Скептик: Рациональный взгляд на мир - Майкл Шермер

Ричард Лэйард, экономист Лондонской школы экономики, описал в книге «Счастье» (Happiness) такой парадокс: мы не стали счастливее несмотря на то, что средний доход вырос более чем вдвое с 1950-х гг. и «у нас больше еды, одежды, машин, более просторные дома, более эффективное центральное отопление, более частые отпуска за границей, более короткая рабочая неделя, более приятная работа, а главное, мы здоровее». Как только среднегодовой доход переваливает за $20 000 на душу, прибавка к зарплате перестает прибавлять счастья. Почему? Во-первых, примерно наполовину наша склонность к ощущению счастья или несчастья зависит от генов. Во-вторых, наши желания соотносятся с тем, что есть у других, а не с какой-то абсолютной мерой. Что же делать? Государству проще устранить невзгоды, чем усилить ощущение счастья. Если мы сможем свободно обмениваться товарами и услугами на крупных и хорошо информированных рынках, где никто ни на кого не оказывает влияния, кроме как в процессе добровольного обмена, и где соблюдаются условия контрактов, то результат будет идеальным: «каждый станет счастливым, насколько это возможно, чтобы не мешать счастью других».

Как пишет Грегори Бернс, психолог из Университета Эмори, в книге «Удовлетворение» (Satisfaction), счастье лучше отождествлять с удовлетворением, а не с удовольствием, поскольку в погоне за удовольствием мы оказываемся на бесконечной беговой дорожке наслаждений, которая парадоксальным образом делает нас несчастными. «Удовлетворение – это эмоция, в которой запечатлена исключительно человеческая потребность придавать значение собственным действиям, – заключает Бернс. – Удовольствие можно получить по воле случая – выиграть в лотерею, родиться с генами жизнерадостного характера, жить в обеспеченной семье. Но удовлетворение может возникать только в результате сознательного решения что-то сделать. И в этом вся разница, потому что вы можете считать своей заслугой и брать на себя ответственность лишь за собственные действия».

Дэниел Гилберт, психолог из Гарварда, препарирует нашу психику еще тщательнее в книге «Спотыкаясь о счастье»[56], где он утверждает: «Человек – единственное живое существо, которое думает о будущем». Счастье во многом зависит от мыслей о том, что сделает нас счастливыми в будущем (а не от того, что приносит счастье сейчас). Гилберт показывает, что мы не очень сильны в таком предвидении. Так, большинство из нас думают, что разнообразие – соль жизни. Однако в эксперименте, где испытуемые предполагали, что предпочтут разнообразные закуски, когда доходило до реального поглощения закусок на протяжении нескольких недель, группа без разнообразия сообщала о большем удовлетворении, чем группа с разнообразным столом. «Прекрасное прекраснее всего, когда случается впервые, – объясняет Гилберт, – а от повторения впечатление тускнеет». Проблема отчасти в том, что мы, пытаясь предугадать будущий источник счастья, плохо помним, что приносило нам удовольствие в прошлом. Один мой холостой друг как-то признался: «Наконец-то я провел выходные так, как холостяки проводят каждые выходные в представлении женатых». Память больше похожа на монтажный аппарат, чем на магнитофон, и если мы плохо помним прошлое, то неточно предсказываем и будущее. Дорога к несчастью вымощена ложными воспоминаниями.

Гилберт также с мрачным юмором замечает, что такое привыкание даже к изобилию прекрасного экономисты называют снижением предельной полезности, а семейные пары – жизнью. Но если вы считаете, что смена сексуальных партнеров разнообразит жизнь, вы ошибаетесь: согласно исчерпывающему исследованию, опубликованному в книге «Социальная организация сексуальности» (The Social Organization of Sexuality), в браке люди больше занимаются сексом, чем будучи холостыми… и чаще достигают оргазма. Если говорить точнее, то 40 % моногамных женатых пар занимаются сексом дважды в неделю, а среди одиночек – лишь 25 %; женатые пары с большей вероятностью достигают оргазма во время секса; и практически во всех случаях мужчины, у которых только один партнер, занимаются сексом больше, чем те, у кого партнеров несколько.

Историк Дженнифер Майкл Хект подчеркивает это в книге «Миф о счастье» (The Happiness Myth). В глубокой исторической перспективе она показывает, как сильно исследования счастья зависят от эпохи и культуры. По ее словам, «основные современные представления о том, как быть счастливым, – полная чушь». Возьмем секс. «Если вы один из множества людей, которые в какой-то момент жизни чувствуют себя сексуально ненормальными, подумайте о том, что век назад гетеросексуальная супружеская пара с космополитическими светскими ценностями, имевшая три раза в неделю хороший секс, скорее всего, стыдилась этого и тревожилась». И напротив, «век назад средний мужчина, у которого три года не было секса, мог гордиться своим здоровьем и воздержанием, а женщина радовалась бы десятилетнему воздержанию».

