Дневник новой русской 2. Взрослые игры - Елена Колина

Пришлось смириться. Ничего не поделаешь, так иногда случается: жизнь сводит и сводит с одним человеком, словно имеет в виду что-то инфернальное, типа знака звезд или зова судьбы. В общем, звезды легли так, что мы с Иркой-хомяком пришли в стоматологию «Тара».

Екатерина Андреевна осмотрела Ирку и меня. У Ирки все в порядке, и она отправила ее к врачу, который занимается брэкетами, а у меня не все в порядке.

— У вас пульпитик, — сказала она.

Все ясно — думает, что я умственно отсталая и со мной нужно общаться в уменьшительно-ласкательной форме.

Странно, никогда прежде у меня не было проблем с зубами. Не думаю, что все так просто и у меня обычный пульпитик, то есть пульпит. Скорее, это что-то подсознательное, например, желание быть ближе к Андрею через бормашину Екатерины Андреевны.

Закончив лечение пульпитика, Екатерина Андреевна как-то замялась.

Оказалось, она дает мне скидку на лечение пульпитика, самую большую скидку, как члену семьи.

Если бы я была персонажем мыльной оперы, я бы решила, что она как-нибудь узнала про нас с Андреем и считает меня членом их семьи, и из этого получилось бы недоразумений серий на шесть.

— Вы не могли бы уделить мне немного времени? — нерешительно спросила Екатерина Андреевна и покосилась на свою медсестру. — Давайте выйдем из кабинета.

А вот если бы я была персонажем ужастика, я бы решила, что она хочет меня съесть, так, чтобы не видела медсестра. Или еще что-нибудь совсем экзотическое, например, пригласить меня к себе в гости и там съесть.

Ну а так я, конечно, сразу же поняла, в чем дело. Она хочет использовать мои профессиональные знания и навыки, вот и все. Иначе говоря, проконсультироваться. Она же знает, что я психолог, — еще с тех пор, как я рыдала у нее в кресле.

— У вас какие-то проблемы? Я могу помочь? — специальным психологическим голосом сказала я.

Так и есть, ей нужна консультация. Я спросила себя: а не низменное ли это любопытство с моей стороны. Нет, я просто отнесусь к ней профессионально, это мой долг.

Раз уж я член семьи, то пусть консультация будет по бартеру.

Я решила, что наша с Екатериной Андреевной бартерная сделка ни в коем случае не должна проходить у меня дома, потому что нам ни к чему излишне сближаться, и уж тем более не у нее дома, а непосредственно в фирме «Тара» — где она меня лечит, там я ее и проконсультирую.

Мы расположились в комнате отдыха.

— У меня нет никаких специальных проблем, я просто хотела посоветоваться, — смущенно улыбнулась Екатерина Андреевна. — Наверное, у меня все как у всех… Понимаете… я уже несколько месяцев встречаюсь с одним человеком…

— Сколько именно месяцев? И как его зовут? (Это важно для консультирования.)

— Мы с Андреем встречаемся с конца октября…

— Опишите, какой он, ваш Андрей, — сказала я. — То есть каким вы его видите? (Это очень важно, ведь мы с ней можем видеть его совершенно по-разному.)

— Андрей красивый, очень красивый, — мечтательно произнесла Екатерина Андреевна, — не знаю, почему я говорю об этом в первую очередь, глупая школьная привычка. Это ведь совсем не главное. Главное, он мужественный, рядом с ним все проблемы кажутся… ну, кажется, что он все решит сам. Понимаете?

Я кивнула. Нет, мы видим его одинаково.

— Я иногда думаю, что не нужна ему. Андрей может не позвонить, не приехать, когда обещал. Может вообще пропасть на несколько дней.

И потом… он не выражает своих чувств так, знаете, прямо.

Конечно, не выражает. Люди же не меняются.

Екатерина Андреевна вздохнула.

— Он не ходит со мной в театр. Смотрит боевики по телевизору. И еще он все время разговаривает по телефону. Вы представляете, мы с ним как-то пошли в ресторан, так он не сказал мне ни слова!

Почему же, представляю.

— Но вам хорошо вместе?

— Я чувствую, ему со мной хорошо, очень хорошо.

Ему хорошо, а мне больно.

Я немного подумала, хотя случай очень простой, даже элементарный.

— Начнем с самого простого. Не обращайте внимания на мелочи. В театр можно ходить с подружками, но только когда он не может провести этот вечер с вами. А если может, лучше остаться дома и посмотреть с ним боевик. Теперь — что касается «не позвонить, не приехать». Ни в коем случае не давайте ему понять, что он обязан отчитываться. Мужчины такого типа этого не выносят, и любые требования ведут к скандалу. Да они и при желании не в состоянии жить подотчетно. Попробуйте приучить его к этому хитростями.

