Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник) - Владимир Васильев

— Высоко, — сказал Риу. — Как он туда забрался?

— Стремянка?

Шеки хмыкнул.

— Человек втихую выбирается из запертого общежития, — предположил он. — Со стремянкой. Крадется по улицам. Со стремянкой. Тащит банки красок. И стремянку. Влезает на режимную территорию. Со стремянкой…

Унда засмеялась.

— Глаза! — в ужасе закричала Ошена.

Но было уже поздно.

Сумеречный воздух дрогнул и взорвался безумной радугой. Зеленые побеги стекли вниз со стены и вбились в асфальт отбойными молотками, а снизу рванулись, вспарывая его полотно, десятки, сотни древесных стволов. Сотни тысяч цветов раскрылись в ветвях. Ошметки асфальта засеребрились жидким металлом. Поднялся жаркий туман. Поплыл дурманящий, сладкий, удушливый запах. Высоко в кронах заметались пронзительные дикие крики. Кричали цветы. Каждый бутон выкашлял каплю жгучего черного нектара и выбросил изнутри себя новый бутон, кроваво-алый, четырехлепестковый — четыре клыкастые челюсти и длинный, очень длинный, гибкий язык-удавка.

Гремели выстрелы. Риу методично сбивал пасти, пытавшиеся в него вцепиться, и одновременно старался подальше оттеснить Ошену. Со стуком упал пустой магазин, Риу за долю секунды вбил в пистолет другой.

— Стреляйте в рисунок! — заорала Фириша. — Стреляйте туда, где он был!

Но проделать такое могла только она сама. Унда и Шеки, даже не переглянувшись, обступили ее с двух сторон и прикрыли огнем. Ларфид прикрыл их самих.

В какой-то миг озарения он понял, что роща клыкастых цветов — не просто злобная и хищная тварь, что у нее есть воля и разум, и этот разум отлично понимает, кто из людей наиболее опасен.

Цветы упорно тянулись к Ошене.

Риу начал стрелять первым и первым расстрелял боезапас. Языки захлестнули его. Он завопил, падая. Четыре пули Ларфид всадил в ближайшие пасти, рискуя задеть Риу.

— Назад! — взвыл он, но Ошена не услышала его.

Или не поняла.

Или просто проигнорировала.

Она схватила Риу за руку и попыталась оттащить. Она не была настолько крепкой и тренированной, чтобы прицельно стрелять одновременно с этим. Она была прирожденной наставницей, она любила и берегла своих учеников, готовая рисковать жизнью ради них, она просто была старой.

Три пасти вцепились в нее одновременно — в обе руки и бедро. Все три уже были подстрелены и истекали кровавым соком. Но клыки в плоть они запустить смогли.

Секунду спустя Фириша разбила рисунок, и выброс сошел на нет.

Риу корчился в луже, держась за плечо и лодыжку. Он шипел сквозь зубы, подвывал и грязно ругался, но, когда Ларфид шагнул к нему, тотчас поднял ладонь:

— Я в порядке. Побитый только. Отдышусь и встану.

Ошена лежала неподвижно. Ее лицо казалось таким спокойным, словно она спала. Ларфид упал на одно колено, схватил ее за руку, вжал пальцы в запястье. Пульс был ровный, различался хорошо.

— Ошена… Секторальная!.. Госпожа Сегад!

Ларфид осторожно приподнял ее. Голова Ошены свесилась. Ларфид различил, что она и дышит ровно, как спящая. Подлетела Фириша, глянула на бедро Ошены и вслух произнесла то, что Ларфид подумал:

— Яд?

— Если там был яд, — напомнил Данеки, — он исчез тогда же, когда исчезли зубы. Быстрей в госпиталь.

Ларфид поднял Ошену на руки и зашагал к машине. Данеки побежал вперед, сел в кабину, завел мотор. Шеки вздернул Риу на ноги, тот снова выругался со стоном. Риу заковылял сам, но медленно, и Шеки, недолго думая, перекинул его через плечо.

Погрузили раненых. Машина рванула с места.

Ошена тихо спала. Ларфид держал ее голову на коленях. Фириша рядом присела на корточки и напряженно всматривалась в лицо Ошены. Риу скорчился в углу и тяжело отдувался.

— Это я виноват, — вдруг сказал Шеки. Голос гиганта дрожал. — Это я виноват. Я рассказал историю. Смешную. Про стремянку.

— Нет, — ответил Ларфид. — Я виноват, я уставился на этот цветок… Мы все виноваты.

— Мы все, — согласилась Фириша.

Надзиратели замолчали. Надрывно дребезжал фургон. В узких зарешеченных окнах мелькали серые тени.

«Она проснется? — спросил Ларфид и сам ответил: — Она обязательно проснется. Выброс был слабый. Он выглядел страшно, но он был слабый и едва-едва добрался до нее. Она придет в себя. Завтра. Может, даже сегодня к полуночи… Но теперь у Распорядка есть не только преступный умысел. Теперь есть жертва. И за нее поплатятся многие».

