Дебилизация России и всего мира. Новое варварство - Максим Калашников

Тронув поводья своего гнедого, Терлихов, подбоченясь, направился к высокому рубленому терему. Рядом с ним ехали двое гайдуков – боевых холопов. Свежевыпавший снег хрустел под копытами. Дворня, встречая барина, ломала шапки, кланялась в пояс. Данила поспевал за помещиком.

– Красиво и ладно у вас, дядя Герман!

– А то! – обернулся к нему Терлихов. – Все по-нашему, искони русскому устроено. От земли-матушки живем, она – мать наша ласковая. Как сбросили бремя империи, как отказались от зауральских неудобий, как сошлись на изначальные земли наши – так и живем по-человечески. Свободно. И не нужно нам ни промышленности этой дымящей, воду да воздух травящей. Ни всякой чужебесной науки. А то додумались – в творения Божьи влезать, с Господом спорить! Без химии и железяк поганых, без городов греховных жизнь устраиваем. С верой отеческой, по заветам предков…

…С мороза ждал их накрытый стол. Кабаний бок призывно дымился вкусным паром, потел графин с холодной водкой. Перекрестились на образа, руки ополоснули – и сели обедать.

– Дядя Герман, а почему говорят, что мы раньше были великой страной, а теперь – типа никто? – спросил раскрасневшийся после чарки Данила.

– Кто говорит? – блеснул зубами из русой бороды Терлихов. Он смачно закусил водочку хрустящей квашеной капустой. – Безумцы всякие, имперасты недобитые? Железочники сумасшедшие?

Величие Руси, Данилушка, в духовной силе. Не в технологиях она, в слове русском, в вере, в непостижимом подчас…

– А чего у нас иностранцы хозяйничают? – осмелел гость. – Носятся над нами в вертолетах. Вон, дроны ихние летают. Эти, беспилотные…

– А, пустое! – махнув рукой, сморщился помещик. – Найдем мы на них управу, Данилушка. Мы же арийцы, богом избранные. Предки наши без всякой техники чудеса творили. Надо только научиться управлять космическими энергиями. Заклинаниями, молитвами, письменами древними. Думаешь, я зря в ревнители древней письменности двинул? Вот найдем примордиальные заклинания – и повергнем всех врагов единым духом. Немцы вот все искали молот Тора, Мьольнир – да не нашли. Так войну и проиграли. А мы найдем волшебную силу, Данила, непременно найдем. И ничего не будут стоить все их стрекозы железные…

Слова хозяина прервал нарастающий гул. Лицо Терлихова моментально помрачнело. Мелко торопливо перекрестившись, он опрометью кинулся наружу, не схватив ни кафтана, ни шапки горлатной.

Над крышей терема, поднимая винтами клубы мелкого снега, величаво плыл белый огромный вертолет. Черные китайские иероглифы красовались на его борту, осененные большой красной звездой. Машина, пройдя над теремом, развернулась и стала опускаться на широкий двор.

– Ах ты, мать честная! – прошептал помещик и, кланяясь в пояс, засеменил к вертолету.

Следом за ним, прижимая к необъятной груди хлеб-соль, со сбившимся набок кокошником, к вертолету поспешала ключница Лукерья. Припадая на правую ногу, несся следом бородатый лакей Порфирий, перехватив за короткий гриф балалайку. Ибо пожаловавший сюда генерал Народно-освободительной армии Китая (НОАК) Чжан Сюэлян очень любил, когда его встречают вот так: хлебом-солью, земными поклонами, наигрышем на балалайке.

Наблюдая за суетой встречи сквозь стекло иллюминатора, генерал Сюэлян сдержанно улыбнулся. В НОАК он был не последней фигурой. НОАК – это не только армия. Это – огромная разветвленная бизнес-организация, имеющая свои заводы, конструкторские бюро, технополисы, сырьевые разработки и даже тайные комбинаты, где трудятся невольники. Японцы со своей Квантунской армией и компанией Южно-Маньчжурской железной дороги в свое время крепко научили китайцев, как контролировать и осваивать. Так будет контролироваться и Северная резервная территория. Бывшая Россия-Элосы. Здесь хорошо. Здесь много сырья, земель и даже есть невольники. И очень красивые женщины. Большегрудые, светловолосые, покладистые.

