Распутин и евреи.Воспоминания личного секретаря Григория Распутина - Арон Симанович

Теперь я приступаю к описанию убийства Распутина во всех подробностях. Оно не произошло для меня неожиданно. Меня неоднократно предупреждали, и как раз в дни предшествующие убийству я принял тщательные меры предосторожности. Они, однако, не достигли благодаря несчастным случайностям своей цели. Первые слухи о предполагаемом убийстве были мне доставлены следующим образом.

В то время в Петербурге существовало много клубов, в которых шла карточная игра. Во главе клубов обычно стояли высокопоставленные лица или люди с громкими именами. Они получали большие оклады, но не имели никакого влияния на дела клуба. Я был владельцем такого клуба под названием "Пожарный клуб", находился он в доме графини Игнатьевой на Марсовом Поле.

С пожарным делом клуб ничего общего не имел. Он служил исключительно для карточной игры. Председателем правления состоял городской голова Пскова Томилин. В клубе на хороших условиях служили двое молодых людей. Один назывался Иваном, а другой Алексеем. Фамилии обоих я забыл.

Томилин был избран председателем "Национального клуба", который находился недалеко от моего клуба. Поэтому Томилин должен был нас оставить. Он пригласил с собою также обоих моих служителей. Я этому не противился, так как вследствие их новой службы мне предоставлялась возможность узнавать о происшествиях в новом клубе.

Для меня было весьма ценно быть осведомленным о том, что происходило в других клубах и общественных собраниях, и поэтому я всюду имел своих людей. Это было мне необходимо для успешного ведения дел моих многочисленных клиентов. Один из моих бывших служителей, Иван, явился однажды ко мне с сообщением о состоявшихся в "Национальном клубе" таинственных совещаниях, которые ему казались очень подозрительными.

Подробностей он не мог мне сообщить, так как в той комнате, в которой состоялись совещания, прислуживал не он, а его коллега Алексей. Он только знал определенно, что на этих совещаниях много говорилось о Распутине.

— Слушай, Иван, вот тебе пятьсот рублей, передай их Алексею и попроси его от моего имени выяснить все подробности этих совещаний. Деньгами он может не скупиться. Я вас обоих хорошо вознагражу, если вам удастся выяснить, что подготавливается в клубе. Иван и Алексей великолепно знали, что в таких делах я на награды не скупился.

Через пару дней ко мне явился Алексей и рассказал, что ему удалось разузнать о совещаниях в их клубе. Он передал, что на совещаниях председательствовал известный антисемит, член Думы Пуришкевич, а участвовали великий князь Димитрий Павлович, граф Татищев, молодой князь Феликс Юсупов, бывший министр внутренних дел Хвостов, реакционный член Думы Шульгин и несколько молодых офицеров, фамилии последних Алексей не знал. Но он слышал, что это были великие князья. Все время на совещаниях много говорилось о Распутине. Иногда назывались также имена английского посла Бьюкенена, царя и царицы. Затевалось что-то таинственное и говорилось, что кого-то необходимо выставить.

Общее впечатление было, что против царя и Распутина затевался заговор, головой которого был Пуришкевич.

Сообщение Алексея заставило меня задуматься. В сопровождении его я немедленно отправился к Распутину. Я обещал Алексею еще большее вознаграждение, если ему удастся получить дальнейшие сведения, и поставил ему на вид возможность получить службу во дворце. Этим он был очень обрадован и обещал мне сделать все возможное.

Распутин выслушал сообщения Алексея с большим вниманием и был сильно возмущен заговором. Пуришкевича он всегда считал своим врагом. Но мы были уверены, что при помощи Алексея нам удастся обезвредить затеянный Пуришкевичем план. Алексей ежедневно являлся ко мне и доносил о дальнейших действиях заговорщиков. Он сообщал, что в совещаниях участвовало также много членов Государственной Думы, фамилии которых он не мог установить.

У меня всегда счастливилось с моими сотрудниками. На этот раз особенно ценным для меня помощником оказался Евсей Бухштаб, который работал в одном из моих предприятий. Бухштаб был дружен с одним врачом по венерическим болезням, фамилию которого я не хочу называть. Я только ограничусь указанием, что он имел клинику на Невском проспекте. Пуришкевич в то время лечился сальварсаном.

Немецкий ученый профессор Пауль Эрлих в 1909 — 1910 годах нашел сложное органическое соединение мышьяка с бензоловой группой (арсено-бензол, Сальварсан, препарат "606"), являющееся до настоящего времени самым сильным средством, убивающим многие болезнетворные бактерии. Сальварсан применяется для лечения сифилиса, возвратного тифа, малярии и целого ряда других заболеваний

Я просил Бухштаба расспросить его друга-врача, что затевает Пуришкевич против Распутина. Мы полагали, что благодаря своей болтливости Пуришкевич не утерпит посвятить своего врача в планы заговора. Бухштаб посещал врача ежедневно и обещал ему большое вознаграждение, если ему удастся разузнать планы Пуришкевича. Врач согласился на наше предложение.

Однажды оба пришли ко мне в большом волнении. Они рассказали мне следующее. После произведенного вспрыскивания Сальварсана Пуришкевич прилег. Врач разговаривал с ним и как будто совершенно случайно заговорил о Распутине и высказал мысль, что тот является большим несчастьем для России и что следовало бы его удалить. Пуришкевич ответил, что он может уверить его, что скоро Распутина не станет. Он собирается освободить русский народ от Распутина.

Вся Государственная Дума, включая и председателя Родзянко, с ним согласна. Скоро уже царь не сможет помешать работе Думы, ее распуская. "Вы увидите, — закончил он, — что произойдет в ближайшие три дня".

Я очень благодарил врача за это сообщение и отправился в Царское Село. Там я имел разговор с сестрами Воскобойниковыми, находящимися в очень близких отношениях к царице. По моему мнению, было необходимо посвятить царскую чету в дело о заговоре Пуришкевича, и я просил сестер передать царю, что я считаю весьма полезным вызвать указанного врача в Царское Село и лично его расспросить о заговоре.

Без сомнения, предполагался государственный переворот. Положение очень серьезное. Я посоветовал также допросить обоих служителей клуба, Ивана и Алексея. После этого я направился к Распутину и также рассказал ему все. У него были гости: придворная дама Никитина и Маня Головина. По-видимому, Распутин не хотел выдавать перед ними свое волнение и внешне казался спокойным.

Когда гостьи уехали, я сказал Распутину: