До следующего раза (сборник) - Виталий Бабенко

Вечером двенадцатого дня Игоряша возлежал в гостевой спальне на роскошном, ручной работы, диване «Виндзор» фирмы «Весли-Бэррелл», обитом котсуолдским бароканом «Сандерсон», и блаженно улыбался. Вроде бы все он предусмотрел. Кухни оснащены по последнему слову техники — ВЧ плитами и УФ кондиционерами. Кореянка Пак Ын, выходящая из анабиоза по субботам, прекрасная кулинарка и готовит потрясающие блюда. Комнаты обогреваются, помимо центрального отопления, еще и средневековыми «качельофенами» и древесно-угольными передвижными печами «ВЕЗО», новейшим достижением западногерманского дизайна. В ванных — душевые «Белгравия» с программным управлением — лучшее, на что способна прославленная английская фирма «Долфин». Гардеробные ломятся от одежды — отборные костюмы фабрики «Большевичка», пиджаки «Харрис Твид» производства «Хартингтон хаус», лучшие в мире батники «Гайд-парк» из серии «Оксфорд» призовой мануфактуры «Лэндс энд»… Скрытые колонки пели сладким голосом Джона Мак-Кормака — тенора первой половины века, почитаемого Игоряшей выше всех. Песня была из любимейших: «Благослови этот дом».

И все же какой-то червь точил душу Игоряши. Чем-то он был не удовлетворен. Что-то его подспудно угнетало.

Мак-Кормак закончил петь. Едва слышно защелкала поисковая система, выбирая новую кассету из десятков тысяч, составляющих Игоряшину фонотеку. На этот раз комплекс «Пионер», снабженный по прихоти хозяина — генератором случайных чисел, остановился на Диане Росс и группе «Сьюпримс». Послышалась песня «Ain't No Mountain High Enough», что Игоряша автоматически (хотя и не совсем точно) перевел как «Нет горы, на которую нельзя было бы забраться». И… тут его осенило.

Пища! Вот что мучило Игоряшу на окраине сознания. Он представил себе горы продуктов и готовых замороженных блюд, хранящихся в холодильниках, представил, что рано или поздно они кончатся и нужно будет снова просить у Золотых Рыбок еду, потом еще и еще… Для вечной жизни нужен вечный источник продуктов, а где его взять? А чем он будет питаться, когда Золотые Рыбки иссякнут? А сотни новых желаний, будоражащих его воображение?

Однако права была Диана Росс: нет недостижимых вершин! Игоряша вышел из тупика. Он вспомнил, что в первом этаже кооператива «Гигант» расположился фондовый продуктовый распределитель для пенсионеров-дегустаторов. Ветераны изящного вкуса — люди пожилые и истощенные многолетним поглощением высококачественных продуктов — имели на руках особые карточки, по которым получали лучшее из того, что они вкушали в былые годы по долгу службы. Дегустаторов можно понять. Более того, они должны вызывать только сочувствие: желудки их, изнеженные профессионализмом, к старости наотрез отказываются принимать обиходные продукты популярного ассортимента — таков уж фатальный перст ремесла! Поэтому фондовый распределитель снабжался отменно и сердобольно: карточки отоваривались сервелатами, салями, икрой той и другой, постной бужениной, шейками копчеными и раковыми, исландской сельдью в винном соусе, крабами, осетровыми балыками, артишоками, швейцарскими твердыми и финскими плавлеными сырами, вологодским маслом, тортами «Полет» и «Птичье молоко», нежной телятиной, языковой колбасой, конфетами из города Куйбышева, а также рыбой нототенией, на которую еще 20 лет назад никто и смотреть бы не стал, и которая нынче ценится знатоками наравне с окской стерлядью.

Итак, стоило Игоряше только мигнуть, как он тут же услышал тяжелый глухой удар — это в соседнем кабинете плюхнулся на стол работы мастера Томаса Чиппендейла пухлый тюк, набитый дегустационными карточками. Поразмышляв еще несколько минут, Игоряша организовал ежедневное поступление заказов из распределителя с утренней и вечерней доставкой на дом. Карточками он был обеспечен на ближайшую четверть века.

«Дальше посмотрим!» — беззаботно зевнул Игоряша и отправился почивать в будуар.

Из прихожей разнесся перезвон электронного глокеншпиля. Колокольчики сыграли первые такты «Думки» Чайковского — это означало, что за дверью стоял кто-то незнакомый.

Игоряша нажал на клавишу видео — экран у изголовья ложа засветился, и на нем появилось улыбающееся полное лицо мужчины лет пятидесяти. Улыбка была подобострастная, но в то же время и такая, что любой понял бы: этот человек улыбается лишь пяти пенсионерам-дегустаторам в мире, и эти пенсионеры по улицам пешком не разгуливают: возраст.

