Навои - Айбек

Хусейн Байкара прилег на большую мягкую подушку. Долго и тревожно думал он, изнемогая под тяжестью размышлений. Потом задремал, но сон его был тревожным. Отдельные слова письма сверлили ему мозг. Внезапно султан открыл глаза и постучал в цветное стекло окна. Тотчас же с поклоном вошел ишик-ага Баба-Али.

— Знаете ли вы человека, которого зовут Мир-Кабиль?

— Конечно, знаю, — ответил Баба-Али.

— Видели его сегодня?

— Утром видел, у ворот.

— Найдите его поскорее и пришлите ко мне.

— Слушаюсь.

Вскоре дверь тихонько отворилась, и на цыпочках вошел Мир-Кабиль. Это был длинный, тощий парень Мутными глазами, казалось, боявшийся собственной тени. Поклонившись до земли, он выпрямился и сложил руки на груди. Хусейн Байкара, не глядя на него, сказал: — Ты оставишь того человека, за которым следил До сих пор.

— Оставлю, — поклонился Мир-Кабиль.

— Начиная с этой минуты, ты будешь всюду следовать за Алишером, — продолжал Хусейн Байкара. — Ни одно собрание, ни один прием в доме Алишера не пройдут без тебя. Все, что Алишер скажет среди своих друзей, гостей или близких, ты запомнишь и будешь передавать мне. Знай, что твоя душа и голова в моих руках.

— Презренный раб точно исполнит ваше приказание и вое доведет до вашего сведения, не забыв ни одного слова, — дрожащим голосом сказал Мир-Кабиль.

— Хорошо, ступай, — махнул рукой султан.

Навои позавтракал и, как обычно, вышел прогуляться по Саду фиалок. Он попробовал спелых персиков, сорвал красное, как коралл, яблоко и полюбовался им, перебрасывая с руки на руку. Потом подошел к большой супе возле хауза. Сахиб Даро принес огромную пачку писем. Поэт развертывал бумаги одну за другой и читал их. Много писем пришло из дальних городов и стран, перевалив горы, переплыв моря. Далекие незнакомые ученые, стихотворцы и любители поэзии писали, что горят желанием прочесть его газели, заочно выражали ему свою любовь. Навои подумал, что им надо написать, послать приветы и подарки. Он попросил Сахиба Даро распорядиться, чтобы переписали побольше экземпляров сборника его газелей. Потом он, взяв перо, перешел к «Фархаду и Ширин». Но ему не удалось написать и одной страницы: пришли строители, живописцы, каменщики и обступили Навои, спрашивая совета относительно постройки медресе, ханаки, бань. Поэт долго беседовал с ним» о сортах мрамора, красках, дверях, окнах, о размерах надписей на порталах. Когда мастера удалились, появился усталый нукер.

— Вы расследовали тот случай? Почему так поздно пришли? — спросил Навои, усадив нукера перед собой.

— Господин, я не отдыхал ни минуты, совсем выбилися из сил, — ответил нукер, облизывая пересохшие губы и обтирая темное от загара лицо. — В конце концов я узнал все в точности.

— Ну! Кто же убийцы? За что убили девушку-? — взволнованно спросил Навои.

— Мои слова оказались правильными, — ответил нукер. — Несчастная дочь ткача ни в чем не виновата. Она любила молодого гератского флейтиста. Вчера вечером девушка возвращалась со свадьбы своей подруги и встретила двух джигитов, которые уже давно замышляли сбить ее с пути. Они заступили ей дорогу и хотели увести с собой. Девушка не соглашалась. Тогда один из джигитов, пьяный, ударил ее кинжалом.

— Но кто же убийцы? — нетерпеливо спросил Навои, нахмурив брови.

— Знатные особы, — покачал головой нукер. — . Один — близкий родственник парваначи Мадждад-дина, другой — из свиты царевича Музаффара-мирзы. Мы не могли добиться, чтобы их задержали, хотя дошли до самого городского даруги. Теперь убийцы сидят и пьют в саду эмира Шуджа-ад-дина Барласа.

Навои разрешил нукеру пойти отдохнуть. Приказав Шейху Бахлулу унести письменные принадлежности, он быстро оделся и пешком отправился в диван.

Воздух был спертый и душный, земля горячая, как раскаленное железо. На пыльных улицах люди, задыхаясь от жары, искали айран. Ни малейшего ветерка. Запыленные, с обвисшими листьями деревья безмолвно дремали.

По пути в диван Навои зашел в управление даруги. Служащие, обмахиваясь веерами, разговаривали между собой; при виде Навои они шумно поднялись и сложили руки на груди, как будто ожидали его приказаний. Поэт выразил желание видеть даругу. Услышав, что тот только что куда-то вышел, Навои вступил в разговор со служащими, чтобы узнать что-нибудь о вчерашней трагедии. Подробности, которые они сообщили, совпадали с рассказом нукера.