— Как это?

— Ну, придумывайте каждый раз какой-нибудь мелкий повод, по которому вы должны с ним связаться. И звоните сами. Постепенно он привыкнет к тому, что вы всегда на связи. Да, еще… не требуйте от него, чтобы он выражал свою любовь к вам словами, — многие мужчины этого не умеют. Не бойтесь говорить о любви сами, только соблюдайте меру.

— Поняла, — кивнула Екатерина Андреевна. — А что, если у него уже было большое чувство?

— Да, — сказала я.

— Что «да»?

— Нет. Я имею в виду, не думаю.

— Спасибо за консультацию.

— И вам спасибо за пульпитик…

На этом консультация Екатерины Андреевны закончилась. У меня такая острая, пронзительная боль в сердце, неужели очередной пульпит?!

12 марта, пятница

Вечером иду в театр. Мура, конечно, ни в какой театр и не собиралась, так что идем вдвоем с Морковским.

Сначала я не поняла, почему Морковский настаивал, что он заедет за мной за час до начала спектакля, — ведь от моего дома до театра пешком и на машине одинаково — минут восемь (то, что все театры расположены так близко от меня, поневоле вызывает ощущение, что все это такие мелкие домашние дела, а не торжественный поход, но тут уж ничего не поделаешь). А потом поняла, что нам нужно было начать наше движение к театру еще раньше, потому что парковка небольшого «гольфа» Морковского оказалась непростым, интимного свойства делом. Он находил свободное место, караулил его и уступал, опять находил, караулил и уступал, и так мы кружили и кружили, пока не нашли чудное место для парковки совсем рядом с театром — в моем дворе.

До начала спектакля оставалось еще минут двадцать, так что мы зашли в соседний с театром магазин. Я примеряла босоножки, Морковский стоял рядом как ангел и на все говорил «краси-иво». Как приятно, когда человек принимает участие в моих проблемах.

Мы выбрали белые босоножки, Морковский сказал, они подходят ко всему. Он немного удивился, когда понял, что я не собираюсь покупать босоножки, а так, присматриваюсь. Сказал, что с удовольствием пойдет со мной еще, сколько надо, — я могу на него рассчитывать.

Интересно, откуда в нем такая покорность к босоножкам, если он никогда не был женат? Думаю, дело в том, что я ему нравлюсь.

Мы сидели на специальных театральных местах в третьем ряду, но лучше бы сидели в другом ряду, все равно в каком, потому что именно в третьем со мной случилась крайне неприятная история.

В спектакле было очень много мата, можно сказать, один мат. Бывает, что услышишь красивый, великолепный, затейливый мат и думаешь — ух ты! Но авторы пьесы, наверное, еще не умеют так красиво, так что они брали количеством.

Почему, если сказать «у нас, б…, все плохо, б…, б…, б…, б…», будет более убедительно? Можно же просто сказать «у нас, б…, все плохо, б…»? Наверное, я не разбираюсь в новой драме.

Морковский старательно не смотрел на меня, подпрыгивал на каждом «б…» и стеснялся так, как будто это он ругался матом со сцены.

Мне было не очень смешно, но я смеялась вместе со всеми, потому что Морковский тоненько смеялся, и вообще, в зале заражаешься эмоциями других людей.

А минут через пятнадцать после начала я вдруг остро почувствовала, что рядом со мной происходит энергетический непорядок — на соседнем месте буквально торчит энергетическая заноза.

Я скосила глаза вбок, и что я увидела!.. Эта энергетическая заноза, моя соседка по правую руку, была девушка в черном платке. Девушка очень красивая, глаза, брови, волосы — черные. А сама она в платке, в черном кружевном.

Девушка НЕ радуется мату, НЕ смеется, НЕ шуршит шоколадкой и вообще никак НЕ реагирует на окружающее. Зачем же тогда она сидит рядом со мной в третьем ряду? И как нас угораздило сесть на эти специальные места? Могли бы просто купить билеты, и все.

19.15. Исподтишка внимательно рассматриваю девушку. В платке. В черном. И платок не снимает.

19.16. Почему она в куртке?.. Ведь в театре тепло, и все оставляют верхнюю одежду в гардеробе. А она нет.

19.17. А руки у нее под курткой.

19.18. Я отгоняла от себя эти мысли, но тут я все поняла. Ой!

19.19. Ой-ой-ой!

Все вокруг меня смотрят спектакль, Морковский что-то рисует на программке, а моя черноглазая-чернобровая соседка все не снимает платок. Она руками его все время трогает, и я надеюсь, что сейчас снимет, а она никак не снимает. А я уже слежу только за ней.