Бездумно он погладил мягкий ежик на стриженой голове Ошены.

Ларфид хотел мести. Очень хотел. Он бы с удовольствием свернул художнику шею. Он знал, что Распорядок проделает с ублюдком кое-что похуже, и его бы это радовало, но он слишком хорошо понимал, как будут развиваться события. Раненая надзирательница. Секторальная надзирательница, раненная при исполнении. Для Распорядка это повод провести акцию устрашения.

Когда Ошена придет в себя, она будет в отчаянии.

Ларфид болезненно зажмурился. Что теперь делать? Шестеренки уже вертятся, машина уже запущена, инспектора уже на низком старте. Не в его силах остановить Распорядок. Но если они найдут преступника, то гнев обрушится на виновного, а не на всех подряд. Может быть, Распорядок смягчится.

Что планировала Ошена? Как она мыслила? Нет ничего сверхъестественного в ее разуме, она всего лишь мудрая старая учительница, ее можно заменить, можно, можно…

— Что мы теперь будем делать? — уронила Фириша. — Без… без нее?

— Закончим то, что начали, — сказал Ларфид.

Выслушав надзирателей, сестра в приемном покое позвонила главврачу. Тот спустился в ту же минуту. Он выглядел неприятно обрадованным. Ларфид глянул на него мрачно, но медик сразу объяснился.

— Я раньше занимался этой темой, — сказал он, — травматизм в высоконапряженных средах. К сожалению или к счастью, давно не было практики.

— Что с ней? — немедля спросила Унда. — Она проснется?

— Психический, возможно, одновременно болевой шок в высоконапряженной среде. — Врач обернулся и проследил за тем, как медбратья уносят Ошену к лифту. — Эй! Носилки строго горизонтально! Не дергать!.. Конечно, она проснется.

— Когда?

— Через двое суток или немного позже. — Врач оценил выражение лица Ларфида и прибавил: — При необходимости можно форсировать события. Но лучше этого не делать. Последствия — вплоть до инсульта.

Ларфид сглотнул.

— Понятно, — сказала Фириша. — Спасибо.

Риу отказывался сдаваться врачам. Ларфид прицыкнул на него, и Риу окрысился. Едва не разгорелась свара. Фириша встала между ними.

— Риу, ты просто потянул связки…

— Да!

— …но ты потянул их посреди выброса, — терпеливо закончила Фириша. — В высоконапряженной среде. Дай врачу посмотреть. Эно, ты теперь главный. Держи себя в руках.

Ларфид вздохнул.

На обратном пути он вспоминал, что говорила Ошена. Она собиралась изучить отчетность завода. Директор умолчал о том, куда делась старая краска после сокращения разрешенной палитры. Кроме того, Ошена отправила Мелу за картой выходов. Кажется, одно никак не связано с другим. Но связь может обнаружиться. Это будет удачей…

Они наткнулись на Руви в коридоре. Секретарь нес связку дротиков с флажками.

— Секторальная заперла ящики стола, — пояснил он, — а Мела принесла записи и решила сразу все отметить на стене… Что случилось? Где Ошена? Вы бы видели свои лица! Что с Ошеной?!

Ларфид молча забрал у растерянного Руви дротики, обогнул его и пошел дальше. Он слышал, как позади зажурчал голос Фириши.

Дверь кабинета секторальной была открыта. Мела стояла перед картой и рассматривала дело рук своих.

— Ошена, — сказала она, не оглянувшись, — вы нашли рисунки? Где они были? Давайте воткнем…

Она обернулась, увидела Ларфида и осеклась.

— Где Ошена?

— В госпитале, — через силу проговорил Ларфид. — Выброс. Ее ранило. Не… неопасно. Мела, действительно давайте воткнем.

К ним подошел Данеки, стал уточнять и давать советы. После второго Ларфид отдал флажки ему. Он не сомневался, что пунктуальный Данеки помнит лучше. Закончили схему, расселись за длинным столом, взялись за Мелины записи.

Им повезло. То ли не предусмотрел рисовальщик, то ли, как был убежден Данеки, сам неосознанно хотел, чтобы его поймали. Стало ясно, в каком корпусе он живет. До Первого Радиального и двух ближайших рисунков он успел бы добраться из трех корпусов, но до двух дальних — только из одного. Несколько этажей этого единственного корпуса долго ремонтировали и заселили две недели назад — подвезли работниц к новым цехам ткацкой фабрики. Те едва успели обжиться.

Круг подозреваемых сузился с тысяч людей до полутора сотен.

Ларфид в третий раз поймал себя на том, что оборачивается к Ошене, ожидая ее одобрения или замечания. Он сдержал вздох. Словно вместо него шумно вздохнул Шеки. Ларфид уставился на карту, нашел взглядом корпус. «А если бы там жил лакокрасочный, — подумалось ему, — красиво бы вышло».