Из управления Навои пошел в диван. В большом прохладном зале дивана сидели на шелковых коврах и чинно беседовали, закончив занятия, Маджд-ад-дин, парваначи, Низам-аль-Мульк, Эмир Могол, Туганбек и еще несколько вельмож и высших чиновников. Войдя в зал, Навои приветствовал всех со своей обычной вежливостью.

— Пожалуйте, господин эмир, — с напускным смирением сказал Маджд-ад-дин, — вы пришли в самую жаркую пору.

— Ничего, — спокойно сказал Навои, — я пришел, чтобы сделать важнее дело.

— Какое именно? Поделитесь с нами, — с принужденной улыбкой проговорил Маджд-ад-дин.

— Я думаю, что все присутствующие здесь должны знать об этом. По имеющимся у меня сведениям, существуют какие-то затруднения в задержании убийц дочери ткача. Я хотел бы знать о причинах этого.

— Действительно, это очень щекотливый вопрос, — ответил Маджд-ад-дин. — Дело в том, что нельзя посту-пить вопреки желанию царевича Музаффара-мирзы

— А кроме царевича, о ком вы еще беспокоитесь?. — резко спросил Навои.

Маджд-ад-дин отвел глаза.

— Другие соображения не имеют значения, — сухо ответил он.

— Слава аллаху, в нашей стране есть правительство, — сурово сказал Навои, — есть султан, есть закон и права. Если кто-нибудь совершит преступление, он должен быть подвергнут соответствующему наказанию. Без этого невозможно наладить жизнь. И никто не может требовать для себя особых прав.

— Во всяком случае, необходимо испросить разрешение царевича Музаффара-мирзы, — с достоинством произнес Низам-аль-Мульк.

— Наш царевич будет очень обижен. Я знаю, что он думает, — сказал Туганбек, отворачивая лицо в сторону.

Навои неприязненно посмотрел на него и сказал Низам-аль-Мульку: «Царевич сам обязан отдать приказ о казни преступника, пролившего кровь невинного человека. Если Музаффар-мирза, по молодости лет не понимает этого, его надо научить. Нет большего преступления, нем покрывать преступников».

Лицо Навои пылало гневом. — Если тщательно расследовать этот случай, окажется, что все происшедшее — последствие опьянения. Есть ли смысл бросать из-за этого в тюрьму достойных людей? — нервно подергиваясь, возвысил голос Маджд-ад-дин.

— Достойных людей?! — иронически воскликнул Навои. — Какое может быть достоинство у хищников, обагривших руки невинной кровью? Друг мой, — обратился он к одному из писцов, — напишите приказ городскому даруге о немедленном задержании преступников.

Молодой, писец поклонился. Он немедленно написал приказ, внимательно перечитал его и подал поэту. Кроме Навои, подписались и приложили печати Низам-аль-Мульк и еще два бека. Поэт положил приказ в карман и уверенной поступью направился к выходу.

Глава шестнадцатая

Поздняя осень. Ленивая зима еще не дала себя почувствовать; время от времени перепадают дожди и наполняют желоба бурливыми потоками воды. Пешеходы вязнут в грязи на улицах «единственной в обитаемом мире столицы». Но небо снова быстро голубеет и снова солнце пригревает по-весеннему. В садах деревья переливаются золотом, листья безмолвно осыпаются, целуя влажную землю.

Навои бродил по аллеям, любуясь увядающей красотой осени и размышляя о переменах в природе и жизни. Появился нукер и сообщил, что конь для путешествия готов. Поэт словно впервые услышал, что нужно ехать в Мерв к султану. Он нерешительно сказал: «Сейчас иду», — и продолжал свою медленную прогулку. Поговорив с садовниками и другими слугами, погладив по голове кувыркавшихся в траве детишек, он вынул из кармана горсть золота и серебра и, по обычаю путешественников, оделил всех. Дети, обрадованные, прыгали по аллеям, сжимая деньги в руках и поддразнивая друг друга; взрослые с искренней любовью прощались с хозяином, желая ему счастливого пути.

Вернувшись в дом, Навои надел теплый чекмень» шапку. Он позвал Шейха Бахлула и Сахиба Даро и отдал им последние распоряжения, потом осведомился о поклаже и людях, которые должны были выехать за ним следом и сопровождать его в пути. Выйдя во двор, он увидел друзей, пришедших проводить его, — Асифи, Шейхима Сухейли, Мир Муртаза, Атауллу, Земани, Ходжу Фасых-ад-дина, Султанмурада, Пеклевана Мухаммеда Сайида. Друзья обступили поэта.

Навои было жаль разлучаться с близкими людьми. Он постоял несколько минут, разговаривая с ними и стараясь сказать каждому что-либо приятное; Мир Муртаза и Султанмурада поэт попросил прислать в Мерв рукопись своего нового труда, когда он будет закончен. Внимание друзей немного рассеяло его печаль.