Зверь, который во мне живет - Роберт Крайс

Барри Фейн нервно расхаживал по огромной гостиной. Чарльз сидел на диване, наклонившись вперед и опираясь локтями на колени. В руках у него ничего не было. Левая челюсть и почти вся левая щека Чарльза были залеплены пластырем. Нижняя часть лица и шея блестели, словно он намазал их лосьоном для загара. Брови Чарльза исчезли.

— Один день, — сказал он.

Я не стал обращать на него внимания.

— Куда Райс пристроил наркотик?

Барри Фейн продолжал расхаживать по комнате.

— Послушай, — сказал он, — я спрашивал у всех, кто мог иметь хоть какое-то отношение к кокаину. Что еще я мог сделать?

Джонатан отошел от меня и сел на ручку кресла рядом с Чарльзом. Он потер плечи Чарльза, после чего начал опускать руку, прячась за его спиной. Я вытащил пистолет и навел на мохнатый живот Барри.

— Я его пристрелю, Барри. А потом тебя.

Барри вцепился себе в волосы.

— Иисус Христос, Джонатан, отойди. Дерьмо!

Джонатан переместился к бару. Я предложил Чарльзу встать рядом с ним, а как только он встал, сразу же увидел рукоять пистолета, торчащую из-под подушки.

— Иисус гребаный Христос, я не знаю! — взвыл Барри. Он схватил подушку с дивана и швырнул ее в них. — Вы, засранцы, хотите, чтобы меня убили!

Джонатан и Чарльз выглядели мрачными и злобными, точно пара психопатов из четвертого класса, которых поймали с поличным, когда они втыкали булавки в щенка.

Я вновь навел пистолет на Барри.

— Ты спрашивал всех, кого знаешь, — напомнил я ему.

Он вновь принялся ходить по комнате, закатывая глаза и пытаясь вспомнить, что хотел сказать. Десять часов утра, а он уже очутился в другой вселенной.

— Да, верно. Послушай, тебе нужно отнестись к этому делу разумно. Я звонил в разные места. Я задавал вопросы. Целый вечер — и, поверь мне, я знаком со всеми, кого знал Гэррет Райс. Они сказали: Гэррет нам не звонил. И ничего не пытался задвинуть.

Я покачал головой.

— Нет, Барри, ты совсем не то говоришь. Ты должен рассказать, кому и когда Райс продал кокаин.

Я опустил дуло пистолета, направив его в пах Барри, а потом вновь прицелился ему в лоб.

Он стал извиваться, словно ему нужно было срочно помочиться.

— Клянусь богом. Я звонил, я спрашивал. Райс ничего не пытался толкануть.

Я задумался. Джонатан и Чарльз мрачно смотрели на меня. Барри метался по комнате. Боже мой, а что, если у Гэррета Райса вовсе не было кокаина? Что, если с самого начала наркотик украл Эскимос, чтобы обеспечить себе спокойную старость, или один из гостей-итальянцев, о которых мне рассказала Кимберли Марш. Или вор-домушник, случайно оказавшийся рядом. Я перестал дышать, а потом втянул в себя воздух, используя живот, задержал его в себе, а затем медленно выдохнул. Напряжение и расслабление. Я стал думать о Перри Лэнге; все остальное начало постепенно уходить все дальше и распадаться на части, возможно, вместе с Перри, Эллен и двумя девочками.

— Ты спрашивал о двух килограммах кокаина высокой степени очистки, вдруг он всплыл у кого-то еще?

— Да. Конечно.

— Рассказывай.

— Один мой знакомый сказал, что его друг хочет продать немного дури. Ну, знаешь, как это бывает — позвонить, узнать цену и все такое.

— Что и когда?

— Полтора килограмма. Он сказал, что товар чистый на девяносто девять процентов. Сказал, что один парень звонил ему три или четыре дня назад, ну… знаешь, как я говорил, узнать цену и все такое.

— Кто продавец?

— Парня зовут Ларсон Фиск.

Замечательно. Ларсон Фиск.

— Кто, черт возьми, этот Ларсон Фиск?

По лицу Барри промелькнуло нетерпение.

— Актер. Ты наверняка видел его миллион раз. Он снимается в мыле, которое показывают днем. Я кое-что ему продавал. Иди сюда.

Не обращая внимания на Джонатана и Чарльза, Барри подскочил к бару и снял с полки «Справочник актеров».

— У меня полно клиентов, — заявил Барри. — Дерьмо, они все время шутят, что у меня должна быть своя звезда на бульваре Голливуд. Кто знает, может быть, такой день настанет?

Он показал мне Ларсона Фиска. Конечно, я его видел. Ларсоном Фиском оказался Ларри, дружок Кимберли Марш.

