Исповедь сталиниста - Иван Стаднюк

* * *

Наша типографская автоколонна, вырвавшаяся из вязкого черноземного плена Украины, настигла нас в Молдавии. В ночь на 27 марта, остановившись в одном из северных молдавских сел, мы печатали газету с приказом Верховного Главнокомандующего о выходе 26 марта войск 2-го Украинского фронта на реку Прут, по которой проходила Государственная граница СССР с Румынией. В приказе назывались войска 27-й армии генерала С. Г. Трофименко, 52-й армии генерала К. А. Коротеева и 40-й армии генерала Ф. Ф. Жмаченко. Но все наши штабисты и политотдельцы убеждали нас, что первыми среди первых государственную границу оседлали войска 27-й армии, перенеся военные действия из пределов нашего государства на территорию врага. Такую информацию получил и подполковник Ушеренко от заместителя начальника оперативного отдела подполковника В. А. Игнатенко, лично летавшего в соединения на По-2 с командиром эскадрильи связи майором А. Я. Джеваго для сбора необходимых данных. Она оказалась верной.

Это были дни нашего торжества. Все ходили с посветлевшими лицами, в добром настроении. На мой призыв дать для первой полосы газеты броскую шапку или оригинальное четверостишие в "Шпигель" откликнулись главным образом шофера и полиграфисты, так как все газетчики были в войсках. Некоторые "плоды творчества", появившиеся в секретариате редакции, запомнились!

Дайте вилку и стамеску,

Я зарежу Антонеску!..

Были и более оригинальные:

В Молдавии идет дождь,

В Румынии склизко.

Утекайте, постолы,

Бо сапоги близко!

Имелось в виду то обстоятельство, что многие румынские солдаты в то время носили постолы. Находились также скептики, утверждавшие:

Курица - не птица,

Румыния - не заграница.

Вспоминаю, что когда-то в моем детском воображении заграница виделась как некий другой, не похожий на наш, мир, с другими людьми, животными, птицами, растениями. Казалось, что там все должно быть по-иному, обязательно лучше, интереснее, удивительнее. Деревья - в сто раз толще, яблоки - с нашу тыкву, воробьи побольше петухов... До сих пор не понимаю, чем было навеяно такое представление. Правда, слышал от взрослых разговоры о том, что при царе многие наши люди уезжали на заработки в какую-то Канаду, в Америку и там оставались жить в роскоши, а бабка Платониха (жена Платона - старшего брата моего отца), окучивая на огороде, соседствовавшем с нашим, картошку, в голос проклинала безбожников, сбросивших с церкви колокола, и грозилась погибелью им, когда на помощь верующим придет "Хранция". И еще слышал, что дядька Иван - младший брат отца - хвалился, будто видел в Виннице на базаре живого, одетого по-пански, заграничного негра, у которого лицо чернее голенища хромового сапога. "Я даже перекрестился и сказал, что такого не может быть", - уточнял дядька случившееся.

Мне очень весело было вспоминать эти былые детские фантазии, когда мы приближались к Румынии.

Вскоре увидели "заграницу". Румыны, вначале напуганные вторжением Красной Армии, постепенно приходили в себя, убедившись, что никто не чинит им зла. Добрые, сердечные люди... На какое-то время мы остановились в селе, кажется, Владений. В нем жителей не было. Поселились в пустых домах, где страдали от обилия блох - наследства овечьих отар. Полынь, которую стелили себе в постель, не отпугивала насекомых. Тогда кто-то из "мужественников" придумал новое противоблошиное средство: класть в постель несколько зажженных электрических фонарей - света блохи не переносили. Началась охота за фонарями и батарейками к ним.

Удручало нас долгое пребывание на одном месте. Нам было неведомо, что Ставка Верховного Главнокомандования приказала нашим войскам, вышедшим на Прут и вступившим в северо-восточную Румынию, приостановить наступление, исходя из того, что Советское правительство еще 2 апреля 1944 года заявило о том, что СССР не претендует на захват румынской территории и изменение существующего общественного строя Румынии.

Представитель Советского Союза, чтобы избежать напрасного кровопролития, передал бывшему румынскому премьер-министру Штирбею, находившемуся с тайным визитом в Англии, условия перемирия. Антонеску и его клика, не приняв советских условий, объявили в своей стране новую тотальную мобилизацию... Наши войска начали готовиться к решающему наступлению, а неприятель стал группировать силы для могучего контрудара.

С конца мая и по 10 июня объединенные части противника пытались отбросить наши войска за Прут. Бои не прекращались ни днем ни ночью. 10 июня наступило затишье, предвещавшее еще более упорные бои. Советское военное командование завершало подготовку Ясско-Кишиневской операции, в которой нашей 27-й армии предстояло выполнить одну из главных задач в составе 2-го Украинского фронта - прорвать мощную оборону противника и развивать наступление в направлении на Бакэу, Бырлад, Фокшаны... Именно поэтому наше политотдельское начальство и особенно новый член Военного совета генерал-майор Севастьянов Петр Васильевич сурово потребовали от "Мужества" ярких, "ударных" публикаций военного и пропагандистского накала, нарастающей боевитости и практической полезности. Что касалось партийной публицистики, то для ее усиления в редакции хватало мастеров. Один подполковник Ушеренко умел надиктовывать машинистке столь страстные передовые статьи, что им могла позавидовать и "Красная звезда". Сложнее было добывать профессиональные статьи "боевого" характера, хотя в редакции многие превосходно владели пером. Я как мог "вылущивал" из их писаний "военные зерна" - боевой опыт, практику ведения боя мелкими и средними подразделениями в разных условиях местности, подгонял под требования Боевого устава различные фронтовые эпизоды - действия разведчиков, стрелков, пулеметчиков, особенно артиллеристов, дело которых знал по собственному опыту. Но иногда испытывал свою недостаточную журналистскую подготовленность. Чувствовал стиль написанного, фразу, но не всегда глубоко и с пониманием мог вникнуть в смысл, оттенок и разнозначность русского слова. Короче говоря, я тогда еще мыслил в большей мере по-украински.. Поэтому все время рвался с тяготившего меня поста ответственного секретаря газеты на корреспондентскую работу.

В это время из отдела пропаганды Политуправления фронта к нам для укрепления редакции прислали майора Пантелеева Ивана Яковлевича. Я стал подбивать Пантелеева, чтобы он сменил меня на посту ответственного секретаря, для чего требовалось согласие редактора и приказ начальника политотдела армии. (Иван Яковлевич, ныне доктор минералогических наук, живет в Москве, на пенсии.)

- Нет, напрашиваться не буду, - отказал в моей просьбе Пантелеев. Мне надо вновь понюхать пороху на передовой, познакомиться с дивизиями армии. Хочу писать...