем рядом за моей спиной — подхлестывает куда сильнее, чем олимпийская медаль.

Потом раздается многоголосый хохот.

Оборачиваюсь на бегу.

Эти олухи царя небесного ржут как кони и мало что не пальцами тычут. Морф валяется от нас метрах в тридцати, уже не шевелится. Ну да, чертовы придурки, конечно, мы выглядели комично, продолжая забег, когда морфа уже спекли.

— Кругом, бегом, об стенку лбом, отставить, сам покажу!

— Зенит — чемпион!

— Эй, медицина! Чего остановились? До финиша еще двадцать метров, об забор не убейтесь!

— Вовка, засранец! Пошути еще! Мы тут чуть не сдохли! Какого черта тупичок не осмотрели, а? — выговаривать сразу не получается, дыхалки не хватает, потому выдаю с драматическими паузами.

— Да ладно, не графья! Вы прям как Вицин — Никулин- Моргунов неслись, хоть кино снимай!

— Ты Вовка допрыгаешься! — чуть отдышавшись, включается и Надя.

— Ладно, хоре ржать! Серый, Правило, Крокодил — пошли смотреть что — как — вмешивается Ильяс.

Потом, то ли получив в бок незаметный тычок от старшего сапера, то ли самостоятельно одумавшись — опять же распределяет сектора.

Они осторожно спрыгивают к нам в проход. Осматриваем морфа. РПД хорошо прошелся по нему, но и то, что осталось — впечатляет. Совершенно неожиданно выясняется, почему он бежал на четвереньках — у него нет стоп, инвалидом был, а намотанная на коленях слоем лента грязного скотча очень живо напоминает о наших побирушках, косивших под "ветеранов войны". Цыганский бизнес, но вроде ж они по метро раскатывали — видел я их базу на "Московских воротах", как его сюда-то занесло?

Ноги у него соответственно слабоваты, а вот ручищи и при жизни были мощные. А тут и тем более покрутели, вместе с зубами.

Подтягивается и парень с собакой. Ильяс выговаривает ему за пропущенный тупичок, но песик в этой паре выглядит уж больно испуганным — не столько идет, сколько его тащат, и вряд ли от собакина этого был бы прок. Вид морфа пугает пса до полуобморочного состояния и Ильяс, крякнув и махнув рукой, отпускает "кинолога".

Идем обратно в тупичок очень аккуратно.

Правило останавливается около кучи мусора и тянет из глубин за ремень нечто, что заставляет Серегу, покосившегося туда радостно охнуть.

Словно Афродита из морской пены — из кучи веток, рваных тряпок, пластиковых пустых бутылок и неприлично ярких, хотя уже и запылившихся оберток от всякой дрянной жратвы появляется Пулемет Калашникова — с ручкой над стволом с облегченным дырявым прикладом и тонким жальцем пламягасителя. Сошки растопырены, а вот ленты что-то не видно. Видно те же мысли приходят в голову и саперам — они бойко распинывают кучу хлама, но без результата.

— Странно, трещотка прямо сверху лежала — даже и не запылилась, словно только что положили — с недоумением говорит Крокодил.

— Откуда морф вылез? — интересуется у нас Серега.

— Оттуда — не чинясь указует перстом Гаврош. Получается, что ублюдок вылез из промежутка между крайними гаражами. Очень осторожно, все время страхуясь — причем героический стажер держит в руке наготове зачинку — заглядывают в тупичок. Опасного ничего нет, судя по тому, как перестали быть напряженными ребята, но вот нашли они там что-то явно нехорошее — помрачнели. Потом Крокодил вытягивает за ноги тело в сбродном камуфляже. Подхожу поближе — и становится не по себе — вроде б этот парень был среди местного подкрепления, только узнать его трудно, голова свернута мало не затылком вперед, да еще и сплющена, словно ее зажали в тиски. Крови нет, только тонкая струйка водянистой красной жижицы из уха, да дикое выражение лица с нелепой сардонической улыбкой и выпученным глазом. Крокодил лезет мертвецу в нагрудный карман, достает какое-то удостоверение, раскрывает.

— Не свезло тебе, Юрий Михайлович…

— Лужков, что ли?

— Нет, Семецкий его фамилия. Вроде видел я его среди местных — запомнил еще — портки от городского камуфляжа, а куртка — натовская…

— А сюда как попал?

— Похоже — за пулеметом спустился. А потом этот выполз. Вот покойный и не прочухал, что это не раненый, а ловушка для добросердечных дураков… Тот его и хапнул, шею скрутил, да и голову сплющил — лапы-то у инвалида как пресс. А пулемет в сторону отлетел.

— Этот инвалид еще и бормотал что-то жалостно. Слов не понять было, но жалобно так… — добавляет Надя.

— Насобачился попрошайничать… А интересно — где парень пулемет нашел?

Серега начинает рассматривать наст в проходе, а я сую нос в закуток, откуда выбрался морф. В закутке не то свито гнездо, не то устроена берлога — тут годами скапливался мусор и всякий хлам и в этой куче словно выкопана — или продавлена — пещера. Смердит ацетоном и трупами, но чисто, никакого склада костей нет. А вот потрепанная безрукая кукла Барби валяется. Забираю ее с собой — может, кому из пропавших детей принадлежала.