32

Дом за «Юниверсал» был пустым, но не брошенным. Маленький красный 914-й исчез, но мятая рубашка валялась на полу, а на столе в столовой лежали погремушки Карла-младшего. В ванной все еще горел свет. Я оставил машину подальше от дома, а потом вернулся, вскрыл замок на входной двери и вошел. Затем с пистолетом наготове быстро прошелся по комнатам — а вдруг кокаин лежит где-то на виду. Однако мне не удалось найти ничего интересного.

Я обыскал заднюю комнату и перешел в маленькую ванную, когда снизу послышался стук захлопывающейся двери автомобиля и высокий женский смех.

Кимберли Марш и Ларсон Фиск поднимались по лестнице. Она была в шортах и мятой кремовой рубашке «сафари» с закатанными рукавами и завязанной под грудью, сандалии Кимберли держала в руках. Очень сексуально. Фиск был в синих спортивных шортах, потрепанных кроссовках «Адидас» и черной майке. Он нес в руках две сумки с покупками и улыбался. Кимберли тоже улыбалась.

Я вернулся в переднюю часть дома, вытащил пистолет и спрятался в маленькой гардеробной, которая находилась сразу за входной дверью, как раз в тот момент, когда они вставили в замок ключ. Дверь открылась, и вошла Кимберли Марш, за ней последовал Ларсон Фиск. Когда они поравнялись со мной, я распахнул дверь, сделал один шаг вперед и изо всех сил ударил Ларсона Фиска ногой по внешней стороне левого колена. Именно левое колено было покрыто множеством шрамов.

Послышался влажный треск, похожий на тот, который раздается, когда разделываешь курицу. Ларри взвыл и рухнул на пол, уронив сумки с покупками. Разбилось что-то стеклянное, и на ближайшей ко мне сумке появилось большое пятно. По полу покатились апельсины и яблоки пепин. Одно даже добралось до столовой. Кимберли Марш разинула рот и обернулась, чтобы посмотреть на Ларри, и увидела меня. Ларри сидел на полу, раскачиваясь из стороны в сторону и крепко вцепившись в левую ногу, его лицо стало пурпурным.

Он назвал меня сукиным сыном.

Я махнул в его сторону пистолетом.

— Брось, Ларри. Сукин сын всадил бы тебе пулю за правое ухо. А теперь ты сможешь похвастаться еще одним шрамом.

Он закрыл глаза, тихонько повторяя:

— Сукин сын, сукин сын. — Казалось, он придумал новую мантру.

— Вот видишь, — сказала Кимберли, — некоторых людей очень трудно удовлетворить.

Она отступала назад до тех пор, пока не уперлась спиной в полки. Большой зеленый аквариум с мертвой рыбой находился справа от нее. И почему блондинкам так идет зеленый цвет?

Она не казалась особенно напуганной.

— Что ты делаешь? — спросила Кимберли.

— Убрал с дороги Ларри. Конечно, он глуп, но достаточно силен. И полон злобы. — Я улыбнулся ей.

— Мне больно! — сказал Ларри.

Кимберли расслабилась. Она даже не посмотрела в сторону Ларри, но ее плечи слегка опустились, а руки вытянулись вдоль тела, и она больше не стискивала зубы. Я представил себе окошко на ее лбу, за которым, тихонько поскрипывая, поворачивались маленькие колесики и шестеренки. Моя улыбка стала еще шире. Она улыбнулась в ответ.

— Тебе удалось узнать, что случилось с Мортом?

— Угу.

— Слава богу. Теперь я могу вернуться в свою квартиру?

— Нет. Не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы ты отдала мне кокаин.

Глаза Кимберли невероятно расширились. Но она продолжала молча стоять. Колесики завертелись быстрее. Скрип стал громче. Я подумал о самых ужасных вещах.

Я слегка помахал пистолетом. Перестал улыбаться.

— Домми хочет получить свою наркоту обратно, Кимберли.

Она оглядела Ларри, но потом уставилась на меня.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Я взвел курок и прицелился в Ларри.

— Она не понимает, Ларри. — Он смотрел на дуло пистолета, продолжая сжимать левое колено, — Она увидела порошок, лежавший у Дюрана без всякого присмотра, верно? И сказала: послушай, было бы здорово прихватить эту дурь и поиметь этого дурика. Вот только у нее не было никакой возможности вынести два килограмма кокаина из дома. Тогда она нашла телефон и позвонила тебе. Так ты ввязался в эту историю. Она открыла окно, сказала тебе, где лежит порошок, а ты незаметно пробрался в дом. Рискованно, Ларри. Для этого нужно мужество, ведь в доме было полно головорезов Дюрана. Но ты все это проделал, а теперь я навел на тебя пистолет, только вот она не понимает, о чем я говорю.

Кимберли тряхнула головой, чтобы волосы не падали на глаза, и улыбнулась мне так, словно я только что сказал ей, какие чувственные у нее пальцы ног.

— Это глупо. — Она отошла от полок, склонила голову набок, втянула в себя живот, слегка качнула бедрами — все это она видела множество раз в кино.