Генерал с удовольствием поднялся из мягкого кресла. Адъютант подал ему полушубок…

Сюэлян не знал, что в десяти верстах, в лесу, в этот момент угрюмо расходятся бородатые длинноволосые люди. Волхв Световит в очередной раз собрал их для того, чтобы они силой мысли попробовали свалить китайский геликоптер на землю. Но не получилось и в этот раз. Теперь надо было спешить – уводить в чащу жен и детей. Ибо китайцы наверняка решат поохотиться на лесных отшельников…

Это не Стивенсон. Это – Максим Калашников. Что-то вроде строчек из ненаписанной книги. Любые совпадения с реальными персонажами (мертвыми или живыми) – случайны…

Лирическое отступление: особое мнение Сергея Вязова (Евразийская Академия психологических исследований). Без трансцеднентности нам не обойтись

Публикуя части этой книги в Интернете, автор получил очень интересный отзыв С. Вязова из ЕврАПИ. Привожу его здесь, тем более что сторонний и независимый взгляд на проблему – весьма полезен.

«…Анализируя новую работу М. Калашникова, мы хотим подчеркнуть, что современность требует развернутого диалога о терминах новой реальности. Доселе мы используем терминологию марксизма (терминология антикоммунизма – тоже марксистская, в ней меняются оценки, но не понятийный аппарат).

В основе терминологии, заложенной Смитом, Риккардо, Марксом, – химера «человека экономического», который с механистической последовательностью везде и всюду преследует свой денежный интерес. У Маркса и буржуазия делает все, что делает, ради денежной прибыли, и пролетариат должен восстать, чтобы увеличить получаемую им денежную прибыль.

Когда Марксу современники возражали, что культ золотого тельца его современности не вечен, что экономика играет в эпоху Маркса ту роль, которую в античности играла политика, а в Средние века – богословие, Маркс обыкновенно начинал ругаться в том смысле, что ни в античности не кушали политику, ни в Средние века не кушали теологию. «Капитал», как хорошо известно его читателям, содержит отпечатки яростных схваток Маркса с «цивилизационщиками» его времени.

Так вот, Маркс ошибся. «Человека экономического» не существует или же он существует только в локальное время в локальных цивилизациях. Если бы экономический интерес имел приоритет, то первое, что сделали бы молдаване, прибалты, украинцы, грузины, армяне, среднеазиаты, – растерзали бы свои правительства за развал СССР. Русские, сильно пострадавшие от реформ 90-х, считают себя жертвой номер один, отчасти они правы, но не будем забывать, что масштабы экономических утрат молдаван или грузин НЕСОПОСТАВИМЫ с русскими потерями.

При СССР русские жили хуже молдаван и грузин, сегодня же – живут значительно лучше. Падение уровня жизни в постсоветских республиках в несколько раз, а то и кратно превышает падение уровня жизни на территории бывшей РСФСР. Современные русские считают себя нищим народом, и справедливо, но поверьте, современным русским показались бы нереальными и гомерическими масштабы нищеты грузин, узбеков, хохлов, молдаван (селами продающих органы, чтобы выжить), прибалтов.

Так где же ваш «экономический человек», товарищ Маркс?! Что же он не вышел на площади, потребовав вернуть украденные у него деньги? Психокатастрофа – замечательный термин Калашникова, и он подчеркивает смену вех: психокатастрофа касается психики, а отнюдь не сфер политики и экономики.

Рассуждать о постсоветских реалиях в экономических терминах и категориях просто невозможно, потому что это какое-то тотальное членовредительство и оголтелое самоистязание народов. Когда Максим Калашников говорит о «неоварваре», нужно понимать, что речь не идет о простом дублировании старого варварства. Дельфин похож на рыбку внешне, но он не рыбка анатомически. Неоварвар похож на варвара Темных веков, но анатомически неоварварство имеет иную природу.

Дело в том, что старый варвар, прежний дикарь, был собой вовсе не по свободному выбору, а по необходимости. Его никто не спрашивал – хочет он быть варваром или предпочел бы переехать в 1975 год, пожить нормальной, человеческой жизнью без крови, разбоя и липкого постоянного страха за свою шкуру как у богатых, так и у бедных. Старый варвар просто не знал иной, кроме варварской, реальности, он выживал как умел и как мог. И неплохо выживал, потому что мы все – потомки тех старых дикарей.

Когда сумасшедший встает на четвереньки и пытается есть траву, то он не превращается в корову. Он много хуже коровы, потому что травоядение коровы органично, оно естественно, оно не ведет к вымиранию вида. И потому мы считаем нужным подчеркнуть в контексте повествования Калашникова и Ефремова, что новые дикари отличаются от старых в первую очередь тем, что НЕЖИЗНЕСПОСОБНЫ.

Старые дикари, внешне похожие на калашниковских «неоварваров», обладали своим, дикарским рационализмом, стремлением к лучшему, жаждой жизни. Старые дикари от дикарства поднимались вверх.