Зеркала. Темная сторона - Мария Николаевна Покусаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принц отвел взгляд куда-то в сторону окна, продолжая внимательно слушать. За окном, отражающим кабинет, если присмотреться, угадывались очертания храма Дюжины, памятника, зданий вокруг площади, бликовали фонари и освещенные окна. Жизнь в Арли шла своим чередом – для столицы не изменилось ровным счетом ничего.
– Бедная маленькая леди Лидделл, – с наигранным сочувствием вздохнул Дар. – Она пришла сюда для того, чтобы украсить высшее общество, а вместо этого ей придется читать скучные трактаты о сути волшебства. Но продолжим. – Он снова стал серьезным и сосредоточенным. – У нас с господином Блэкторном есть для тебя кое-что еще.
***
Задушевные разговоры о жизни, вселенной и всем остальном имеют место в двух случаях.
Когда ты пытаешься скоротать время в дороге и точно знаешь, что человека, ставшего твоим слушателем, никогда потом не увидишь.
Или когда вы с ним прониклись доверием друг к другу. Тогда долгие, перетекающие с одной темы на другую беседы становятся первым признаком начинающейся дружбы или хотя бы искреннего взаимного интереса.
Весь вечер Ренар говорил со мной об этом мире – и уже совсем не так, как прежде. Словно та стеклянная стена, прозрачная граница, разделяющая меня и тех, кто меня окружал, разбилась, я перестала быть чем-то средним между музейным экспонатом и равнодушным наблюдателем и получила полное право жить здесь, знать и понимать.
Или же этот мир заявил свои права на меня – и оставалось лишь признать их, потому что другого выбора у меня не было.
Или, может быть, дело было в том, что закончилась эта их ролевая игра живого действия, частью которой я была, пришло время выходить за пределы квенты и становиться собой. Вот Ренар и становился. Он не менялся – но раскрывался с новых сторон, позволяя мне подойти ближе.
Когда-то в детстве я читала сказку, в которой отец с сыном отправились в путь в соседнюю страну. Каждый день отец просил сына перенести его через горы, которые стояли у них на пути, и каждый день сын не понимал, чего от него хотят, поэтому они возвращались домой.
Сын, глупый, думал, что старый отец просил взять его на руки и нести по горным тропам под палящим солнцем, но все было намного проще – и совершенно не очевидно. Отец просил рассказать историю – такую, чтобы за этой историей долгий, изнуряющий путь через горы прошел незаметно.
Где-то между первым своим зевком и боем часов на каминной полке я рассказала эту сказку Ренару. Как помнила. Он рассмеялся, а я хотела рассказать еще одну, но Ренар покосился на часы, потом на меня, зевнул сам и сказал:
– Иди-ка ты спать, золотце. Даже если Кондор вернется в ближайшее время, боюсь, ему будет уже не до тебя и твоих каверзных вопросов.
Я выдохнула, борясь с детским желанием капризно топнуть ножкой и заупрямиться.
Ренар был прав: час поздний, день тяжелый. Ничего хорошего из беседы, даже если она случится, не выйдет.
И хотя чувство неопределенности заставляло меня мерзнуть даже рядом с пылающим камином, я смиренно кивнула и послушно позволила проводить себя до дверей в мои покои.
Сильвия так и не появлялась, видимо, отдыхала – или что там делают лесные девы после того, как прибрались за бедовой маленькой девочкой, чуть не разрушившей волшебный замок?
В спальне было чуть прохладнее, чем обычно.
После ванны я завернулась в простыню и едва ли не подпрыгивала, дрожа от холода, пока пыталась найти в комоде то, в чем я буду спать.
Среди моих вещей затесалась чужая рубашка. Возможно, хобгоблины, которые убирались в замке, что-то напутали, решив, что если уж леди носила что-то две ночи подряд, то теперь это что-то принадлежит леди и должно быть в ее комнате.
Я хмыкнула и подумала, что нужно при случае вернуть рубашку хозяину.
***
Мой сон был тревожным и коротким.
Короче, чем нужно, чтобы все печали ушли, но достаточным, чтобы уже не хотеть спать.
Я ворочалась, пытаясь свернуться под одеялом поудобнее и пригреться, пока мысли, которых мне хотелось бы избежать, не начали свою подлую атаку в темноте.
Не успела.
Пришлось таращиться в пространство комнаты, гулкое и прохладное, полное уже привычных теней и силуэтов мебели, и пытаться справиться с чувствами.
Мне вдруг стало холодно и одиноко.
Все проблемы, которые еще пару дней назад казались важными и серьезными, все трагедии, которые я хотела бы оплакивать, превратились в ничто в сравнении с тем, что я пережила. И сейчас не было никого, кто отвлекал бы меня от этого. Никого, перед кем я хотела бы держать лицо. Никого, кто мог бы задать мне правильный вопрос, взять меня за руку и погладить по голове.
Я осталась со своей бездной один на один и позволила себе упасть в нее.
«Лучше прорыдаться сейчас, – думала я, вцепившись пальцами в подушку. Наволочка быстро стала мокрой от слез. – Выплакать все ночью, а утром проснуться с чистой головой. Потому что там, утром, меня ждут новые беды и новые чудовища».
Из-за ворота нижней рубашки, которую я надела для сна, выскользнула цепочка с амулетом. Льдинка горного хрусталя удобно легла в ладонь, врезавшись гранями в кожу – не больно, но достаточно для того, чтобы отвлечься от упоения отчаянием.
Камешек оставался холодным и нагреваться от тепла моей ладони не спешил.
Я вдруг вспомнила, что каждый раз, когда Кондор брал меня за руку, его кожа тоже была немного прохладной, словно он только что вернулся с прогулки по холоду и еще не успел толком согреться.
Совершенно глупая мысль о том, что же такого важного задержало Кондора за пределами замка настолько долго, породила новую волну злобы на весь мир. Я разрыдалась так сильно, что меня едва не тошнило от слез.
Хотелось сжаться в комочек, спрятаться от мира и самой себя, исчезнуть где-то в темноте пододеялья.
Или просто исчезнуть.
Сбежать от этого всего – от пугающей магии этого мира, от его чудовищ, от неприятных чародеев и безумных пророков. Быть героиней истории оказалось очень сложно, особенно, когда тебя оставляют наедине со всеми теми трудностями, которые преследуют героинь.
И совсем-совсем не собираются исправлять все щелчком пальца.
Нет, я отлично понимала, что у всего
