Таганай - Николай Феофанов

Колямбо перевел взгляд на следующий интересный предмет, оказавшийся в поле зрения. Его собственная рука. Рука была левой, но об этом он еще не успел подумать. Главное, что Колямбо с трудом сейчас вывел для себя, это то, что рука лежит на снегу, голова лежит на руке, все остальное тело, тоже располагается в этой же плоскости. То есть можно говорить о том, что он весь лежит на снегу. Колямбо провел мониторинг ощущений своего тела. Предварительный диагноз: «Все на месте!», – радостно прокричал гонец из мозга и умчался прочь, чтобы его не спросили о чем-нибудь посложнее.

Однако что-то было не в порядке. Во–первых, тягучий туман в голове, совсем не спешивший растворяться, который хранил какие-то неразгаданные сейчас тайны. Во-вторых, Колямбо пока не различил ни одного звука, все было глухо, а поэтому странно. И, в-третьих, его рука была какой-то не такой как обычно. Было нечто новое. Колямбо умудрился сощурить глаза, сосредотачиваясь на том, что ему удалось рассмотреть.

Вся его левая рука, а точнее ткань пуховика на рукаве была залита кровью, принявшей на морозе темно бурый цвет. Он приподнял голову, чтобы оглядеть себя полностью. Однако кровь, к счастью, виднелась лишь местами на его туловище, и больше нигде. Краем глаза Колямбо сумел различить что-то похожее на кусочек мяса, вырванный из чьей-то плоти. Но самое худшее было еще впереди, внезапно он осознал, что затылком упирается во что-то рыхлое, очень большое.

Колямбо, раскрыв от ужаса рот, в один миг отлепился и вскочил со своего места, прочь от неизвестного объекта. Он сделал два быстрых прыжка, прежде чем развернулся назад и посмотрел на то, от чего отпрянул.

В четырех-пяти метрах от него лежало кошмарное месиво из иссиня-черной, слегка поблескивающей недлинной шерсти, огромной еще кровоточащей раны в центре композиции, от которой растекался десяток бурых ручейков, и в беспорядке лежащих членов изуродованного существа, по-видимому, переломанных или оторванных. В неестественном положении, свесившись на бок, лежала массивная голова неизвестного чудовища, своими огромными желтыми, но уже пустыми глазами, уставившаяся прямо на Колямбо.

Часто и неровно дыша от волнения, он глядел в глаза мертвого монстра, чувствуя страх. В какой-то момент Колямбо показалась, что сейчас эта обезображенная масса начнет подниматься и все с такими же полными ярости глазами ринется к нему. От твари повеяло тем самым леденящим душу потусторонним дыханием, что заставляет в ступоре стоять и пялиться в темную комнату, в которой недавно умер человек, а затем, ощутив беспричинный страх, убегать прочь в освещенную лампами кухню, пятками чувствуя, что за тобой могут гнаться сотни злобных бестелесных душ.

Колямбо стоял и заворожено глазел на труп существа.

В верхушках хвойников посвистывали порывы ветра. Стволы сосен лениво поскрипывали, будто еще не проснувшись. А вокруг звучала странная еле уловимая фоновая мелодия большого пространства, разбавляемая нотками этой конкретной местности, и этого таганайского леса. В спокойном возвышенном шуме не слышалось ни капли угрозы, он затягивал и одурманивал Колямбо своей мощью и лаской. Но было в звучании еще что-то загадочное, звук пространства Таганая хранил свои тайны, сладкие и непонятные.

Состояние гармонии прервала чуть уловимая мыслишка. Она легонько просигналила о том, что боковое зрение уловило небольшое визуальное изменение картинки справа. К стволу одного из деревьев прибавилась новая чуть выпуклая деталь, которой раньше не было. Колямбо не придал этому особого значения. Но мыслишка упорно барабанила в его сознание, все настойчивей обращая внимание на деталь, что, то и дело исчезает, а потом снова появляется из-за ствола.

Взгляд Колямбо протрезвел. Справа, возможно, что-то есть!

Его рецепторы, выйдя из оцепенения, рассыпались стайкой разведчиков по близлежащему пространству. «Чувствовать шкурой», вот в чем было их предназначение. Мелкие, всюду сующие свой нос разведчики, рыскали в поисках возможных источников недоброжелательных флюидов, держа прямую связь со штабом – мозгом Колямбо. Боковое зрение не улавливало пока ни малейших изменений в очертаниях предметов. Да, и елка, находившаяся под подозрением, была метрах в двадцати, ее ствол нечетко расплывался в утренней серости леса. Может, и не было никаких дополнительных предметов? Внезапно, один из разведчиков кинул в эфир: «Я вижу это! Оно здесь – справа!»

Колямбо повернулся в направлении предполагаемой опасности, напряженно щуря глаза.

– Да, нет там ничего! – в голос тихо постановил он, скептически разглядывая ель, за которой якобы что-то было.

Рецепторы вида «чувствую шкурой» соврали. Точнее, соврали на этот раз. Странно, что они такие непостоянные. То ли сами они несовершенны, то ли обратная связь с мозгом хромает, неправильно их сигналы трактует, что ли?

Колямбо, наконец, перестал пялиться на ель. Вздохнул, чмокнул губами и огляделся по сторонам. Все бы ничего, если бы не то ужасное тело, что своими разумными глазами упорно смотрело прямо на него. Но сейчас было как-то не страшно, неприятно, но не страшно.

Он заметил свою палку-отмахалку, которую видимо выронил, плюхнувшись в обморок.

– Привет, мне тебя не хватало! – сказал он, взяв палку в руки и немного повертев.

Неподалеку раздался глухой треск, и что-то большое и черное, с проворством леопарда, отделилось от той самой подозрительной ели и помчалось вглубь леса. Колямбо, замерший на месте, стеклянными глазами следил за силуэтом, ретирующегося чудовища, пока через несколько секунд оно не затерялось за рядами деревьев таганайской чащобы. Движения существа были настолько бесшумными, кроме изначального треска ветки, что создавалось полное ощущение нереальности происходящего. Словно только что перед Колямбо промелькнул черный призрак, парящий над рыхлым снегом.

Рецепторы не подвели, вокруг действительно царила жизнь, причем во всех, даже самых неожиданных ее проявлениях.

Листровский с Шакулиным быстро шли по коридорам медицинского учреждения, где их принимал Альшанин.

– Евгений Палыч.

– Да, лейтенант. Есть какие-то мысли?

Оба не сбавляли шагу, стук их ботинок эхом разносился между недавно побеленными стенами.

– Мыслей, прямо скажем, много. Но мне показалось, что это вы хотели сказать нечто важное, когда мы так спешно выходили от Василия Борисовича.

Коридоры закончились, они вышли на улицу и остановились на крыльце.

– Вот что лейтенант, на сегодня, пожалуй, мы закончили. Обмозгуй все, что мы сейчас услышали, если ничего экстраординарного сегодня не произойдет, то можешь быть свободен. Завтра ты мне нужен свеженький, как майский листочек. Есть разговор.

Листровский взглянул на служебный автомобиль, ожидавший их.

– Я в контору, а ты прогуляйся, подыши свежим воздухом. Мысли лучше будут циркулировать. Договорились?

Шакулин, с видом не до конца понимающего человека, слегка кивнул.

– Все, Сергей, до завтра!

Капитан бодрым шагом устремился к машине. Шакулин глазами проводил его. Действия Листровского сейчас были неясны. Капитан как будто