Игоряша поднялся, прошел в прихожую и лично открыл дверь.

— Позвольте представиться, — сказал полный мужчина. — Сидор Ипатьевич Дыбин, администратор распределителя для ветеранов тонкого вкуса. По случаю первого заказа и ради знакомства решил зайти персонально. Куда поставить?

В руках администратор держал огромную бамбуковую корзину, наполненную разноцветными бумажными свертками. Из верхнего пакета, расчетливо приоткрытого, высовывалась аппетитная голова целиком зажаренного поросенка с луковыми перьями во рту.

Насладившись картиной собственного всемогущества, Игоряша отдал мысленный приказ. Из сумрака коридора выплыл кибернетический Дживз и царственно протянул манипулятор.

Администратор ошалел. За десятилетия служения дегустации он видел многое, но такое — никогда. Снедь выпала из его рук. Робот молниеносно среагировал, подхватив корзину в сантиметре от пола и, не теряя достоинства, удалился.

— Готов служить! — выпалил Сидор Ипатьевич Дыбин, вытянувшись в струну. — Извольте не беспокоиться, по воскресеньям и праздничным дням гарантируются гурман-заказы. Ко дням вашего тезоименитства и того паче: специалитет!

— Большое спасибо, дружище, — вежливо сказал Игоряша. — жду вас завтра на партию в гольф. А сейчас — спокойной ночи!

…Забегая вперед, скажем: примерно год Игоряша ел и пил, как бухарский эмир, а потом понял, в чем слабое место его трофической системы. Через двадцать пять лет карточки кончатся, а распределитель могут закрыть и того раньше: например, по причине полного исчезновения нототении в антарктических и субантарктических водах в результате экологического дисбаланса.

И Игоряша-второй — к тому времени уже по настоящему «второй», наконец додумался до желания, с которого надо было начинать: использовав регистр Золотой Рыбки № 1009, он установил у себя в Малахитовой кухне рог изобилия.

Идиосинкразия

…Душным августовским вечером вся наша компания собралась у звездного паромщика Славы Дорожного. В воздухе еще держалась, не растворяясь в сумерках, дневная жаркая лень, и разговоры шли какие-то вялые, липкие и тягучие, как перестоявшийся кисель. Кто-то уныло бубнил в углу, кто-то тоскливо ворчал, домосед-кругосветник Рубенид Нерголин вязко пересказывал некую бесконечную многосерийную телепередачу о дымковской игрушке.

Хотелось свежего вечернего ветра, грозы, явления шаровой молнии или пришествия инопланетян. Хотелось скверно ругать кого-то или получать подарки.

Хозяина квартиры Славу Дорожного, изобретателя «защиты от дурака», мы прозвали «звездным паромщиком» — по персонажу одного из его рассказов. Мы все писали в основном фантастику — научную, сказочную, сатирическую, героическую — в зависимости от пристрастий автора. Слава же, будучи лидером стереопрозаиков, сочинял фантастику философскую.

Сейчас он обносил компанию бутербродами с колбасой, но делал это скорее по обязанности, чем из радушия. Колбаса уже вспотела жиром после двухчасового лежания на столе, и есть ее никому не хотелось. Вообще еда казалась лишней в этот кисельный вечер.

Толя Каштаркин, генетический ученик Гарри Гудини, уже битый час механически вязал какие-то немыслимой сложности узлы. Наконец он собрал веревочки в горсть, превратил их в теннисный мячик и без следа растер в ладонях.

— А знаете, — неожиданно сказал он, — Фишин издает новую книгу. Называется «Прощай, вселенная»…

Будто искра проскочила в комнате. Даже слегка запахло озоном. Это было то самое известие, которое только и могло нас расшевелить. Та самая информация, которая была способна испепелить скуку и зарядить нас энергией. Пусть даже энергией ярости.

— Как?! — вскричал наследник натуральной школы Булат Аникаев. — У этого бездаря и новая книга?

— Упасть и не встать! — возопил космический моралист Боря Бурденко. — Его что — за предыдущие опусы мало били?

— ……! — взревел Шушуня Майский, контаминатор строфики.

— Шушуня! — укоризненно сказал Гак Чуков, деспот разговорной речи. Зачем так-то выступать? Кричи — не кричи, а книга выходит, и ничего тут не поделаешь. Нужно о другом думать. По-моему, в том, что ни у одного из нас нет книги, — наша собственная вина.

Тут уж все закричали разом. Какая, мол, такая вина? Печататься негде — раз. Рукописи отдают на поругание невежественным литконсультантам — два. Издательские планы по фантастике сокращают — три. И вообще…