Большинство исследований счастья опираются на самоотчеты, и Хект подчеркивает, что век назад люди, скорее всего, ответили бы на вопросы о счастье совсем иначе, чем сегодня. Применение научных методов к поискам счастья – бальзам на душу человека вроде меня, которого обвиняют в чрезмерном наукообразии. Я прочел множество книг на эту тему, и больше всего информации мне дал исторический анализ: этот экскурс в далекое прошлое приводит к мысли, что многое в данной науке зависит от времени.

Что же, согласно последним сведениям, приносит счастье? Социальные связи (коллеги, друзья, брак), доверие к людям (друзьям, семье, незнакомцам), доверие к обществу (экономике, правосудию, правительству), религия и духовность (молитва, медитация, позитивная психология) и просоциальное поведение (помощь бедным, волонтерство). Что приносит несчастье? Развод, безработица, потеря статуса, депрессия, бедность (как заметил Вуди Аллен, «деньги лучше бедности, хотя бы из финансовых соображений»).

Чтобы понять счастье, нам нужны и история, и наука.

IX. Эволюция и креационизм

63. Постепенное просвещение умов

Лучше всего влиянию креационизма противодействует пропаганда науки, а не низвержение религии

Одно из самых честных и экзистенциально проницательных утверждений, когда-либо сделанных учеными, принадлежит Ричарду Докинзу, который сделал вывод о том, что «наша Вселенная обладает именно такими качествами, какие следовало бы ожидать в том случае, если в ее основе нет никакого замысла или цели, нет ни добра, ни зла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия».

На фоне такой действительности нам не следует удивляться итогам опроса, проведенного Институтом Гэллапа в 2001 г., в котором 45 % американцев согласились с утверждением «Бог создал людей в их нынешнем виде одномоментно в пределах последних 10 000 лет», 37 % предпочли промежуточную идею, что «люди сформировались за миллионы лет из менее развитых форм жизни, но Бог руководил этим процессом», и лишь жалкие 12 % признали стандартную научную теорию, что «люди сформировались за миллионы лет из менее развитых форм жизни, и Бог никак не участвовал в этом процессе».

В случае двух вариантов – «теория сотворения мира» и «теория эволюции», 57 % выбрали сотворение и лишь 33 % – эволюцию (10 % «не определились»). Одно из объяснений этих данных можно найти в результатах дополнительных опросов: лишь 33 % американцев считают, что теория эволюции «подкреплена убедительными фактами», в то время как несколько больше респондентов (39 %) полагают, что она недостаточно обоснована и что «это всего лишь одна из многих теорий». Четверть опрошенных сказали, что не обладают достаточными знаниями для ответа. По существу, проблема заключается в том, что только 34 % респондентов считают себя «хорошо осведомленными» об эволюции.

Такие результаты не могут не тревожить, но истина в науке не определяется демократическим путем. Неважно, 99 % или всего 1 % общества верит в определенную теорию. Она должна подтверждаться или опровергаться фактами, и в науке мало теорий, получивших больше подтверждений, чем теория эволюции. Подавляющее большинство данных в различных областях исследований (геология, палеонтология, зоология, ботаника, сравнительная анатомия, генетика, биогеография и т. п.) независимо друг от друга приводят к одному и тому же выводу: мы имеем дело с эволюционным процессом. Уильям Уэвелл, философ и историк науки XIX в., назвал схождение независимых направлений исследования к единому выводу «непротиворечивостью индукций». Я называю это «схождением доказательств». Впрочем, как бы это ни называлось, именно так доказывается правильность представлений об исторических событиях.

Причина, по которой мы наблюдаем это специфически американское явление отрицания эволюции (двойник отрицания холокоста с использованием той же риторики и приемов спора – для сравнения см. мою книгу «Почему люди верят в странные вещи»), в том, что небольшое, но голосистое меньшинство религиозных фундаменталистов неверно трактует теорию эволюции как вызов их глубоким религиозным убеждениям. Ответ на это недопонимание – нападки на эволюционную теорию. Это не случайность, что практически все непризнающие эволюцию – христиане, которые считают, что без причастности Бога к развитию жизни на Земле исчезает фундамент веры, морали и смысла жизни. Для некоторых, очевидно, научные открытия ставят под удар слишком многое.